Российская пресса окрестила его «Синей Бородой». Обаятельный мошенник женился на состоятельных невестах, а потом хоронил… Но не их, а самого себя. В отличие от сказочного злодея, реальный проходимец не лишал жизни несчастных женщин, а только разбивал им сердца.
110 лет назад, в феврале 1913 года в Санкт-Петербурге состоялся суд над шайкой необычных аферистов. На скамье трое подсудимых. Главарь – некий Александр Пулавский, по словам журналистов «человек незаурядного ума и необыкновенного обаяния». Вместе с ним его родной брат и его сожительница.
Фотографии героев нашей истории не сохранились. В качестве иллюстраций к статье приведены семейные портреты неизвестных россиян начала XX века.
История началась несколько лет назад. Служащий Закавказской железной дороги Пулавский был приговорен Тифлисским судом за растрату и мошенничество к двум месяцам тюремного заключения. Но из-под стражи бежал и начал свое путешествие по крупным городам Российской империи.
Легализоваться беглецам в царской России не составляло труда, чем активно пользовались всевозможные революционеры. Паспорт российского гражданина не содержал фотографию. Достаточно было выкупить настоящий документ у какого-нибудь пьянчужки. Главное чтобы бывший владелец не заявил об утере документа, не скончался и не попал в полицию.
Под новой фамилией беглый арестант Пулавский женился на богатой вдове. А потом взял ее фамилию и поменял чужой паспорт на новый, уже свой собственный. Цель у мошенника была одна – завладеть деньгами своей жены.
Но скоропостижная кончина супруги, а потом вступление в наследство, или просто бегство мужа с фамильными драгоценностями, немедленно привлечет внимание полиции, а там чего доброго, докопаются и до истинной личности брачного афериста. Пулавский решил поступить наоборот – похоронить не жену, а себя.
С новым документом он страховал себя любимого на приличную сумму. Но в качестве выгодоприобретателя указывал не вдову (которая даже не подозревала о наличии страхового полиса), а своего родного брата или сожительницу, проживавших в Санкт-Петербурге. Пока сам Пулавский ублажал супругу, его сообщники подкупали служителей моргов и ждали удобного случая.
Однажды в разгар медового месяца новоявленный муж сообщал супруге о внезапно возникших делах в столице. Брал у дражайшей половины в долг приличную (но не критическую для общего финансового состояния мадам) сумму и срочно уезжал в Санкт-Петербург. Откуда через несколько дней приходила телеграмма о его кончине в результате несчастного случая.
Как только в местном морге появлялся свежий неопознанный, но не криминальный труп (например, утопленник), с телосложением и возрастом хотя бы отдаленно похожим на Пулавского, сообщники переодевали его в вещи своего главаря и подсовывали ему новый паспорт.
Пока заплаканная вдова прибывала в Санкт-Петербург, ее благоверного уже успевали похоронить. Ей оставалось забрать одежду и часы бедного супруга, да несколько смятых купюр – все что осталось от нескольких выделенных ему тысяч. Но разве можно в такой момент горевать о пропавших деньгах? Причем не самых больших…
Если вдова не желала мчаться в столицу, то гроб с мужем прибывал в город к несчастной женщине через 3-4 недели с категорическим запретом вскрывать крышку.
В итоге получался покойник со свежей могилой на кладбище и с самым настоящим документом — свидетельством о смерти. А через некоторое время брат или сожительница Пулавского приходили в страховую контору и вполне легально получали выплату за какого-нибудь Иванова из Самары или Петрова из Ростова-на-Дону.
Воскресший Александр Пулавский тем временем направлялся в другой город и проворачивал операцию по-новому.
Друзья! Поддержите автора — просто поставьте лайк! Заранее спасибо!
Доказать смогли 8 случаев. Идеальное преступление имело только один изъян — брат и сожительница беглого арестанта Пулавского, жители Санкт-Петербурга, стали часто получать страховые выплаты за совершенно посторонних людей из разных городов. Службы безопасности страховых компаний (или как они тогда назывались) заинтересовались сомнительными счастливчиками.
Суд приговорил Александра Пулавского к 8 годам каторжных работ – весьма существенному наказанию по тем временам. Столько давали душегубам на бытовой почве. Его сообщники отделались мизерными сроками заключения.
И можно только представить, что чувствовали восемь вдов, когда узнали о «воскрешении» своих похороненных супругов.
