Ему было почти двадцать пять. Молодой француз, красавец-романтик с медальным профилем, пронзительным и дерзким взглядом черных глаз, оказавшийся в Санкт-Петербурге, был хорош собой и знатен. Герцог Арман Эммануэль де Ришелье, потомок знаменитого кардинала Ришелье, отправился в Россию в августе 1791 года.
В восемнадцать лет Ришелье был назначен поручиком драгунского полка, рвался в бой и хотел доказать свою храбрость на деле, но, к его большому огорчению, в ту пору Французское королевство как раз ни с кем и не воевало.
Зато шла русско-турецкая война, и храбрый поручик решил воевать на стороне русских, о чем просил разрешения у короля Франции и в чем ему было отказано. Людовик не желал проливать кровь французской знати в чужих войнах. Юноша на несколько лет стал скучающим завсегдатаем Версаля. А потом грянула революция, и Арман Эммануэль, вынужденный покинуть Францию, отправляется в путь по Европе.
Оказавшись в Вене, герцог узнал о предстоящей битве русских войск за Измаил и просит у светлейшего князя Григория Потемкина принять его в русскую армию. Просьба его была удовлетворена, и он всегда гордился тем, что воевал под командованием самого легендарного Суворова.
Вернувшись во Францию, чтобы навестить тяжело заболевшего отца, Ришелье понял, что Париж становился местом опасным для аристократа.
Благополучно миновав парижскую заставу (рядом с солдатами стояли бдительные патриоты во фригийских колпаках с трехцветными кокардами — но его паспорт был выправлен по всем правилам), он ехал через взбудораженные деревни и городки, мимо только что посаженных «деревьев свободы» и сожженных замков.
Бьют барабаны, ораторы произносят пламенные речи, а карета герцога катится быстрее. И с каждым днем становится все дальше революционный бедлам с разрушенной Бастилией и плененным королем.
Ришелье пересекает Германию и, проклиная ужасные дороги, въезжает в Польшу. Ест бигос, пьет водку и оказывается в Российской Империи. Неделя чудовищной тряски — и перед ним уже беспокойная Нева, гранитные бастионы Петропавловской крепости, светлая лепнина Зимнего дворца.
На другой день, следуя за дворцовым скороходом в красном камзоле, он поднимается по широкой мраморной лестнице, проходит анфиладу роскошных раззолоченых комнат и склоняется перед немолодой приветливой дамой.
Императрица Екатерина II протягивает блестящему молодому офицеру руку для поцелуя — и начинается первая глава российской эпопеи герцога де Ришелье. Из монарших покоев он выходит подполковником русской службы и приближенным государыни, которая приглашает его бывать у нее запросто.
Вечером на малом собрании Ришелье должен составить ей партию в рокамболь — по полуимпериалу за фишку. Придворные ему кланяются, а светловолосая молодая дама с прозрачными зелеными глазами и мушкой на щеке улыбается одними уголками губ и словно нечаянно роняет платок.
Ришелье подхватывает его на лету и с поклоном возвращает хозяйке. Та слегка приседает, опустив глаза. Однако герцог видит, что дама сквозь ресницы рассматривает его заинтересованно и лукаво.
— Не будучи представленным вам, я все же осмелюсь…
— Осмельтесь, сударь.
Они проговорили дольше, чем дозволяли приличия, — Ришелье узнал, что даму зовут Анна Павловна Z (ее фамилию герцог никогда не называл), что она недавно овдовела и принимает после полудня. Через день он наведался на Малую Морскую, в большой особняк елизаветинской эпохи.
Лакей провел его к госпоже, невзрачная приживалка вежливо пискнула и выскользнула за дверь, а на губах у белокурой дамы заиграла русалочья улыбка. Анна Павловна предложила ему присесть к низенькому столику и сама налила кофе.
Хозяйка лучилась любезностью, однако к концу разговора Ришелье был почти испуган: казалось, собеседница знает о нем решительно все. Во всяком случае, она была прекрасно осведомлена о его происхождении, карьере и родственниках. По крайней мере недавние измаильские приключения герцога де Ришелье проницательная Анна Павловна описала очень точно.
…Ложечки позвякивали о тончайший мейсенский фарфор, громко тикали бронзовые часы с целящимся прямо в герцога толстым купидоном. Хозяйка поинтересовалась:
— Верно ли, что ваш дед, старый маршал Ришелье, вышвырнул в окно сто луидоров, поскольку ваша бережливость вывела его из себя? И правда ли, мой дорогой гость, что вы в 19 лет стали первым камергером короля?
Арман кивнул утвердительно и отставил изящную чашку кофе. Анна Павловна засыпала его вопросами:
— А правда ли, что в Измаил вы примчались прямо из Вены, с дипломатического обеда, едва услышав от русского посла о готовящемся штурме? Неужели вы в родстве с австрийским императорским домом?
— Все верно. Так оно и было.
— А что стало со спасенной вами прелестной турчанкой?
Последний вопрос заставил Армана покраснеть.
— Я действительно услышал о штурме от русского курьера и захотел испытать свою шпагу в деле. Что касается моего родства с австрийским императорским домом… Да, мы в родстве с Габсбургами через князей де Линей. А турчанка… Увы, она от меня отстала, и, думаю вряд ли ей удалось пережить эту ночь.
Ришелье скромно умолчал о том, что 21 марта 1791 года он был удостоен ордена Святого Георгия 4-го класса «За отличную храбрость, оказанную при штурме крепости Измаила, с истреблением бывшей там армии» и именного оружия «За храбрость».
Потом хозяйка провела герцога по парадным залам: старинные печи в пестрых изразцах, галерея фамильных портретов: пожилой суровый господин в зеленом мундире… Анна вздохнула:
— Мой супруг скончался три года назад.
Они остановились перед портретом светлейшего князя Потемкина, опиравшегося на увитую лентами трость. Удивлению герцога не было предела, а хозяйка особняка пояснила:
— Мы со светлейшим в родстве. По-русски это называется «седьмая вода на киселе», но ему нравится, когда я его величаю «дядюшкой».
О том, что такое «кисель», герцог узнал гораздо позднее. За портретной галереей располагалась спальня и там, у большой кровати с балдахином Анна Павловна улыбнулась особенно лукаво.
…Из дома на Малой Морской Ришелье ушел под вечер: сегодня он был вновь приглашен к государыне. Анна Павловна проводила его до дверей опочивальни, перешагнув через лежащее на полу платье. Чтобы поцеловать Ришелье в губы, ей пришлось привстать на цыпочки, и герцог забыл спросить, откуда она, собственно так много о нем знает. На прощание Анна прошептала:
— Знаете… Государыня вас называет «замечательным юношей». Да-да, так она и сказала! И возлагает на вас большие надежды.
В восемь вечера Ришелье проводили в один из залов Эрмитажа: там уже сидели одетая в широкое нарядное платье императрица, Платон Зубов, графы Разумовский, Чернышов, Орлов и Строганов, австрийский посланник. Перед каждым высилась горка монет.
Герцог слегка растерялся. Позволить себе большую игру он не мог. После штурма Измаила, вернувшись в Париж, чтобы похоронить отца, Арман обнаружил, что нищ. Куда улетучилось состояние, несколько лет назад приносившее пятьсот тысяч ливров годового дохода, Ришелье не понимал. Но этим вечером ему везло, и вот он уже может позволить себе небольшой проигрыш.
Здесь не было придворного этикета, ни чинов, все — даже сама государыня — вели себя просто. Пожилой граф Строганов, владелец тысяч крепостных душ и заводов, поигрывает десять полуимпериалов. Разозлившись, он вскакивает и начинает нервно расхаживать по комнате, что-то бормоча. Наконец он поворачивается к императрице:
— С вам нельзя играть, вам легко проигрывать! А мне-то каково?
Ришелье чуть не подпрыгнул от удивления, а государыня продолжала невозмутимо раскладывать карты:
— Перестаньте, тридцать лет одна и та же история.
В десять все разошлись. Герцог получает приглашение на следующий вечер. Проходит неделя — и Арман Эммануэль де Ришелье становится желанным гостем на балах. Дамы улыбаются ему, придворные кланяются и ищут знакомства.
За спиной императрицы — рослый красавец Платон Зубов, перед ним склоняются решительно все. Меж тем придворные говорят, как о хозяине, о князе Потемкине, и государыня то и дело его поминает: без светлейшего стоят все государственные дела. Потемкин ведет переговоры в Яссах. Вскоре он вернется в Петербург, и тогда при дворе будет два хозяина…
Ришелье не может в это поверить. В Версале французские монархи никогда не были под каблуком у двух фавориток сразу… Он решает спросить разъяснений у Анны Павловны.
…Звон ложечек о кофейные чашки, портретная галерея, пышная постель, сладко пахнущие волосы, теплые плечи — и долгое путешествие в рай. Все было так, как прежде, но теперь герцог Ришелье начал задавать вопросы. Анна подняла его на смех:
— Два хозяина! Ну что вы месье. Зубовы меняются, светлейший остается. Знаете, как он познакомился с государыней? Это было в 1762 году, когда против государя Петра Федоровича поднялась гвардия.
— Князь был среди заговорщиков?
— Да, но не на первых ролях, дядюшка тогда был гвардейским унтер-офицером. У государыни не оказалось темляка на шпаге, и дядюшка отдал ей свой, а потом его конь заупрямился. И государыня сказала: «Видимо, ваш жеребец не хочет отходить от моей кобылы. Что ж, поедемте вместе». И вот они едут и едут, вскоре будет тому тридцать лет. Но это все скучная история. Скажите лучше, зачем вы женились на уродине?
Вот чертовка! Все она знает. Глубокой ночью Ришелье рассказал ей свою историю. Пятнадцатилетнего Ришелье женили на тринадцатилетней дочери герцога де Рошешуар, Розали. Невеста и впрямь была уродлива. Один горб украшал ее спину, а второй — грудь. Зато родословная новоиспеченной мадам Ришелье была безупречна.
— И как же вы…
— Мадам… Если вы об этом, то этого между нами не было. По молчаливому и обоюдному согласию мы никогда не жили под одной крышей. В свадебное путешествие после церемонии бракосочетания я отправился один, или точнее — в сопровождении гувернера. Путешествовал полтора года, затем вернулся, навестил жену. Мы премило поболтали и я опять уехал.
Анна Павловна от удивления приподнялась на подушке.
— Неужели?
— Герцогиня де Ришелье прекрасная собеседница. Я отношусь к ней с глубочайшим уважением. Но мы с вами отвлеклись…
Утром на Малой Морской кричали разносчики, гремели барабаны — на учения маршировала гвардейская рота. С Невы задувал пронизывающий ветер, до костей пробирающий сонного, помятого, мечтающего поскорей добраться до дома Армана. Ему предстоял беспокойный долгий день.
Письма дожидались его на столе: жена сообщала, что в Нанси солдаты подняли бунт, на днях сожжен дворец герцога де Кастри: из окон летели картины, золотая посуда и фарфор. Лейб-гвардия была распущена, а Людовик XVI живет в Тюильри, как в золотой клетке.
Мадам де Решелье благодарила Бога, что дорогой Арман уехал из страны с законно выправленным паспортом: якобинцы собираются принять закон об эмигрантах и у бежавших из страны конфискуют имущество.
Днем Ришелье наведался к Строганову — еще недавно тот рассыпался в любезностях, а сегодня был подчеркнуто холоден. Затем нанес визит к Безбородко — граф принял гостя с распростертыми объятиями, но в его тоне прослеживалось сочувствие. Тем же вечером герцога Ришелье оскорбил на балу Платон Зубов.
Случилось так, что императрица в парчовом широком платье, украшенном орденскими лентами, вошла в зал, ласково посматривая на широко зевающего рослого Зубова.
Герцогу Ришелье она улыбнулась теплее и благосклоннее, чем другим, и протянула ему руку для поцелуя, зато Зубов не удостоил его даже легким кивком. Государыня и ее фаворит прошли мимо — герцог почувствовал, что на него устремлены глаза всех двухсот гостей.
Ришелье вырос в Версале и русский двор ему казался неловкой подделкой: он подмечал и безвкусные гобелены, и тускло освещенные покои, и плохо вышколенную прислугу.
Здешние нравы тоже не отличались утонченностью — при французском дворе людей уничтожали с отменной вежливостью и то, что произошло минуту назад, в Версале бы показалось величайшей катастрофой. Придворные тут же разделились на два лагеря.
Одни — их было большинство — сторонились его, словно зачумленного. Другие раскрыли ему объятия: на этом балу Ришелье получил шесть предложений отобедать и еще больше — на балы. Он чувствовал, что стал главным событием вечера.
Тем не менее, праздник продолжался. Императрица упомянула о скором возвращении Потемкина (переговоры с турками были близки к завершению), а Зубов при этом скривился.
Когда гости разъезжались, Ришелье вновь почувствовал замешательство: фаворит прошел мимо с каменным лицом, а императрица опять пригласила его на «малый вечер» в Эрмитаже.
