Тяжелые грязные сапоги никак не поддавались. Ухватившись изо всех сил, Федосья тянула их, пока не упала. А потом махнула рукой – пусть спит в передней! Утром придет прислуга, поможет ей.
А пока нужно просмотреть расходные книги, ведь завтра вставать в четыре часа утра, не позже! Вздыхая, Федосья принялась за работу, пока Василий громко храпел.
Девочку закутали в платок до самых глаз, чтобы не замёрзла. Осиротевшую Феню везли из Тулы к материнской родне, в Москву. Она тихо роняла слезинки, пока никто не видел.
— Ну, что ты, тетка Марфа добрая! – С натужной весёлостью говорил ей отец. – Примет тебя, как родную.
— А как же вы, тятенька? – Всхлипывая, отзывалась Феня.
— А я поеду на заработки. – Мрачно отвечал отец. – Буду присылать тебе по три рублика в месяц.
Григорий Комаров слово свое не сдержал. Он, на самом деле, подался в столицу, но там же и пропал. Первое время присылал весточки и деньги, а потом его следы затерялись. Стала Феня круглой сиротой, лишним ртом в теткином доме.
Марфа, говоря, по правде, девочку жалела. Не единожды поминала Григория недобрым словом, молилась о покойной сестре и часто говорила Фене: «Ты учись хорошо! Толковых девушек все любят!». И маленькая Феня старалась.
Она уже умела читать и писать, потихоньку повторяла за двоюродными сложные английские и французские слова, а как ей понравились книги! Какие изумительные истории они открывали перед ней! Мечтательно закрыв глаза, Феня представляла себя героиней какого-нибудь головокружительного романа…
Действительность была куда суровей. Сестренок-кузин рано сосватали за купцов второй гильдии, а к ней, бесприданнице, никто не сватался. Так и дожила Феня до двадцати пяти лет, пока не постучался в дом тётки Марфы купец Василий Большой.
— Жениться хочу на вашей племяннице, — с улыбкой говорил он. – Уж больно приглянулась мне давеча в церкви. И ладная, и умна, говорят.
— Так отчего же не жениться? – Вскинула брови тётка.
Сговорились в одну неделю. Не стали тянуть со свадьбой. Перед самым постом, в 1808 году, Василий Большой, сорока восьми лет от роду, женился на Федосье Григорьевне Комаровой. Жених принадлежал к третьей купеческой гильдии, а сам был из крестьян.
Родился Василий в Капотне, в сельце, которое принадлежало некогда Николо-Угрешскому монастырю. Рано начал работать, и на скопленные деньги открыл в Москве свое маленькое шелкоткацкое предприятие.
Всего трудились на нём двадцать шесть рабочих, а к 1797 году купец вышел на доход в 17 тысяч 379 рублей в год. Пока Василий копил, пока создавал и поднимал свою фабрику, не было у него времени на семейную жизнь. А тут пошел в храм помолиться, да приглядел Фенечку.
Это был для него идеальный вариант – раз без приданого, то и не станет нос воротить. По словам соседей, девушка была неглупа и очень проворна. И сирота вдобавок!
Не станет никто поучать Василия, да лишний раз следить, как он обращается с женой. Ему-то, в возрасте под пятьдесят, ничей закон уже был не нужен. Сам учёный!
Федосья сразу понесла, а потом на свет появился мальчик. Радовались наследнику недолго – умер малыш. А потом родились подряд две дочки – Елена и Александра.
Дела же на фабрике шли так хорошо, что скоро в дворянском районе Арбата купцы Большие купили себе прекрасный дом в два этажа…
Возраст брал своё, а ещё Василий словно расслабился. Фенечка хлопотала по дому, а как интересовалась делами! Он показал ей свою маленькую фабрику, ввёл в курс дела, и Федосья с радостью принялась управлять с его помощью.
Всё чаще Василий мог пропустить чарочку-другую, без всякого вреда для своего дела. А Феня, ловкая и упорная, всё делала за него. Он молодость положил на это предприятие, так разве не настал час отдохнуть?
Она оказалась отличной хозяйкой. Умела разговаривать с заказчиками, замечательно ладила с рабочими. А потом подала идею – почему бы не укрупниться? Возможности есть. Василий дал добро, и в тот день впервые за все время ни разу не появился на фабрике. И на следующий день тоже.
Большой почти перестал интересоваться делами. Он просыпался поздно, затем долго завтракал, а потом мог пойти гулять, или заглянуть в соседний кабачок. Возвращался домой весёлый, хмельной, иногда падал в передней, и тогда Федосья сама снимала с него сапоги.
Хмурилась жена, но упрёками не изводила. Прав оказался Василий — не станет сирота-бесприданница отстаивать какие-то права… На самом деле, Феня просто не считала нужным это делать. У неё хватало хлопот и без нетрезвого мужа.
На Арбате её прозвали «Большуха». Во-первых, созвучно с фамилией, а во-вторых, так именовали старших женщин в крестьянских семьях. Феня и бровью не повела. Она уже думала о других горизонтах – чтобы фабрика была больше, шире, дороже!
Но ей всегда требовалось разрешение от мужа, вот в чём беда. А Василий иногда не мог и двух слов связать.
И тогда она провернула дельце, о котором много говорили в Москве. В 1819 году Феня добилась, чтобы фабрику переписали на нее. Отныне она была хозяйкой и купчихой, а муж… перешёл в более низкое, мещанское сословие. Это развязало ей руки, и Федосья Большая взялась за дело с удвоенным рвением.
Семью годами позже купчиха схоронила мужа. К тому времени её фабрика давала доход в четыре раза больше, чем при Василии. Дочек обеспечила приданым, каждой купила по дому – в Таганской части, на спуске к Яузе, и рядом, на Арбате.
Для церкви Симеона Столпника ежегодно жертвовала крупную сумму, а еще выделяла изрядную часть для содержания московских сирот. Помнила, как ее саму везли из Тулы, закутанную в яркий материнский платок…
Большуха с Арбата умерла в 1851 году. Федосья распорядилась, чтобы всей родне что-то перепало, она помнила добро тётки Марфы. Дочерям же достались её основные капиталы и фабрика. А ещё – её хватка и сила воли.
Елена Васильевна, урождённая Большая, характером пошла в мать. И хотя родилась в достатке и неге, и воспитание получила, как иная дворянская барышня, была твёрже алмаза в деловых вопросах. Шелкоткацкое предприятие держала в своих руках и позже завещала его своим детям.
