«Высечь княжну кошками и кожу белую не щадить», — приказала императрица

— Княжне Прасковье Григорьевне Юсуповой велено немедля собраться и явиться в тайную канцелярию, — сообщил стоявший по струнке сержант.

— За что? – выдохнула Анна Никитична, интуитивно загораживая стоящую возле лестницы дочь.

Княжна подошла к матери и успокаивающе обняла за плечи. Она понимала, что спорить с солдатами не имеет смысла, но за собой никакой вины не чувствовала.

Братья в недоумении смотрели на происходящую сцену. Вот только по их лицам читалась глубокое сомнение в том, что все это так быстро разрешится. И только Борис знал наверняка, все только начинается…

Рождение дочери князь Григорий Дмитриевич Юсупов отметил шумным праздником. Это был седьмой ребенок в семье сподвижника Петра и его супруги Анны Никитичны. Девочку назвали Прасковьей.

Из всех потомков хана Юсуфа, от которого и пошел род Юсуповых, до петровских времен дожил только Григорий. Маленького его приглашали в царский дворец поиграть в кораблики с Петенькой Романовым.

Когда Петя вырос, Григорий стал его верным соратником и помощником. Царь доверял ему и часто советовался и даже доверял ведение дел о политических преступлениях.

В 1717 году Юсупов обвинил князя Кольцова-Масальского в злоупотребление.

Скорый на расправу государь виновного казнил, а дальновидному Григорию отписал часть имущества преступника.

Характер у Юсупова был суровый. Но и после смерти Петра он сумел расположить к себе всех последующих правителей, поэтому милости на князя и его семью сыпались как из рога изобилия. А тут еще и малолетний император Петр II преподнес по-настоящему царский подарок – бывший охотничий дворец Ивана Грозного.

Спустя полтора столетия после смерти князя во дворце Юсуповых проводили реставрационные работы и в подземелье совершенно случайно нашли тайный коридор, про который никто из живущих на тот момент домочадцев ничего не знал.

В нем нашли прикованные к стенам человеческие скелеты. Видимо, князь периодически «брал работу на дом».

Лежа на смертном одре все свое огромное имущество князь разделили между детьми. Недвижимое имущество он поделили между сыновьями: Григорием, Борисом и Сергеем, дочери Прасковье назначил огромное приданное.

Не забыл и про жену. Ей оставил подмосковное имение Толбино.

На момент смерти отца семейства Прасковья служила фрейлиной при дворе Анны Иоанновны. Императрица явно недолюбливала Юсупову. Но до поры до времени не трогала. Вполне вероятно побаивалась пережившего не одного монарха батюшку.

На сороковой день после смерти князя в дверь его старшей дочери постучали неожиданные гости – офицер в сопровождении вооруженных солдат.

Без объяснения причин девице Юсуповой было велено следовать за пришедшими. Мать горько убивалась, провожаю дочь. Как будто знала, что уж более им никогда не придется свидеться.

Княгиня не чувствовала за собой никакой вины, поэтому была уверена, что это лишь недоразумение, и через день-два она воротится домой.

Прасковью отвезли в Тихвинский девичий монастырь, так и не пояснив причины ареста. Недели сменяли друг друга, а вести о княжне так и не приходили.

Меж тем арест знатной дамы всколыхнул высший свет России. Анна Иоанновна, с таким трудом «отбившая» престол, повсюду видела заговоры. Поэтому многие логично предположили, что Прасковья имела неосторожность высказаться в поддержку «дщери Петра» Елизаветы, с которой она водила тесную дружбу.

В монастыре к Прасковье приставили мужеподобную Дорофею, которая поселила бывшую фрейлину в своей келье за занавеской. Укутавшись в дырявое одеяло, девушка рыдала целыми днями напролет о своей горькой судьбе. Но что удручало ее больше всего, она не понимала причину своей опалы.

Дни сменяли друг друга, и пленнице пришлось осознать истинность своего положения.

Мать опальной княжны ходатайствовала перед императрицей и «выбила» для дочери послабление. Той разрешили нанять горничную для Прасковьи, а также прислать ей наряды и хорошую провизию. В служанке к Юсуповой пошла некая жена кузнеца Анна Юленева.

Стоит ли удивляться, что монахини не было в восторге от той суеты, которую наводила в их вотчине пленница. Между ними начались перебранки.

Так прошел год.

Во время беседы с монастырским стряпчим княжна неосторожно обмолвилась, что императрица немилостива к ней. Мол, могла бы в более «приличный» монастырь сослать, «поближе к Москве, а тут не монастырь, а шинок».

Стряпчий с перепугу все рассказал игуменье, та в свою очередь переполошилась еще больше. Нет, не обидные слова о монастыре задели монахиню, а обвинение государыни в немилости.

Сестры стали всячески притеснять Прасковью, и даже служанку ее выгнали.

Но та все равно приходила тайно к княгине. Тихвинский монастырь стал настоящим полем боя женской войны.

В конце концов узница решила искать защиту у новгородского архиепископа Феофана Прокоповича. Она пишет письмо, в котором жалуется на свою жизнь.

Сестры, узнав про письмо и испугавшись, что им может «прилететь по шапке», также составляют письмо. Но свою посыльную они отправляют самой быстрой лошадью. Поэтому к тому времени, как архиепископ получил письмо от Прасковьи, он уже успел прочесть письмо от монахинь.

Между тем шел 1735 год. К этому времени в семье Юсуповых две большие потери – умерли младшие братья Григорий и Сергей. Из всего рода по мужской линии остался лишь Борис.

Ровно через пять лет после того, как княжна Юсупова попала в заточение, главный следователь по ее делу Андрей Ушаков был приглашен к императрице. Анна Иоанновна передала ему два письма: от матери-игуменьи и Прасковьи. И если второе содержало лишь жалобы на горькую полную лишений судьбину, то первое было откровенным доносом.

Служанку забрали и отправили на допрос. Она не слишком долго упиралась, вид палача и следователя доконали бедную женщину и она во всем покаялась, чистосердечно рассказав обо всем, что говорила ей опальная княжна.

Рассказала и про то, как Юсупова жаловалась стряпчему, желая скорейшего восхождения на престол Елизавете. И о том, что узница желала приворожить императрицу. В те времена к такого рода вещам относились более чем серьезно. После всего услышанного Юсуповой уже было не отвертеться.

Досталось и стряпчему, умолчавшему о словах узницы.

Его избили плетьми. Митрополита из-за старости простили.

Долго сидевшая в заточении княжна наконец тоже разговорилась и стала делиться со следователем всем, что знала. А знала девица Юсупова о закулисной придворной жизни императорской семьи немало. Ей бы помолчать, но слова так и сыпались из нее.

Припомнила она и скандал, связанный некогда с сержантом Алексеем Шубиным.

Дело в том, что цесаревна Елизавета отличалась большой любвеобильностью. Как и ее батюшка, она не брезговала и «малым» людом: лакеями и даже истопниками. Однажды она завела роман с Шубиным, простым сержантом. Когда все вскрылось, сержанту вырвали язык, чтобы никому не вздумал рассказывать про свой роман, и отправили в ссылку.

По всему Юсуповой выходила смертная казнь. Императрица ее миловала только в память о заслугах ее батюшки. Но княжна должна была принять постриг.

Но перед этим ее полагалось высечь, и не чем попало, а «кошкой». Это плеть с девятью хвостами, каждый из которых заканчивался железным наконечником с крючьями. Женщин «кошкой» не наказывали. Прасковья стала печальным исключением. Хотя в ту пору телесными наказаниями никого было не удивить.

Порка все же состоялась. И пока она истекала кровью ее тут же, прямо в тайно канцелярии в присутствии Ушакова и архиепископа постригли в монахини. Теперь она носила имя Прокла и должна была отправиться в вечную ссылку.

В напутственном слове посоветовали молчать обо всем, что с ней произошло. Иначе ее ждет казнь.

В начале мая 1735 года сестра Прокла на подводах отправилась в Введенский девичий монастырь на берегу реки Исети в Сибири. Мы не знаем, жалела ли она о своем письме архиепископу, которое вызвало повторную опалу со стороны императрицы в тот момент.

Княгиня Юсупова ничего не знала о судьбе дочери и была уверена, что та по-прежнему живет в Тихвинском монастыре. Перед смертью она строго-настрого наказывала Борису каждый год отписывать в монастырь триста рублей, отсылать сто ведер вина, шесть десятков баранов и девять быков.

Также мать завещала Прасковье свое имение в Толбино и «все деревни в разных городах с людьми и крестьянами, и со всеми угодьями, алмазные, яхонтовые и изумрудные вещи, жемчуг, платья и прочие уборы».

Ничего этого Борис в монастырь не посылал, единственное, по приказу императрицы оплатил дорогу сестры в новое место ссылки.

Два месяца пути, и Прокла, наконец, прибыла к месту своего пожизненного заключения.

Условия жизни в Сибири были куда сложнее, чем в Тихвинском монастыре. Но княжну это не сломило. Упрямая узница не желала мириться с новым положением вещей, она не посещала службы, сняла монашеский наряд и жила так, как ей хотелось.

Мать-настоятельница только успевала строчить кляузы на нее. Отсылая одну за другой в столицу.

Конечно, императрица не могла стерпеть такого своеволия. Она велела заковать Прасковью в кандалы и приставить к ней караульных.

К слову, эти караульные доставляли сестрам еще больше неприятностей, чем их подопечная. От скуки они постоянно напивались и пели непотребные песни, чем сильно смущали слух монахинь.

Через пять с половиной лет жизни в Сибири Прасковья получает известие, что императрица умерла. Она счастлива, на престол взошел Иван VI, за которого правила его мать Анна Леопольдовна.

Узница ждет со дня на день освобождения, но такового не происходит. Уже на трон взошла Елизавета Петровна, которую она считала своей подругой.

И вот, долгожданная свобода близится. Узницу везут в столицу. Но по пути в Тюмени конвоир замечает у монахини коробочку с «сулемой» — отравой, которой, по словам узницы, ее хотели отравить монахини.

Императрица быстро отменяет свое решение и Проклу вновь возвращают в монастырь. Теперь уже навсегда.

Борис, как и вся прочая родня, старается не вспоминать про опальную сестру. Кто знает, может быть он как никто знал настоящую причину ссылки сестры, потому и старался помалкивать.