Платье на невесте было тёмным, а вместо кольца жених подарил ей золотые часы. «Мы с вами женимся только на три года, — торжественно объявил он, — а потом – как захотите! Я против неволи!».
8 октября 1878 года князь Пётр Кропоткин брал в жёны юную Софью Рабинович. И это был самый необычный брак на свете: едва поженившись, супруги строили планы на возможное расставание.
Красавица-княгиня тяжело дышала – от танцев в императорском дворце у нее кружилась голова. «Идемте на воздух!» – взмолилась она и выскользнула на балкон. Кружилась метель и маленькие снежинки создали над головой Екатерины Кропоткиной нежный сияющий нимб…
А утром она проснулась в горячке. Лоб пылал, щеки алели, и хриплое дыхание красавицы привело родных в состояние ужаса.
— Кончается. – Мрачно сказал доктор.
Княгини не стало зимой 1846-го. Ее маленькому сыну, Петру, исполнилось только три с половиной года.
Кропоткины были не просто князьями. Они принадлежали к самому высшему кругу: Рюриковичи в тридцатом поколении! У князя были владения в трех губерниях, дома в Москве и в Петербурге. Петя учился в Московской гимназии, а потом в Пажеском корпусе.
После окончания он мог выбрать придворную карьеру (и ему предложили для начала должность камер-пажа), но добровольно попросился в… Сибирь.
— Так далеко? – По легенде, спросил у него император Александр II. – Не страшно вам, молодой человек?
— Отчего же, ваше величество! – Звонко ответил юноша. – Реформы везде надобны!
Он бредил новыми идеями. Он мечтал о преобразованиях в обществе. Когда-то давно гувернер-француз рассказывал ему про революцию у себя на родине, и у Петра горели глаза. Общество равных! Общество свободы! Это же удивительное дело!
Никаких особенных планов у Кропоткина не было, но он был уверен: если он займется изучением жизни народа в самой глубинке, он лучше поймет Россию. Нащупает путь в будущее. Почему бы не начать с Сибири?
И девятнадцатилетнему мальчику из хорошей семьи решили пойти навстречу: он стал чиновником по особым поручениям Забайкальского губернатора и был командирован в Читу.
Сибирь поразила его размахом. Он никогда прежде не видел таких просторов! И сколько всего он узнал! Переодеваясь в простое платье, Кропоткин представлялся «купцом Петром Алексеевым» и это позволяло ему легче сходиться с людьми.
Казалось, он готов вдоль и поперек избороздить эти невероятные земли – участвовал в экспедициях, записывал любопытные сказания местных, рисовал горные рельефы и даже выбрался в Маньчжурию. Он открыл хребет, который теперь носит его имя. Он успел застать последних ссыльных декабристов!
Его любопытные путевые заметки печатались в «Московских ведомостях», и старые знакомые только дивились – и в кого он такой, князь Кропоткин? Откуда столько жажды жизни и исследований?
Он вернулся в Петербург в 1867-м. Поступил в университет, а попутно на гражданскую службу. По-прежнему писал, интересовался географией, переводил научные работы. И его снова манили далекие горизонты!
Он мечтал посмотреть на северные земли, заглянуть за самый край, а потому он выдвинулся в Финляндию… но пришли вести о смерти отца. Князь вернулся назад. Ему рекомендовали чаще путешествовать в кресле возле глобуса.
Все знали его как блестящего молодого ученого, не ведая о другой стороне его жизни. Кропоткин в Сибири так проникся революционными идеями (не забудем, он встречался с декабристами!), что теперь не мог оставить этих мыслей.
Он связался с подпольем, он налаживал взаимосвязи между разрозненными кружками, и вот в одном из них он и встретил ЕЁ. Катерина Брешковская – на пару лет его младше – была рослой красавицей с дерзким взглядом. И еще замужней!
Чувство вспыхнуло ярко, пламенно, обжигая обоих. В наличии имелся муж Катерины, но он всегда находился где-то далеко – несомненный плюс для влюбленных. Но он же был помехой, которую нельзя было игнорировать. Да и к отношениям Брешковская относилась совсем не традиционным образом.
— Любовь – она ниже дружбы. – Часто говорила она. – Вы понимаете, Петр? Что, в сущности, любовь? Это мелкое чувство. Дружба – она чище, она по-настоящему соединяет сердца. Я готова дружить с вами, милый Петр.
Однако у этой дружбы был вполне осязаемый результат – мальчик Николай, записанный по фамилии мужа Катерины…
Их называли анархистами, а еще чайковцами – по имени руководителя их кружка. Кропоткин вел агитацию среди рабочих, не забывая всякий раз переодеться в простой тулуп и сапоги перед тем, как выехать к ним на встречу.
Искренне убежденный, что светлые идеи могут сплотить, князь и не подозревал, что на него не смотрят, как на ровню.
— Белая кость. – Шипели рабочие. Они же его и сдали. Заметив слежку, князь понимал, что надобно бежать – деньги и паспорт были! Однако у него был назначен доклад в Географическом обществе, и подвести коллег он не хотел. Не мог. Выступив с рассказом о ледниках, что вызвало долгую и бурную овацию, он прямиком попал в руки полиции.
Ему выделили одиночную камеру номер 52 в Петропавловской крепости. Император – по прошению князя – разрешил предоставлять ему бумагу и чернила, так что Кропоткин постоянно работал.
Но сырость и недостаток пищи подорвали его здоровье, вскоре у него заподозрили цингу. Переведенный в военный госпиталь, князь понял, что это его шанс. 30 июля 1876 года он совершил побег и перебрался за границу.
Он считал, что это ненадолго. Что задержится во всех этих Швейцариях, Великобританиях и Франциях на полгода-год. Но ожидание затянулось. Кропоткин публиковал газету «Бунтарь» и его выступления становились все более дерзкими, все более агрессивными.
Он смело выдвигал анархические теории и нашел себе спутницу, схожую с ним по духу – Софью Рабинович, дочь такого же революционера. Она вышла за князя замуж в октябре 1878 года.
Это была странная свадьба. Невеста без кольца и тёмном платье. Да и брак – временный! Кропоткин провозгласил, что готов придерживаться обетов ближайшие три года. А потом – как пойдет. Они могут и разойтись… А могут и продолжить жить вместе.
Его радикальные идеи не нравились на западе. Когда Кропоткин буквально аплодировал гибели Александра II, его попросили «на выход» из Швейцарии. Он поехал во Францию, и там ввязался в несколько громких дел, отчего его посадили под арест.
За князя ходатайствовал сам Виктор Гюго, но Кропоткина держали в тюрьме. Наконец, в 1886-м он перебрался в Лондон. В Великобритании князь писал статьи для энциклопедии…
Спустя тридцать лет после первой встречи они снова увиделись с Брешковской – она тоже оказалась за границей. Ревниво оглядывая изящную фигурку его жены, Катерина невольно сравнивала себя с ней.
Софья была тылом князя, думала, как он, но при этом выполняла роль послушной жены и матери. А Брешковская прошла типичный путь революционерки – с арестами, допросами, ссылкой… Их общий сын – тот самый, Николай – отказывался общаться с матерью, считая, что она безумна.
Кропоткин вернулся в Россию после февральской революции. Он был стариком с тростью и длинной белой бородой. Керенский предлагал ему министерские должности, но князь отказался. «Ремесло чистильщика сапог, — гордо заявил он, — куда более полезно для дела».
Большевики, пришедшие к власти в октябре, тоже предлагали ему «статусный набор»: особую пенсию, автомобиль, должность… Но и от этого он отказался. Да и большевики не вызывали у него особенного доверия. «Помяните мое слово, они будут беспощадными, — говорил Кропоткин, — а это путь к самой злостной реакции».
В 1921-м он заболел воспалением легких, от которого уже не смог оправиться. Чтобы доставить его из Дмитрова, где он жил в ту пору, прислали целый траурный поезд. Два дня продолжалось прощание в Колонном зале Дома Союзов…
Жена пережила его на двадцать лет. В браке с Софьей у него была единственная дочь, Александра, которая покинула Россию сразу после смерти отца. Возлюбленная Сомерсета Моэма, жена журналиста Хаммонда, она закончила свой жизненный путь в Нью-Йорке.
Кстати, свой трехлетний контракт с женой князь торжественно продлевал четырнадцать раз…
