Никто совершенно не догадывался о том, что произойдет через несколько минут. И один Бог знает, принял ли свое решение тот, кому суждено стать героем сегодняшнего дня.
…Одно из самых красивых зданий Нью-Йорка, Мэдион-сквер-гарден, было гордостью архитектора Стэнфорда Уайта. Огромный дом был выстроен в мавританском стиле: колонны, арки, тридцатидвухэтажная башня-минарет. На ее вершине — скульптура нагой Дианы, которая натягивает тетиву лука, выбирая цель.
Когда Стэнфорд Уайт, проектировавший здание, увенчал его голой женщиной, весь Нью-Йорк был шокирован. Но еще больше он был удивлен, когда жарким ветреным вечером 25 июня 1906 года на плоской крыше Мэдион-сквер-гарден, в открытом ресторане-кабаре случилось страшное.
В этом месте обычно собирались известнейшие люди города — железнодорожные короли, банкиры, звезды кино и шоу-бизнеса, известные юристы, политики, газетчики. Вечерние платья, смокинги, очаровательные женщины, звон бокалов с искрящимся шампанским. Известная шансонетка на сцене: публика пришла на модную премьеру мюзикла «Мамзель Шампань».
Уже десять минут прошло от начала спектакля, а зрители все прибывали и прибывали. Внизу, у лифтов, ведущих на тридцать второй этаж, выстроилась очередь. Обстановка самая непринужденная: здесь все друг друга знают. Рассаживаясь за столики, дамы и господа кивали и раскланивались со знакомыми.
На улице быстро темнеет, зажигаются фонари, витрины светятся неоновым светом. Вечер обещал быть приятным, перед публикой шел спектакль, который окрестили «одним из главных светских событий месяца».
А вот и он: среднего роста, симпатичный молодой человек с тревожным взглядом. На нем не по сезону черный плащ, который он отказался сдавать в гардероб. Он входит, оглядываясь по сторонам, рассеянно улыбаясь знакомым, и вдруг замирает, уставившись на посетителя за одним из столиков.
Там, у самой сцены, сидит холеный, щегольски одетый, усатый господин средних лет. Он ведет себя как театральный завсегдатай: перемигивается с солисткой, посылает воздушные поцелуи актрисам и хористкам.
Черный Плащ слегка колеблется, но тут примадонна подхватывает веселый мотив и напевает: «Я могу любить миллион девчонок» — и молодой человек решительно направляется к сцене.
Он останавливается прямо напротив веселого театрала. Тот перестает улыбаться и отводит глаза. Черный плащ говорит отчетливо, чеканя слова:
— Ты больше никогда не подойдешь к ней!
Сказав это, странный парень засовывает руку за отворот плаща, и через секунду в ней оказывается небольшой револьвер. Нажав на курок, он превращает лицо бонвивана в кровавую маску. Тело незадачливого театрала падает навзничь, переворачивая столик. Вокруг раздаются крики.
Черный Плащ невозмутимо выбрасывает из барабана оставшиеся патроны и медленно идет к выходу. Шансонетка продолжает петь, почему-то решив, что это розыгрыш. В 1906 году такие шутки в виде стрельбы из бутафорского оружия были последним писком нью-йоркской моды среди богемы. Но здесь все серьезно: распростертое на полу тело, вокруг головы расползается кровь.
Черный Плащ у лифта небрежно помахивает револьвером и люди шарахаются в стороны. К нему бросается ослепительно красивая женщина с небесно-голубыми глазами, матовой кожей, в открытом платье из тончайшего шелка. Оркестр наконец смолк.
Молодая дама в ужасе кричит:
— Дорогой, что ты опять натворил?
— Успокойся, милая. Возможно, я спас тебя и жизни многих других.
К парню спешат полицейские, через минуту на его запястьях защелкиваются наручники. Его уводят. Ошеломленная жена спешит за ним следом, заламывая руки и спотыкаясь на каблуках.
Официант накрывает белой скатертью лежащее тело, словно саваном. Вокруг толпятся люди.
— Боже мой! Что происходит? Это же Стэнфорд Уайт!
Уайт был известнейшим архитектором и строил дома для миллиардеров. Он декорировал церкви Святого Варфоломея и Вознесения Христова, в спроектированных им домах жили Асторы и Вандербилты. Его произведением был и Мэдион-сквер-гарден.
Респектабельный и очень богатый, он считался олицетворением успеха и законодателем стиля. Ему подражали все нью-йоркские денди. Он казался безупречным, жил и держал себя как король, но при этом считался нравственным и уважаемым человеком.
О последней вечеринке Уайта рассказывали шепотом в светских гостиных. Она происходила в его огромной квартире. На десерт подали огромный торт, из него выпорхнула юная балерина Сьюзи Джонсон, закутанная в полупрозрачный шифон, и станцевала прямо на столе. А семья покойного мирно ужинала в особняке: Уайт вел двойную жизнь, и это никого не удивляло.
…Спектакль был прерван, зрители медленно расходились. А Черный Плащ тем временем уже давал показания в полицейском участке. Записывающий показания в протоколе полицейский скривился, словно съел лимон, когда услышал имя виновного в трагедии.
— Гарри Кендалл Тоу? Тот самый Тоу, сын Уильяма Тоу из Питтсбурга?
М-да. Наследник недавно отошедшей в мир иной старой пираньи, сколотившей свои миллионы во время железнодорожного бума? Только этой мерзости не хватало нашему участку! Через полчаса здесь будут ведущие репортеры и лучшие адвокаты, и тогда пиши пропало. Но работа есть работа.
— Вы действительно выстрелили в мистера Уайта?
— Да.
— Почему?
— Он был скотиной.
Сержант вздохнул и положил ручку на стол. Он в который раз пожалел, что поменялся с коллегой дежурствами. Сидел бы сейчас дома, потягивая пивко, а теперь…
Его предчувствия оправдались. Открылась дверь и на пороге появился Дельфин Дельмас, знаменитый нью-йоркский адвокат собственной персоной. Сержанту не повезло. Нахрапистый Дельмас битый час требовал, чтобы в протоколе было указано — Гарри Тоу не в себе.
— Обратите внимание на его глаза, офицер. Посмотрите на его пальцы…
— И что?
— Бегающие безумные глаза, дрожащие руки, сердце, выпрыгивающее из груди!
— Я ничего такого не заметил.
На следующий день началась общенациональная истерия. Еще бы, сыновья миллионеров не так часто стреляют в знаменитых архитекторов, да еще в общественных местах.
Знаменитый публицист Энтони Комсток тут же написал, что молодой человек вступился за честь жены и ему надо поставить памятник. Пресс-секретарь Белого дома сказал, что президент Теодор Рузвельт будет лично следить за ходом дела.
Почему один баловень судьбы застрелил другого? Двух мнений тут не существовало: дело было в молодой жене Гарри Тоу, двадцатидвухлетней красавице Эвелин, в девичестве Несбит.
Об остальном приходилось только догадываться. Неужели у красавицы Эвелин была связь с архитектором? А может, Уайт просто оказывал девушке небольшие знаки внимания, и известный своим бешеным характером Тоу приревновал?
Репортеры раскладывали пасьянс предложений, но один человек решил во чтобы то ни стало докопаться до истины. Миссис Тоу, Матушка Тоу, как ее называли в Питтсбурге была женщиной с железной хваткой, сильным характером и отличалась безумной любовью к сыну.
Миссис Тоу собралась вытащить Гарри из беды, пусть даже если ей придется оживить и еще раз застрелить этого Уайта и закопать потом его в землю вместе с кудрявой невесткой Эвелин. Ей нужны были факты: звучащие веско, убедительно и неотразимо.
Мэри Тоу искала имеющие отношение к делу бумаги в своем бюро, которые она тщательно собирала с момента знакомства ее сына и Эвелин. Она извлекла на свет папки: «Эвелин» (все о дорогой невестушке), «Сынок», «Молодые» и «Бестия» (рассказ Сьюзи Джонсон о вечеринке с тортом у Уайта и многое другое).
Последняя папка была посвящена Стенфорду Уайту. Вот он, как на ладони: состоятельные родители, частная школа, Нью-Йоркский университет, образовательный тур по Европе, первая премия в престижном архитектурном конкурсе.
Его жизнь была воплощением успеха. Стремительная карьера, хорошая семья, блестящее положение, известность и деньги… Имелось только одно «но» — тайная страсть Уайта к хорошеньким молоденьким девушкам, практически подросткам.
В папке «Бестия» Мэри держала восемнадцать фотографий этих девушек. Это снимки Сьюзан Джонсон, Мэгги Боллман, Милдред Джонс, Дороти Райн и других. Плюс тридцать страниц убористого текста.
Сплетни, газетные вырезки, рассказы самих девушек и их подруг. На самом деле девушек было гораздо больше, но практичная миссис Тоу собрала в папку только то, что можно доказать на суде.
Шестнадцатилетнюю Сьюзи архитектор соблазнил три года назад, когда девушка позировала его другу-художнику, рисовавшему райский сад, который должен был украсить штаб-квартиру нью-йоркского отделения Армии спасения.
Пятнадцатилетняя Милдред была модисткой и Стэн познакомился с ней на улице. Дороти пела в хоре церкви Святого Петра, прихожанами которой были Уайты. У Стенфорда была своя схема: для начала он отправлял девочек к дантисту.
Матушка Тоу усмехнулась — у нищебродок не бывает хороших зубов. Потом Уайт снимал им приличные квартиры, устраивал их родственников на хорошую работу, а самих девочек — в дорогие школы. Он помогал им с карьерой: Сьюзен стала танцовщицей, Дороти — певицей, Милдред открыла модное ателье.
Каждая из восемнадцати была благодарна страстному и щедрому Уайту. Он терял к ним интерес, когда девочки взрослели, но к тому моменту их жизнь была отлично налажена.
А вот и фотография Эвелин: она гораздо красивее остальных и Уайт поступил с ней по-особому. Красота Эвелин была замечена в раннем детстве, а к четырнадцати годам девочка, работавшая моделью и позировавшая художникам, содержала мать и брата.
Овдовевшая мать Эвелин смекнула, что красота девочки — товар, источник заработка и благосостояния семьи. Уайт впервые увидел Эвелин на сцене, где девушка танцевала в составе ансамбля «Флородора».
Архитектор выразил свое восхищение юной красавицей и пригласил Эвелин с матерью поужинать. Сорокасемилетний статный и обаятельный красавец Уайт действовал по старой схеме: брата Эвелин он устроил в военное училище, а Эвелин отправил к своему дантисту, пояснив, что плохие зубы могут погубить ее карьеру модели.
Вскоре мать Эвелин была без ума от нового знакомого, и оставив Эвелин на попечении Уайта, укатила проведать родственников в Питтсбург. Воспользовавшись отсутствием матери, Уайт пригласил Эвелин к себе в гости. Несколько бокалов шампанского, изысканный ужин.
Потом Эвелин плохо помнила что же случилось. Комната, где были качели, обитые красным вельветом. Она хохотала и раскачивалась, взлетая до потолка. Еще бокал шампанского… Перед глазами все поплыло. Очнулась она на кровати, а рядом мирно похрапывал Уайт.
Слезы, боль, страх, упреки… И капитуляция. Эвелин привязалась к своему соблазнителю. У него были крепкие руки и плечи, как у борца, а его усы пахли английскими духами и дорогим табаком. Он бывал нежным, как ластящийся кот, но бывал и жестоким. Эвелин привязалась к нему всей душой и телом.
Судя по всему, он заменил Эви отца, которого она почти не помнила: сильный, надежный, все понимающий мужчина, добрый советчик и лучший заступник.
Матушка Тоу об этом услышала от самой Эвелин и пришла в неописуемый ужас. А потом… приняла Эвелин вместе с ее прошлым. Что же делать, если любимый сынок втрескался в нее по уши и ни о ком слышать ничего не хотел.
Да вот только малышка Эви рассказывала подругам о том, какая душка Стэн и как с ним хорошо. Мэри Тоу захлопнула папку. Мерзость, и еще раз мерзость!
Эвелин считалась одной из самых прелестных девушек Нью-Йорка, а Гарри Тоу, наследнику миллионера, всегда доставалось все самое лучшее. Матушка Тоу никогда не могла сказать ему «нет». Ее мальчик с детства был нервным.
Безобразничал в школах, его не раз исключали из колледжа. Из Кембриджа, например, Гарри выгнали за то, что он размахивая револьвером, гнал по улице кучера кеба, обрызгавшего его грязью.
В папке «Сынок» и ресторанные счета на тысячи долларов, и полицейские протоколы, а также счета от дорогих портных. Гарри Тоу, знакомый со Стэнфордом Уайтом, всегда ему завидовал: утонченное обаяние архитектора помогало ему в охоте на женщин.
А Гарри Тоу, «питтсбургский принц» был грубоватым и наглым, он просто покупал женщин. Плейбоя Уайта, сохранявшего со всеми барышнями прекрасные отношения даже после расставания, и пользовавшегося у них огромным успехом, он возненавидел.
За глаза он называл его «скотиной». Архитектор был членом во всех престижных закрытых клубах, а Гарри получал неизменный от ворот поворот за свое скандальное и неподобающее поведение.
Деньги Гарри Тоу позволяли ему снимать собственные апартаменты в лучшем нью-йоркском отеле. Когда он стал ухаживать за Эвелин, девушка ответила ему отказом. Ему пришлось приложить немало усилий: спектакль с ее участием он посетил сорок (!) раз.
Вскоре повзрослевшая Эвелин наскучила архитектору Уайту и у него появилась новая молоденькая пассия. Только тогда Эвелин согласилась поужинать с Гарри Тоу. Он буквально преследовал Эви, забрасывая ее приглашениями на ужины, дарил ювелирные украшения и букеты цветов.
В то время на вечеринке Эвелин познакомилась с молодым актером Джоном Бэрримором, отпрыском знаменитой актерской династии, позже давшей американскому кино Дрю Бэрримор. Молодые люди практически не расставались, а вскоре Эви обнаружила, что беременна.
Бэрримор попросил руки девушки у матери Эвелин. Мать назвала его бездельником и в негодовании ответила: «Никогда!»
Джону отказали от дома. Уайт взялся уладить все дела и договорился с частным врачом в Нью-Джерси о прерывании беременности.
Гарри Тоу и Стэн однажды столкнулись, навещая Эвелин по очереди. Официальной версией ее недомогания был аппендицит. Эви выглядела осунувшейся и бледной. Тогда Тоу поговорил с матерью Эвелин и предложил развеяться в заграничном путешествии.
Мать с энтузиазмом согласилась, буквально сдав Эвелин в его пользование. Отправившись в путешествие с Тоу, Эви стала его игрушкой, а Гарри оказался просто животным: он избил ее кнутом.
Мать не оставила Эвелин ни копейки и ей некуда было деться от Гарри. Он в сотый раз попросил Эви стать его женой. Чтобы Гарри отстал от нее, Эвелин рассказала ему, что имела связь с женатым мужчиной и не может войти в его дом. Мисс Несбит честно поведала об ужине со Стэнли Уайтом, о пьянящем шампанском, о красных качелях и о том, что произошло потом…
В конце концов пара вернулась в Нью-Йорк и Тоу докучал ей еще год, пока Мэри Тоу и собственная мать не упросили ее выйти замуж за Гарри. Ее сценическая карьера шла ни шатко, ни валко, Уайт совсем охладел к ней. Брак с миллионером, по мнению ее матери, давал возможность устроить Эвелин собственную жизнь.
Эвелин стала миссис Тоу и поселилась с Гарри и его матушкой в Питтсбурге. Радости в жизни было мало: супруг с садистскими наклонностями и его сумасшедшая мамаша. Подруг у Эви в этом городе не было, а высший свет не принимал бывшую модель и танцовщицу.
Гарри сходил с ума, то засыпал Эви подарками, то избивал ее, выпытывая подробности отношений с Уайтом. Он кричал и размахивал револьвером:
— Я избавлю мир от этого чудовища, от Минотавра, питающегося девственницами!
Так продолжалось до лета 1906 года, когда Эви и Гарри отправились развлечься в Нью-Йорк перед очередной поездкой по Европе. Перед тем как поехать на премьеру в театр, Тоу узнал, что Уайт будет там. Он придумал какой-то предлог и потихоньку вернулся в отель за револьвером.
…Теперь ему грозил электрический стул. Матушка Тоу, кляня невестку, искала способы спасти сына. Она посулила Эвелин цифру с шестью нулями за то, что она даст показания в суде в защиту мужа, расскажет каким был мистер Уайт и получит развод.
— Только посмей сказать, что мистер Уайт был прекрасным человеком, а мой сын — чудовище!
Прокурор Уильям Джером мог сколько угодно говорить о том, что деньги клана Тоу не повлияют на решение суда. От электрического стула Гарри спасли показания Эвелин. Тоу назвали после процесса «благородным, но слабовольным юношей» и поместили в учреждение для душевнобольных преступников.
Эвелин была счастлива: ее ожидали деньги и долгожданная свобода. Но только Матушка Тоу обманула ее: никакого миллиона она не увидела, а с разводом пришлось подождать. Для поддержания положительного образа Гарри нужна была любящая и верно ждущая его возвращения жена.
Но тут Эвелин отомстила: на четвертый год заключения Гарри она родила мальчика, которого записала как Рассела Тоу. Ей пришлось сказать, что она подкупила охрану и ей удалось провести ночь с Гарри. Тоу сына не признал, а на седьмой год заключения сбежал. Он сумел добраться до Канады, там его арестовали и депортировали в США.
В 1913 году Мамаша Тоу добилась пересмотра дела и нью-йоркский суд решил, что с Гарри довольно. Его освободили, но через год он совершил новое преступление.
Эвелин немного снималась, играла в водевилях, работала управляющей рестораном и зарабатывала деньги своим трудом. Она говорила: Красота дала мне все, кроме счастья».
Всю жизнь она посвятила Расселу и тот вырос достойным человеком. Рассел Тоу — один из самых известных американских авиаторов, герой Второй мировой войны. Состарившись, Эвелин жила с большой семьей Рассела, его женой и детьми. Эвелин Несбит умерла в 1967 году в возрасте 82 лет.
