Петр Ильич Чайковский был человеком, про которого мы до сих пор мало что знаем. Биография композитора полна загадок. И одна из таких тайн – рождение мальчика, которому Чайковский завещал почти все свои имения и деньги.
У Петра Чайковского была сестра Александра. Она вышла замуж за Льва Давыдова и в 1861 году родила дочку Татьяну. Эта таинственная история, собственно, и началась с той Татьяны, которая совсем юной девушкой полюбила Станислава Блуменфельда. Пианист был старше Тани на 11 лет, и трудился учителем музыки в семье Давыдовых.
Роман не был платоническим, и Таня в один прекрасный день поняла, что беременна. Тайну девушки знали только ее дядья – Петр и Модест Чайковские, они и посоветовали девушке никому не говорить про беременность.
Им удалось скрыть эту тайну даже от родителей Татьяны. Ведь в то время отношения вне брака, а уж тем более дети вне брака были позором для всей семьи.
Беременная уехала за границу – в Париж. Интересно, что предлогом стало лечение от наркозависимости. В письме своей финансовой покровительнице Надежде фон Мекк композитор писал:
Татьяну Давыдову, находившуюся в положении, Чайковские отправили за границу, в столицу Франции под предлогом лечения от наркотической зависимости.
Петр Ильич писал своей финансовой покровительнице Надежде фон Мекк: «…мы не только можем, но должны пожертвовать своим спокойствием ради того, чтобы попытаться спасти Таню, и не только ее, но и ее родителей, которые так любят ее, что смерть или сумасшествие и их убьют».
Петр Ильич называл племянницу «своим больным местом, но ни слова не сказал Надежде о том, что Татьяна в интересном положении. Он написал только о том, что сам собирается повидать специалиста по душевным болезням, происходящим из-за пристрастия к «морфию».
Смерть и приемный сын
В апреле 1883 года Давыдова родила ребенка, будучи в Париже. Младенец, названный Жоржем-Леоном, был оставлен на воспитание во французской семье Оклеров, а Таня уехала обратно, в родительский дом.
Однако на родине Татьяна Давыдова стала часто болеть. Ее тревожило сердце. И через 4 года она внезапно умерла прямо во время маскарада, проходившего в зале Дворянского собрания в Петербурге. Чайковский словно знал, что Тани скоро не станет, в одном из своих писем Надежде Мекк он писал:
«…Мне, в сущности, часто приходило в голову, что для этой несчастной самый лучший и желанный исход был смерть, — но тем не менее я был глубоко потрясен известием. Болезнь сердца погубила ее».
Все эти годы Чайковский, чувствуя себя ответственным, постоянно справлялся о том, как растет Жорж, здоров ли, в чем нуждается. Мальчика привезли в Россию и крестили под именем Георгий, Чайковский стал его крестным отцом.
Но он решил, что сам вырастить ребенка не в силах, потому приемным родителем стал третий брат композитора – Николай. Дело в том, что у Николая Чайковского и его жены Ольги Денисьевой своих детей не было вовсе.
Они воспитали мальчика, дали ему отличное образование, но не без участия Петра Ильича – он всегда беспокоился о Жорже. Жорж, ставший Георгием Николаевичем Чайковским, стал инженером и часто ездил за границу. Но после Революции внебрачный сын Татьяны решил обосноваться в Югославии, где и умер в 1940-м году.
Завещание
В июле 1890 года, беспокоясь о судьбе крестника, Чайковский писал своему четвертому брату – Анатолию:
«Начну с этого года хотя бы понемножку откладывать, во-первых, чтобы что-нибудь оставить по смерти Жоржу».
А через 3 года Петр Ильич Чайковский умер – Жоржу было только 10 лет. Но в завещании композитор действительно отписал Жоржу свое имущество, «буде таковые окажутся», и пожизненную пенсию в размере 1200 рублей в год. Правда, капиталов, которые бы накопил Чайковский, не осталось.
Но эта, казалось бы, со стороны, чрезмерная забота о «чужом» ребенке, создала много слухов вокруг личности композитора. Семья Давыдовых, к примеру, считала (не подозревая даже, что этот Жорж – сын Татьяны), что мальчик – внебрачный сын самого Чайковского.
И на самом деле Петр Ильич полюбил малышка почти со дня его появления на свет, восторженно описывал его, гордился:
«Мясистый, мускулистый, как ребенок с картины Рубенса, живой, сильный, тяжелый до того, что едва держать можно, — ну словом хоть на выставку»
В письмах брату Анатолию композитор однажды даже написал такие слова: «…умилялся от мысли, что он (ребенок) мой».
Правда, вероятность, что отцом был действительно Чайковский – равна нулю. А Давыдовы просто нафантазировали… ах, если бы узнали они всю правду.
