Ее час не было дома, и за это время отец выбросил все ее кисти и краски. Роберт Кэссет, преуспевающий биржевой брокер, считал рисование постыдным делом. По крайней мере, для девушки из общества. «Лучше бы я видел тебя мертвой, чем художницей», — однажды сгоряча сказал он. И Мэри поняла: ей пора уезжать из этого дома.
Девочка появилась на свет в доме своего отца, 22 мая 1844 года. В городе Аллегейни, в штате Пенсильвания, любой мог бы указать на особняк Кэссет – огромный, с колоннами, он принадлежал очень богатой семье. Миссис Кэссет строго следила, чтобы вышколенная прислуга не вздумала воровать. Это было ее навязчивой идеей, и своей малышке Мэри она также внушала:
«Никакого доверия к этим людям, они только и думают, чтобы взять лишнее».
Предполагалось, что Мэри со временем удачно выйдет замуж за представителя банкирской семьи, поэтому обучение девочки было домашним и довольно фрагментарным. Кроме французского языка, модного в среде пенсильванской «знати», она выучилась читать, писать и вести домашнее хозяйство.
Мэри рассказывали, как правильно рассчитать бюджет на неделю, как управлять штатом слуг, на что обращать внимание, когда принимаешь на работу новую служанку… Но веселая и эмоциональная девочка мечтала о другом. Она любила рисовать!
Родители часто ездили в Европу и возили детей, в том числе и Мэри, с собой. Она повидала столько прекрасных мест, что руки сами тянулись к карандашу и бумаге. Поначалу отец не видел ничего дурного в том, что дочь освоила и краски, ведь у нее неплохо получалось.
В конце концов, если пара ее акварелей украсит гостиную – это даже мило. Многие девушки из общества «чуть-чуть» играли на фортепиано или брали уроки живописи. Никто не собирался превращать это в профессию…
Когда в 1855 году Мэри оказалась на Всемирной выставке в Париже, у нее перехватило дыхание от восторга. Она увидела полотна французских живописцев и ей захотелось научиться так же! Уже дома, в Пенсильвании, она уговорила отца разрешить ей брать уроки.
В Академии изящных искусств она была единственной девушкой, обучающейся у Томаса Икинса. Отношение педагога было покровительственно-презрительным. Дескать, что может эта благовоспитанная барышня? Да и зачем ей это? Пройдет год-другой, и она выйдет замуж, потом появятся дети, и все усилия окажутся напрасными…
…Роберт Кэссет понял, что дело приобретает серьёзный оборот, когда Мэри заговорила о возможности учиться в Париже. Там дочь почувствовала дух свободы и там увидела подлинное искусство… Когда Мэри ездила повидать подругу, отец выбросил ее кисти и краски.
— Папа, я не отступлюсь. – решительно говорила Мэри. – Я хочу научиться!
И тогда с языка Кэссета сорвалась эта роковая фраза: «Лучше бы я видел тебя мертвой, чем художницей».
Она поняла, что умолять бесполезно. Спокойно собирала вещи, несмотря на мрачный взгляд отца. В конце концов, он все-таки отпустил Мэри, но с условием: он дает ей три года. Если за это время у Мэри ничего не получится, она возвращается назад.
В Париже Мэри сразу узнала, что в Академию живописи ее не возьмут. Женщин до искусства в то время не допускали! Но она могла учиться в студии Шаплена, а уже полтора года спустя показала свои работы на парижском Салоне. К несчастью, началась франко-прусская война, и закончить обучение у Мэри не получилось.
Семья требовала ее возвращения назад. Однако Мэри не стала жить в отцовском доме. Она поселилась отдельно, и Роберт Кэссет выплачивал ей весьма скромное содержание. Таким образом он хотел вынудить Мэри пересмотреть свои взгляды.
По счастью для Мэри, она получила заказ. И какой! Архиепископ Питтсбурга предложил девушке сделать росписи в храме, скопировать работы итальянских мастеров. Задаток оказался весьма солидным, и Мэри отправилась в Европу.
Она побывала не только в Италии, но и во Франции. Брала уроки у самого Клода Моне! Однако больше всего в плане творчества ей дал Эдгар Дега. Именно он помог Мэри найти свой собственный стиль в живописи, познакомил с другими импрессионистами. Никому не известная девушка из Пенсильвании начала выставлять свои работы на равных с уже знаменитыми мастерами.
«Женщина не имеет права так рисовать», — как-то сказал Мэри ее наставник. Он был поражен. Еще немного и ученица превзойдет его самого…
Мать Мэри уже поняла, что дочь никогда не вернется к прежней жизни. И решила сама переехать в Париж – по крайней мере, так незамужняя девушка была бы под присмотром. Но вышло так, что в столице миссис Кэссет тяжело заболела, и Мэри пришлось ухаживать за ней.
О красках и полотнах на время пришлось забыть, однако мать поправилась. Только тогда, посетив мастерскую Мэри, миссис Кэссет поняла, что ее дочь – настоящая художница.
«У тебя все получилось, дорогая, — мягко говорила она, — хотя я предпочла бы, чтобы ты прожила совсем другую жизнь».
Она хотела подражать импрессионистам, но со временем поняла, что ее интересует совсем другое. Портреты женщин и детей, мягкие, теплые, увлекали ее намного больше. И в этом Мэри действительно превзошла многих своих современников!
У нее было множество заказов, и теперь она могла не считать каждый франк. Более того, Мэри теперь сама помогала начинающим художникам – давала уроки, поддерживала деньгами.
Работы Мэри выставлялись в Париже и в США. Теперь у нее появились последователи! Еще один источник заработка художницы был у крупных коллекционеров искусства – она давала консультации и оценивала работы, приобретенные ими.
Мэри приглашали в американские музеи, когда готовились тематические выставки. Во Франции в 1904 году ее наградили Орденом Почетного легиона, признав ее заслуги в живописи.
Несмотря на то, что большую часть времени она жила во Франции, Мэри постоянно бывала на родине и смерть брата в 1906 году стала для нее огромным ударом. На нервной почве ухудшилось зрение, и художнице пришлось перестать работать.
А в 1910 году она пережила еще одно потрясение, когда посетила Египет. Красота этого края так поразила ее, что Мэри… заболела. «Я вряд ли смогу создать что-то такое же прекрасное как то, что я увидела», — бормотала она в горячке.
Она почти ослепла в 1914 году и перебралась в свой Шато де Бофрене, неподалеку от Парижа. Там Мэри Кэссет и скончалась 14 июня 1926 года. «Теплый мир», — произнесла она перед смертью. И мир ее художественных работ, действительно, всегда был удивительно теплым…
