От вида этого гадкого утёнка его передёрнуло. Девушка была безобразна. Ни платье из дорогого шёлка, ни жемчужные серьги не могли этого исправить. Аракчеев бросил умоляющий взгляд на императрицу.
«И вы хотите, чтобы я женился на этой?» — Красноречиво говорил его взор. Мария Фёдоровна поджала губы. Конечно, её подопечная не блистала красотой. И никто не мог догадаться в то время, в кого однажды превратится некрасивая Дарья.
Две худенькие девочки в чёрных платьях горько плакали – они провожали в последний путь свою дорогую матушку. Баронесса фон Бенкендорф скончалась 11 марта 1797 года, после того как подхватила в Петербурге сильнейшую простуду.
— Мой долг позаботиться об этих несчастных детях. – С чувством произнесла императрица Мария Фёдоровна.
Она обожала баронессу, ведь они дружили с самого детства. Каким счастьем было для вюртембергской принцессы, что в своё время ей позволили взять в далёкую Россию самую задушевную подругу!
Анна Юлиана приехала в свите невесты цесаревича, осталась в Петербурге, и там же вышла замуж. Теперь вюртембергская принцесса превратилась в императрицу, и взяла под опеку четырёх осиротевших детей.
Мальчиков она сразу определила пансион аббата Николя, а девочек – в Смольный институт. Мария и Доротея – а попросту Маша и Даша – оказались очень смышлеными девочками. Даша бодро разговаривала на четырёх языках, много читала, разбиралась в истории и грациозно танцевала. Но… какой же она была некрасивой!
Девочки-ровесницы в Смольном уже оформились в привлекательных девушек, а она… Смуглая, с длинным носом, с большими, навыкате, глазами и невероятно худая!
— Она не больна? – С сомнением спросила императрица, навещая своих подопечных.
— Никак нет-с, ваше величество. – Присела в реверансе воспитательница. – Дарья Христофоровна чувствует себя прекрасно.
Тонкие руки, выпирающие ключицы и длинные пальцы… В конце восемнадцатого века воспевали девушек совсем иного плана – белокожих, светловолосых, пышных, воздушных! Да и мода «работала» на них. В тоненьких, почти прозрачных летящих платьях такие, как Дарья, хорошо не смотрелись. Эти наряды только подчёркивали её недостатки!
Когда девушке исполнилось пятнадцать лет, закончилось её обучение в Смольном. И государыня сразу же вручила ей фрейлинский шифр: теперь юная баронесса получала место при Дворе.
— Безобразная девушка. – Нёсся шепоток.
Она кусала губы, чтобы не расплакаться. А государыня была так нежна и обходительна с нею, что Дарья решила – это потому, что она так нехороша! Добрейшая Мария Фёдоровна жалеет её, такую нескладную!
— Мы найдём тебе хорошего мужа, мой милый дружок. – Ласково говорила императрица. – Дочь моей любимой подруги должна быть счастлива!
Выбор пал на графа Аракчеева. Алексей Андреевич был старше предполагаемой невесты на шестнадцать лет, карьера его шла в гору, о чём лично хлопотал император Павел I. Однако, узнав о «чести», которая ему выпала, генерал стал активно сопротивляться.
— Помилуйте, ваше императорское величество, — говорил Аракчеев. – Ну как же можно жениться на мадмуазель фон Бенкендорф? Она ж дитя совсем, пятнадцать лет. Да и… — Он прикусил язык, чтобы не сказать лишнего, но Мария Фёдоровна всё поняла правильно.
Граф Аракчеев отказался от Дарьи. Граф брезговал брать в жены столь некрасивую молодую особу. Императрица была возмущена до глубины души: это же её протеже! Как он смеет!
Она приложила все усилия, чтобы Аракчеев был отправлен отставку – это была её женская месть. А Дарью, тем временем, познакомили с новым и сговорчивым претендентом: военным министром графом Христофором фон Ливеном. Тому исполнилось двадцать шесть лет, и он не стал отказываться от женитьбы. 24 февраля 1800 года пару обвенчали.
Молодые супруги поселились в Петербурге, в роскошном дворце, и Дарья окунулась в светскую жизнь, как и подобало женщине её положения. Прошло всего-то несколько лет, и… гадкий утёнок на глазах у всех превратился в изящного лебедя!
Угловатость пропала, движения стали плавными, мягкими, черты лица выправились… Глаза сияли, словно звёзды, а как заразительно она смеялась! Дарья фон Ливен, над которой еще недавно подтрунивали, стала знаменитой красавицей!
Но главным её достоинством был ум. Дерзкая, хваткая, остроумная, она умела обворожить собеседника всего несколькими фразами. Куда там мужу! Граф фон Ливен был бледной тенью рядом с такой ослепительной женой.
Когда его назначили посланником в Берлин, больше всего впечатления на местное общество произвел не он, а его супруга. Она появлялась, сияющая, во всём блеске своей красоты. А как она говорила! Как умела поддерживать беседу!
С ней хотели знакомиться, с ней стремились общаться… И Дарья ловко выведывала секреты у болтающей светской публики. Никто из её новых европейских знакомых не подозревал, что госпожа фон Ливен – тайный русский агент. Что она передает важные сведения самому императору Александру Первому.
По всей видимости, он высоко ценил старания Дарьи, потому что после Берлина отправил пару фон Ливен уже в Лондон, где было критически важно собирать информацию.
— Не кажется ли вам, что сын графини, Георгий, уж очень похож на государя Георга Четвёртого? – Шептались в Лондоне.
На самом деле, никто не знал этого наверняка. Однако влюблённый в Дарью и восхищенный ею Георг, стал крестным отцом её сына. Которого и звали, как его самого…
Считается, что именно Дарья была одной из самых влиятельных женщин своего времени – наравне с великолепной герцогиней Саган и княгиней Багратион. Три эти дамы негласно «рулили» европейской политикой, умудряясь поставлять своим правительствам самую секретную информацию раньше других.
«Когда женщина скидывает покровы, мужчина расскажет всё», — по одной из версий, говорила Дарья фон Ливен.
Неудивительно, что со временем император Николай Первый возвел её в княжеское достоинство!
В 1830-е она устала и решила обосноваться в Париже. Её дом в шутку называли «дозорной вышкой Европы» — ведь оттуда Дарья продолжала посылать свои сведения в Петербург. Там же, в Париже, она и скончалась в январе 1857 года. По роковому стечению обстоятельств, с ней случилось то же, что и с ее матерью: сильная простуда, а потом скоротечный финал.
Умирая, она просила, чтобы в самый последний раз её одели в платье фрейлины русского императорского Двора.
— Я служила России до последнего вздоха. – Говорила она. – И я хочу, чтобы Россия осталась со мной.
«Она оставила пустоту, которую нечем будет заполнить, — писал французский историк Проспер де Барант. – Это была личность высокого ума и благородного характера».
