«Мы про­во­дим день в вос­хи­ще­ни­ях мною. Да и прав­да – я кра­си­ва». Художница Мария Башкирцева

«Ни­че­го – пре­ж­де ме­ня, ни­че­го – по­с­ле ме­ня, ни­че­го – кро­ме ме­ня» — та­ков был де­виз ху­до­ж­ни­цы Ма­рии Баш­кир­це­вой.

Еще при жиз­ни мо­ло­дую ху­до­ж­ни­цу Ма­рию Баш­кир­це­ву (1858-1884) за­ме­ти­ла прес­са, о ней за­го­во­ри­ли в Па­ри­же. Но на­сто­я­щая из­ве­ст­ность при­шла к ней, ко­г­да она умер­ла – в 26 лет. Кар­ти­ны Баш­кир­це­вой, мно­гие – не­окон­чен­ные, ока­за­лись в пре­сти­ж­ных му­зе­ях Па­ри­жа и Мо­с­к­вы, Ниц­цы и Ам­стер­да­ма, а так­же на ее ро­ди­не, в Ук­ра­и­не.

Че­рез три го­да по­с­ле ее смер­ти вы­шел «Днев­ник» — она ве­ла его с дет­ских лет. По­чи­та­те­ли Баш­кир­це­вой во Фран­ции и Рос­сии (сре­ди них по­э­ты Ма­ри­на Цве­та­е­ва и Ве­ли­мир Хлеб­ни­ков) до­не­с­ли ее имя до на­ших дней. Но в том, что ей не до­ве­лось уви­деть и до­ли гром­кой сла­вы, бы­ла горь­кая иро­ния. Ведь глав­ное, что дви­га­ло все­ми ее по­ступ­ка­ми, – все­по­гло­ща­ю­щее же­ла­ние стать зна­ме­ни­той, что­бы ца­рить в об­ще­ст­ве.

Тай­на рус­ской ма­де­му­а­зе­ли

Ма­рия Баш­кир­це­ва с дет­ст­ва ма­ни­а­каль­но гре­зи­ла о сла­ве и мо­ли­ла о ней бо­га с та­кой стра­стью, что это не мог­ло ос­тать­ся без­на­ка­зан­ным: лишь толь­ко меч­ты на­ча­ли сбы­вать­ся, ее на­стиг­ла ран­няя смерть от ча­хот­ки. Из­ве­ст­ность, ко­то­рую она ус­пе­ла по­лу­чить в ка­че­ст­ве по­да­ю­ще­го на­де­ж­ды ху­до­ж­ни­ка, лишь разъ­я­ри­ла ее не­по­мер­ное тще­с­ла­вие.

А по­смерт­ную по­пу­ляр­ность ее как ав­то­ра «Днев­ни­ка» за­хле­ст­нул по­ток спле­тен по по­во­ду скан­даль­ных со­бы­тий, ос­тав­ших­ся за пре­де­ла­ми опуб­ли­ко­ван­ных стра­ниц. Что ж, она ведь меч­та­ла, что­бы о ней, и толь­ко о ней го­во­ри­ли в па­риж­ских са­ло­нах…

Апо­гей ажи­о­та­жа во­к­руг име­ни Ма­рии Баш­кир­це­вой при­шел­ся на три­д­ца­тые го­ды про­шло­го ве­ка, ко­г­да вос­тор­жен­ные чи­та­тель­ни­цы «Днев­ни­ка» от­ме­ча­ли пол­сто­ле­тия со дня ее смер­ти. То­г­да-то и вы­шел на эк­ра­ны Ев­ро­пы ав­ст­рий­ский фильм, ге­ро­я­ми ко­то­ро­го бы­ли рус­ская ма­де­му­а­зель и фран­цуз­ский пи­са­тель — зав­зя­тый па­риж­ский ло­ве­лас Ги де Мо­пас­сан.

Лю­бов­ный ду­эт, том­но ра­зы­гран­ный ак­те­ра­ми, не ос­та­в­лял у зри­те­ля и со­м­не­ния, что Ма­рия бы­ла лю­бoв­ни­цей Мо­пас­са­на. На­пра­с­но про­те­с­то­ва­ли род­ст­вен­ни­ки, тщет­но пы­та­лись до­бить­ся за­пре­та на по­каз филь­ма в Па­ри­же – лож­ка дег­тя ос­но­ва­тель­но под­пор­ти­ла об­раз не­вин­ной ду­ши, в бла­го­сти по­ки­нув­шей греш­ную зе­м­лю.

Не ви­на Ма­рии, что ее «Днев­ник» не про­ли­вал све­та на эту ис­то­рию. Она-то как раз счи­та­ла со­з­да­ва­е­мую ею кни­гу не­обы­к­но­вен­ной имен­но по­то­му, что день за днем ис­крен­не за­пи­сы­ва­ла все, что про­ис­хо­ди­ло с нею и во­к­руг нее.

«…Ес­ли бы эта кни­га не пред­ста­в­ля­ла то­ч­ной, аб­со­лют­ной, стро­гой прав­ды, она не име­ла бы ни­ка­ко­го смы­с­ла. И я не толь­ко все вре­мя го­во­рю то, что ду­маю, но мо­гу ска­зать, что ни­ко­г­да, ни на од­ну ми­ну­ту не хо­те­ла смяг­чать то­го, что мог­ло вы­ста­вить ме­ня в смеш­ном или не­вы­год­ном све­те. Да и на­ко­нец, я для это­го слиш­ком вы­со­ко ста­в­лю се­бя…»

Од­на­ко Ма­рия Сте­па­нов­на, мать Ма­рии, так не счи­та­ла и пе­ред из­да­ни­ем «Днев­ни­ка» изъ­я­ла из не­го не толь­ко то, что мог­ло по­вре­дить ре­пу­та­ции се­мьи, но и все, что ка­за­лось ей не­до­с­той­ным чи­с­то­го об­раза не­заб­вен­ной Му­си (так зва­ли Ма­рию бли­з­кие). На­до ли го­во­рить, что тем са­мым она лишь по­до­г­ре­ла лю­бо­пыт­ст­во до­су­жей пуб­ли­ки.

«Я со­з­да­на для три­ум­фов»

Ис­крен­ность Ма­рии бы­ла дей­ст­ви­тель­но без­мер­ной.

«18 ав­гу­ста. Мы про­во­дим день в вос­хи­ще­ни­ях мною. Ма­ма вос­хи­ща­ет­ся мной. Кня­ги­ня Ж.. вос­хи­ща­ет­ся мной… Да и прав­да – я кра­си­ва. В Ве­не­ции, в боль­шой за­ле гер­цог­ско­го па­лац­цо, жи­во­пись на по­тол­ке Па­в­ла Ве­ро­не­зе изо­б­ра­жа­ет Ве­не­ру в об­ра­зе вы­со­кой, све­жей, бе­ло­ку­рой жен­щи­ны; я на­по­ми­наю ее. … Моя све­жесть, моя бес­по­доб­ная бе­лиз­на со­ста­в­ля­ет мою глав­ную кра­со­ту».

«…Я ви­жу в се­бе та­кое со­кро­ви­ще, ко­то­ро­го ни­кто не до­с­то­ин, и на тех, кто сме­ет под­ни­мать гла­за на та­кое со­кро­ви­ще, я смо­т­рю как на лю­дей, ед­ва до­с­той­ных жа­ло­сти. … Я смо­т­рю на лю­дей с та­кой вы­со­ты, что ка­жусь им весь­ма ми­лой, по­то­му что нель­зя да­же пре­зи­рать лю­дей, ко­то­рые на­хо­дят­ся так ни­з­ко».

«Я со­з­да­на для три­ум­фов и силь­ных ощу­ще­ний…»,

«Сла­ва, по­пу­ляр­ность, из­ве­ст­ность по­всю­ду – вот мои гре­зы, мои меч­ты».

Ма­рия ве­ла днев­ник, по ее сло­вам, с две­на­д­ца­ти лет. И с пер­вых же стра­ниц вы­пле­с­ну­лось на­ру­жу та­кое чрез­мер­ное че­с­то­лю­бие, та­кое ги­пер­тро­фи­ро­ван­ное са­мо­лю­бо­ва­ние, что не ка­ж­до­му чи­та­те­лю да­но про­ни­к­нуть­ся к ней со­чув­ст­ви­ем. Хо­тя ее ран­няя смерть по­бу­ж­да­ет к это­му.

Культ Му­си в се­мье до­хо­дил до са­мо­от­ре­че­ния ее род­ных, все са­мо­заб­вен­но слу­жи­ли ей, ее при­хо­тям, ее же­ла­нию про­сла­вить­ся. Са­ма она жи­ла в по­сто­ян­ном ли­хо­ра­до­ч­ном по­ис­ке лю­бой воз­мо­ж­но­сти стать за­мет­ной, слыть не­обы­к­но­вен­ной, при­об­щить­ся к ран­гу тех, кто воз­вы­сил­ся. И ко­г­да она умер­ла, пре­дан­ные ей мать и те­тя при­ло­жи­ли ти­та­ни­че­с­кие уси­лия, что­бы она не ока­за­лась за­бы­той.

Впро­чем, су­дя по ее кар­ти­нам, Ма­рии нель­зя бы­ло от­ка­зать в спо­соб­но­сти вы­ра­зить се­бя на хол­сте. И по­сколь­ку «Днев­ник» вы­дер­жал не од­но из­да­ние и, на­пи­сан­ный бо­лее чем сто лет на­зад, на­хо­дит сво­их чи­та­те­лей да­же в на­ше вре­мя, — в уме­нии сде­лать свою жизнь до­с­то­я­ни­ем бел­ле­т­ри­сти­ки. Но как же она воз­но­си­ла се­бя над все­ми, ес­ли за­го­дя об­ли­ва­ла пре­зре­ни­ем то­го, кто не вник.

«Я за­ве­щаю свой днев­ник пуб­ли­ке. Это фо­то­гра­фия це­лой жиз­ни. Но, ска­же­те вы, фо­то­гра­фия ску­ч­на, то­г­да как из­мыш­ле­ния — ин­те­ре­с­ны. Ес­ли вы го­во­ри­те это – вы да­е­те мне не слиш­ком ле­ст­ное по­ня­тие о ва­шем уме. Я пред­ста­в­ляю вам здесь не­что не­ви­дан­ное…»

И ведь дей­ст­ви­тель­но есть че­му уди­вить­ся.