«Мать никогда не простила мне часа моего непрошеного появления на свет»

Она росла, словно дичок, без родительской любви. На детских фотографиях — нарядное платьице, дорогая кукла и…. хмурый, напряженный, недоверчивый взгляд. Драматические испытания преследовали будущую княгиню Тенишеву, начиная с самого момента ее появления на свет.

Некоторым людям, в частности ее матери, лучше было бы вовсе не иметь детей. Родилась Мария, по-домашнему Маня, в Петербурге 20 мая 1858 года. Ее рождение было окутано тайной. Девочка была незаконнорожденной.

О своем детстве Мария не любила вспоминать и рассказала только много лет спустя. Потому что это было стыдно, неловко. Так не бывает в нормальных семьях. Люди не должны вычеркивать из своей жизни близких.

К удивлению юной Мани, ее отчество и фамилия оказались ненастоящими. До шестнадцати лет она росла в полной уверенности, что зовут ее Мария Морицовна фон Дезен, и, лишь выходя замуж, выяснила: она Мария Клавдиевна Пятковская.

Кем был этот таинственный Клавдий Стефанович Пятковский, Маня так никогда и не узнала. Был ли он ее отцом? Или из великодушия женился на ее беременной от другого матери?

Ее мать, холодная и равнодушная красавица Мария Александровна, не посчитала нужным обсуждать свое прошлое с нелюбимой дочерью. «Дитя греха» не давало ей вычеркнуть из памяти то, о чем она предпочитала поскорее забыть.

Мориц Петрович фон Дезен был отчимом Манечки, вторым мужем матери. Он был неплохим человеком и искренне привязался к Мане, считавшей его отцом. Семья была не из бедных, фон Дезены располагали имением в Новгородской области и собственными домами в Москве и Петербурге. Мария ни в чем не нуждалась, но была полностью предоставлена самой себе.

В доме было много картин, которые девочка любила рассматривать. Натюрморты с битой птицей и рыбой с мертвыми глазами пугали девочку, но были и портреты, и жизнерадостные пейзажи, волновавшие ее душу. В своих воспоминаниях она написала: «Я была одинока, заброшена. Когда в доме все затихало, я неслышно, на цыпочках пробиралась в гостиную, оставив туфли за дверью. Там мои друзья-картины….

Я думала: как это может человек сделать так, как будто все, что я вижу, — настоящее, живое? Какой это должен быть человек, хороший, умный, совсем особенный? Как бы мне хотелось такого знать… Этих хороших, умных людей называют художниками. Они, должно быть, лучше, добрее других людей, у них, наверное, сердце чище, душа благороднее?..»

Она сама пыталась рисовать, но никогда не была довольна тем, как у нее это получалось. Мориц относился к своей падчерице значительно мягче, чем супруга, жалел Маню, но только чтобы жена не видела. Фон Дезен был подкаблучником, «бессловесным», по мнению Марии Клавдиевны, и слабохарактерным.

Тем не менее именно он привил девочке вкус к чтению, и Маня благодаря этому зачитывалась сочинениями Фомы Кемпийского и Гете. О Фоме Кемпийском и его труде «О подражании Христу» Мария позднее скажет: «Всем, что созрело во мне положительного, я обязана исключительно этой книге и самой себе».

Скрытная, настороженная, ранимая девочка, Маня все детство страдала от пренебрежения и строгости матери. Та окружала себя приживалками, а родную дочь игнорировала и ни разу не приласкала. Однажды девочка услышала как шепталась прислуга:

— У девчонки-то господской настоящий отец знаешь кто?

— Кто?

— Князь В… Он однажды тайком увез Маню и отдал своей тетке, графине Р… Девочка там долго жила, пока ее мать не нашла и не отняла.

— Ох…

Да, гулял еще по округе и такой слух: отцом малышки был не кто иной, как государь-император Александр II. В детстве Маня слышала подобные намеки от подруг и даже от чужих людей, но не могла прочесть за ними правды.

«Я боялась матери, трепетала перед ней. Ее черные глаза леденили меня… Мне было жутко…», — напишет Мария Тенишева в мемуарах много лет спустя. Девочка жестоко страдала, оттого что не не любят и ощущала себя не такой, как все дети. Нянек она видела куда чаще, чем свою родную мать, и часто ощущала себя одинокой. Единственной «подругой» девочки была кукла.

«У меня есть друг: кукла Катя, которой поверяются на ухо все тайны. Иногда я бью ее, но тут же со слезами целую, прошу прощения. Все говорят: Катя страшная, волос почти нет, нос подбит. Я не верю, это невозможно. Катя для меня красавица! Кроме Кати, у меня много нарядных кукол, тех я не люблю. Раз с одной из них я вышла в сад, а там бабы метут аллеи.

«Ах, барышня, какая у тебя цаца… Подари ее мне». Я отдала. Другая баба пристала: «Дай ты и мне тоже цацочку». Я сбегала за другой, и так пока всех не отдала конечно, кроме Кати.

Вечером, ложась, я должна прибирать игрушки - гувернантка заставляет. Хватились - кукол нет. Допрос… Гувернантка повела к матери. Мать очень рассердилась, высекла», — из воспоминаний Марии.

Обучали Маню поначалу дома, как было принято в состоятельных семействах. Обучением девочки занималась гувернантка Софья Павловна, особа неприятная и требовательная.

Мария была очень музыкальна, имела прекрасный слух и способности к пению, но Софья Павловна «безжалостно вконец» убивала в ней охоту к занятиям «своим бездушным преподаванием». Но ученическому рвению гадкого утенка не было предела.

Приходящей учительнице сольфеджио со временем удалось вернуть Мане интерес к пению, она уверяла, что у девочки будет великолепный голос. Марию частенько заставляли петь при гостях: как правило, она исполняла романсы, грустные, не по возрасту.

«Меня влечет куда-то… До боли хочется в чем-то проявить себя, посвятить себя всю какому-нибудь благородному делу. Я хотела бы быть богатой, очень богатой для того, чтобы создать что-нибудь для пользы человечества.

Мне кажется, я дала бы свои средства на крупное дело по образованию народа, создала бы что-нибудь полезное, прочное», — такие слова записывает в своем дневнике юная Мария.

Когда Маня подросла и превратилась в весьма хорошенькую барышню, мать поспешила сбыть дочку с рук и нашла «достойную», по ее мнению, партию — молодого юриста Рафаила Николаевича Николаева. Радостная, она делилась с мужем:

— Хорошо, что Маня выходит замуж. Мы с ней прожили всю жизнь как курица с утенком.

Дочь между тем мечтала объясниться, простить и даже полюбить свою мать, но, как писала сама Мария: «Все эти порывы остались и замерли во мне. Ей они были не нужны… Как могла она нуждаться в моем прощении, когда она сама никогда не простила мне часа моего непрошеного появления на свет. Не мне было прощать. Между нами осталась навек зияющая пропасть».

Жениху Мани было двадцать три года и он был весьма хорош собой — светловолосый и статный. До свадьбы они виделись всего несколько раз, после чего он сделал девушке предложение.

Мария не имела понятия, что такое любовь и желала лишь одного — как можно скорее покинуть дом матери. Брак с Николаевым был для Мани единственной надеждой на лучшую жизнь.

Рафаил показался ей хорошим и порядочным человеком. Главным для Марии было «сознание, что он причина перемены моей жизни, что замужество является символом свободы и что прошлое кончено навсегда».

Накануне венчания, в 1876 году, в большом доме фон Дезенов собрались обе семьи, принесли необходимые бумаги, свидетельства, и вот тогда-то и открылась тайна, тщательно оберегаемая много лет. Впервые в жизни девушка подписывала официальные бумаги чужим именем: Мария Клавдиевна Пятковская. Это было больно и стыдно…

В 1877 году у молодых супругов родилась дочь, которую назвали в честь матери — Мария. Брак с Рафаилом не сложился. Маня назвала свой союз с Николаевым «душной скорлупой», ведь «все было так серо, обыденно, бессодержательно».

Муж был равнодушен ко всему на свете, кроме азартных игр. После очередного проигрыша он часами лежал на диване в привычном бездействии, безразличный ко всему на свете. Пока молодая мать нянчила ребенка, стремясь окружить ее тем, чего сама была лишена в детстве, муж допоздна пропадал в игорных заведениях, просаживая в карты приданое жены.

«Это был больной человек; больной духом и волей. Таким людям чужды все человеческие страсти, им не нужна ни любовь женщины, ни карьера, ничего. Вне игры они томятся, прозябают.

Я поняла свое горе. Сколько раз я умоляла мужа исправиться, побороть себя. Брала с него слово, и сколько раз он давал мне это слово, даже клялся, со слезами просил прощения, целуя мои руки…», — из воспоминаний Марии.

Спустя пять лет после свадьбы Мария поняла: так больше продолжаться не может. Она продала кое-что из украшений и мебели. На вырученные деньги вместе с дочерью и служанкой Лизой уехала в Париж, где начала обучение вокалу у Матильды Маркези. Этот поступок был совершенно немыслимым для благородной дамы конца XIX века.

Голосом Марии восхищались знатоки оперы, самые известные театры открывали перед ней свои двери. В тот самый миг, когда она ступила на театральные подмостки, вдохнула пыльный запах кулис, сердце ее словно оборвалось и унеслось в неведомые дали.

Нелюбимая дочка? Закомплексованная девочка? Нежеланная для мужа женщина? Нет, в этот миг никому в зале не было дела до того, кто она на самом деле.

В школе Маркези Мария Клавдиевна познакомилась с Антоном Рубинштейном и Шарлем Гуно, затем с русской актрисой Марией Савиной и писателем Иваном Тургеневым. Говорили, что Тургенев выслушал рассказ молодой и тогда еще мало кому известной Марии о ее детстве и юности, то с грустью вздохнул: «Жаль, что я болен и раньше вас не знал. Какую бы интересную повесть я написал…»

В это же время художник Константин Маковский напишет ее портрет. В Париже Мария берет уроки рисования в Лувре у художника Габриэля Жильбе. Ее голос (меццо-сопрано) находили прелестным, но безденежье вынудило ее вернуться домой, в Москву.

Молодая певица с успехом выступала на сцене, исполняя арии и романсы. Сцена помогла преодолеть робость, смущение, страх. Но Рафаил презрительно отзывался о творческих успехах жены: «Не позволю, чтобы мое имя афиши трепали по заборам!»

Муж-юрист отобрал у Мани дочь, поместив ее в закрытое учебное заведение, и В 1885 году Мария Клавдиевна и Рафаил Николаевич развелись.

«Маню по требованию мужа пришлось-таки отдать в институт, к моему великому неудовольствию. Муж, к счастью для него, наконец, немного образумился и принял место юрисконсульта у Нобеля и часто по делам уезжал в Баку. Мы с ним не встречались.

В его отсутствие я виделась с дочерью, но из года в год наши отношения с ней, к моему великому горю, делались все холодней. Видимо, на девочку кто-то влиял, и не в мою пользу. Бывало, приеду к ней в приемный час, она выходит ко мне неприветливая, надутая. Разговор наш не клеится – холодом так и веет. Сердце сжималось у меня от этих встреч.

Я не решалась смущать детскую душу, заставлять ее быть судьей наших отношений с ее отцом, становиться между нами. Считала нечестным осуждать, восстановлять ребенка против отца, отнимать иллюзии о нем.

К несчастью, он думал иначе и, по-видимому, давно уже вливал яд в сердце моей дочери против меня. Эти преступные действия с его стороны принесли пышные плоды и причинили мне в свое время много горя…»

Дочь постепенно отдалилась от матери, так и не простив ей того, что Мария решила уйти из семьи во имя самореализации. В сложные времена на помощь пришла подруга Марии — Екатерина Святополк-Четвертинская, пригласившая ее в свое родовое поместье Талашкино. С тех пор жизнь Марии круто изменилась и судьба ей улыбнулась.

Мария Клавдиевна в Талашкино познакомилась с соседом Екатерины — князем Вячеславом Николаевичем Тенишевым, выпускником Петербургского университета, крупным промышленником и меценатом.

На дружеской вечеринке она по обыкновению пела для гостей, а аккомпанировать на виолончели стал Тенишев. Восхищенный, не отходил от нее целый вечер, а на следующий день прислал Марии огромную корзину ландышей.

Тенишев был покорен разносторонней и незаурядной личностью молодой женщины, и вскоре сделал ей предложение. Родственники Тенишева были категорически против его брака с «разведенкой», «неудавшейся певицей» и «бесприданницей».

Несмотря на это, 48-летний Тенишев и 34-летняя Мария обвенчаются в 1892 году, и ровно с этого дня жизнь Мани начнется с нового листа.

В своих воспоминаниях она подробно описывала свадебное путешествие, в которое молодожены отправились на личном пароходе Тенишева под названием «Благодать».

Вместе с супругом княгиня переехала в Бежецк, где у Тенишева был крупный завод. Мария Клавдиевна стала попечителем местной школы, затем основала еще несколько школ, организовала общественную столовую и театр, ремесленные училища для детей рабочих.

Благодаря финансовой поддержке супруга Тенишева открыла художественную студию в Петербурге и рисовальную школу в Смоленске, собрала богатейшие коллекции графики и русской старины.

Тенишева превратила имение Талашкино в Смоленской губернии, подаренное ей мужем, в настоящий рай для художников, создав для них все условия: постоянное жалование, преподавание живописи и полная свобода творчества. На протяжении четверти века Талашкино являлось крупным художественным центром России, наравне с Абрамцевом.

Позже семья переехала в Санкт-Петербург, где в доме Тенишевых был организован музыкальный салон, в котором бывали известные композиторы. Тенишева видела свою «роль в том, чтобы поощрять таланты». Мария была одной из первых, кто распознал гениальность художника Михаила Врубеля, и поддерживала его.

Мария Клавдиевна оказывала материальную поддержку Льву Баксту, оказавшемуся за границей в бедственном положении. «Я дошел до последней крайности и даже распродал часть моей одежды и с горечью думаю, что придется уехать, ибо платить за натурщика я не в состоянии», — писал Бакст Тенишевой.

Помощь от княгини пришла незамедлительно. Вскоре она стала издателем и учредителем знаменитого журнала «Мир искусства».

Заветной мечтой Тенишевой было эмалевое дело, в котором ее ожидал огромный успех. Мария оказалась талантливой художницей-эмальером и позже защитила в Москве диссертацию, посвященной искусству эмалей .

Труды Марии Клавдиевны были оценены по достоинству и во Франции она была избрана действительным членом Общества изящных искусств в Париже и членом Союза декоративно-прикладного искусства в Париже.

После выставки своих работ в Риме Тенишева получила Почетный диплом от итальянского Министерства народного просвещения и была избрана почетным членом Римского археологического общества.

Ее приглашали возглавить в Московском археологическом институте кафедру по истории эмальерного дела.

Весной 1903 года умер муж Тенишевой от болезни сердца. В том же году у Марии Клавдиевны родилась внучка Оля.

Тенишева восстановила пошатнувшиеся отношения с дочерью. Как ни странно, дочь повторила судьбу матери. Мария-младшая вышла замуж за барона Ивана Людвиговича Остен-Сакена, оказавшимся заядлым игроком и мотом. Барон промотал состояние, залез в долги, заложил дом своей жены на Английской набережной.

Его пагубное увлечение привело к залогу дома на 37,5 лет под 100 000 рублей весной 1906 года. Это не остудило пыл Ивана Людвиговича, который копил долги и в дальнейшем. В конце концов 37-летний барон покончил с жизнью в заложенном доме 23 марта 1909 года, оставив жену с шестилетней дочерью Ольгой. Мария-младшая и Ольга подолгу жили в Талашкино.

После смерти мужа Мария Клавдиевна самостоятельно распоряжалась оставшимся ей в наследство огромным капиталом.

Ее страстью была русская старина. Тенишевой будет собрана самая крупная коллекция древнерусского прикладного искусства, насчитывавшая более 10 000 уникальных предметов.

В 1905 году Мария Клавдиевна передаст уникальную коллекцию филиалу Московского археологического общества в Смоленске, построив для музея большое здание. В 1906 она помогла Сергею Дягилеву в устройстве Выставки русского искусства на «Осеннем салоне» в Париже.

С началом Первой мировой войны в Смоленске Тенишева открывает лазарет для раненых, где работает сама. Для перевозки раненых Мария передает в лазарет свой автомобиль. 20 ноября лазарет Тенишевой посещает Николай II.

Она вспоминала: «Оставшись им очень доволен, он благодарил меня, милостиво обласкал и наградил медалями моих раненых». Военные невзгоды, невозможность спокойной жизни вносят разлад в душу Тенишевой.

В воздухе витают новые перемены. «Теперь осталось всего лишь 5 часов до конца этого злосчастного года. Что-то нам сулит 1917 год?», — оставляет запись в дневнике Мария Тенишева.

«До чего мы дожили! Религия поругана, духовенство запугано, ум, способности людей обесценены, отброшены, как ненужный хлам, и на поверхность всплывают одни авантюристы за другими…»

26 марта 1919 года Тенишева вместе с близкой подругой Екатериной Святополк-Четвертинской и горничной Лизой покинула Россию навсегда и уехала через Крым во Францию.

Написанные в эмиграции и опубликованные в Париже уже после ее смерти воспоминания княгини Тенишевой — «Впечатления моей жизни. Воспоминания» охватывают период с конца 1860-х до новогодней ночи 1917 года.

Тенишева поселилась в городке Вокрессон недалеко от Парижа, продолжая работать, то есть заниматься своей эмалью. Друзья назвали это местечко «Малое Талашкино», а около княгини опять образовался круг художников и музыкантов, и все они были удивительны и талантливы, но это все было совсем не то, и не так, как в России. Это был другой мир, и чужая во многом была стихия.

Тенишева скончалась 14 апреля 1928 году в парижском пригороде Сен-Клу. В некрологе, посвященном Марии Клавдиевне, Иван Билибин писал: «Всю свою жизнь она посвятила родному русскому искусству, для которого сделала бесконечно много». Добрая память о меценате и собранная коллекция произведений искусства остались на родине.

Оцените статью
«Мать никогда не простила мне часа моего непрошеного появления на свет»
«Будь у Кларка хоть на дюйм меньше, он был бы королевой Голливуда». Кэрол Ломбард: разбившееся счастье