«За нее красная цена — 10 рублей серебром!», — усмехнулся скупщик, искоса взглянув на Адибу. По его, ставшим вдруг масляно-елейными, глазкам, Ирек, отец Адибы, понял — врёт, жадный торгаш.
Девку он вырастил что надо: высокая, стройная, черная коса ниже пояса и толщиной с руку. По улице идёт — деревенские парни чуть шеи не ломают, глядючи. Молодая еще, конечно, всего-то 13 годков, но уже далеко не каждая двадцатилетняя по красоте с Адибой сравнится.
Иреку очень хотелось сказать: «Не хошь называть настоящую цену, ступай, батюшка, не держим, дочка и самим пригодится».
Но — он не мог. Пятнадцать детей мал-мала-меньше на руках, а жена недавно на тот свет отправилась — надорвалась, бедняжка. Куда ему столько ртов прокормить? Иной раз как тоска найдет, думает: не взять ли веревку, да не пойти ли в лесок? Но на детей посмотрит — и не идет.
Так что продать Адибу придется. Тем более, скупщик райскую жизнь для девчонки сулит. Будет в Турции женою султана, будет как сыр в масле кататься…
«Пятнадцать рубликов бы», — слабым голосом проговорил Ирек.
Скупщик оскалился, и, хлопнув крестьянина по колену, сказал:
«Изволь, два рублика накину, но больше — не мечтай. Тут, вон, у твоего соседа тоже дочь собой недурна».
Работорговля с незапамятных времен была одной из важнейших статей дохода князей и феодалов из Центральной Азии и Кавказа. Лишь после прихода русских это явление стало понемногу изживаться, хотя оно сохранялось вплоть до конца XIX века.
Согласно свидетельствам многих древних авторов, на Северном Кавказе работорговля зародилась еще в античный период. Местные племена постоянно враждовали друг с другом, захватывая в плен молодых мужчин и женщин. Невольницы с Кавказа, отличавшиеся отменной красотой, были невероятно популярны не только в странах Востока, но и в Европе.
Европейцы, побывавшие на Кавказе в Средние века, практически всегда упоминали о случаях купли-продажи живого товара. Так, баварский солдат и путешественник Иоганн Шильтбергер, побывавший в Зихии (Черкесии) в 1420 году, написал:
«Здесь злые люди, продающие язычникам собственных детей своих и тех, которых они крадут у других».
Другой путешественник, генуэзский историк и этнограф Джорджио Интериано, написал в 1502 году книгу «Быт и страна зихов, именуемых черкесами. Достопримечательное повествование». В своем труде Интериано сообщил:
«Зихские феодалы нападают внезапно на бедных крестьян и уводят их скот и их собственных детей, которых затем, перевозя из одной местности в другую, обменивают или продают».
С XIII по XV вв. итальянские фактории на Черноморском побережье вели активную торговлю рабами с адыгами. Генуэзцы редко покупали рабов-мужчин, и постепенно этот «сегмент рынка» практически исчез. Зато итальянцы с удовольствием покупали молодых красивых женщин, становившихся наложницами европейских феодалов и аристократов.
В конце XV века причерноморские колонии итальянцев были захвачены турками. С этого момента главным направлением кавказской работорговли стала Османская империя. Поставщиками по-прежнему были горцы, однако, у них появился мощный конкурент — крымские татары. Татары нападали на всех подряд, в том числе, на славянские поселения в Речи Посполитой и на Руси.
На невольничьих рынках все чаще стали появляться светловолосые девушки с бледной кожей, особо ценившиеся в сералях турецких богачей. Горцы не желали отставать от конкурентов, и также наладили каналы поставки «белых» красавиц, нападая на русские и казаческие поселения на Кавказе.
Своего пика торговля рабынями на Северном Кавказе достигла в XVIII веке. Черноморское побережье от Гагр и до первых русских поселений превратилось в один сплошной невольничий рынок, на котором горцы производили торг с турками.
Рабов продавали в Тарки, в Дербенте, в селении Джар на границе с Грузией, в османских крепостях Анапа и Геленджик, в Сухум-Кале, в Туапсе, в Хункале и т.д.
Эта варварская практика не была пресечена и в XIX веке, когда из Черкессии ежегодно вывозилось до четырех тысяч невольников. Большинство рабынь на рынках Северо-Восточного Кавказа были христианками и грузинками.
На Северо-Западе в основном продавали абхазок и черкешенок. Историк XVIII века М. Пейсонель в своем труде «Исследование торговли на черкесско-абхазском берегу Черного моря в 1750-1762 гг.», писал:
«В зависимости от того, к какой национальности принадлежат порабощенные, назначается и их цена. Черкесские невольники привлекают покупателей в первую очередь. Женщин этой крови охотно приобретают в наложницы татарские князья и сам турецкий султан.
Есть еще рабы грузинские, калмыцкие и абхазские. Те, кто из Черкесии и Абазы, считаются мусульманами, и людям христианского вероисповедания запрещено их покупать».
Далеко не всегда рабыня поступала на рынок после того, как ее захватили. Многих девушек целенаправленно продавали родители. Семьи в Центральной Азии, на Северном Кавказе, в татарских селениях были большие, бедные.
Лишний рот — всегда в тягость. Если дочка росла красавицей, отец или мать вполне могли задуматься о том, чтобы продать ее так называемому «скупщику девочек», колесящему по пыльным дорогам на арбе, запряженной мулом.
О подобном скупщике «Камско-Волжская газета» сообщала в 1840 году:
«Татарин деревни Руссаковой продал свою дочь 14 лет за 95 рублей какому-то скупщику девочек, приехавшему специально для этого с Кавказа.
Девушка, купленная туркменом, при последнем прощании с родителями упала в обморок, в таком положении она находилась около часа, а когда пришла в сознание, то начала что есть силы кричать: «Алла! Ай, Алла!»
Родители же девушки тоже не легко расставались с своей дочерью, но покупатель ободрял их тем, что «по выходе замуж она может приехать сюда со своим мужем к вам в деревню побывать. И привезет много гостинцев и денег».
В тот же раз покупатель живого товара купил девушку 17 лет за 150 рублей в деревне Бакырчах Тетюшского уезда. Этот же покупатель 4 года тому назад купил 8 девушек в Тетюшском уезде. Девушек он покупает у бедных татар. Ходят слухи, что в данное время производится покупка девушек в Цивильском уезде».
Скупщики приобретали девушек для последующей перепродажи. Арба с 5-7 девочками следовала через весь юг Российской империи к Черному морю, где юных невольниц продавали турецким работорговцам, которые, в свою очередь, везли их на Османские базары.
Французский военный советник А.Фонвиль, в 1863-1864 годах участвовавший в военных действиях на Северо-Западном Кавказе, и ставший очевидцем продажи невольниц, оставил такие воспоминания:
«Мы пустились немедленно в путь и к вечеру того же дня прибыли в Туапсе. О Туапсе нам всегда говорили, что это есть торговый центр всего края и что местность здесь чрезвычайно живописна.
Представьте же наше удивление, когда мы приехали на берег моря, к устью небольшой речки, ниспадавшей с гор, и увидали тут до сотни хижин, подпертых камнями из разрушенного русского форта и покрытых гнилыми дырявыми досками.
В этих злосчастных хижинах проживали турецкие купцы, торговавшие женщинами. Когда у них составлялся потребный запас этого товара, они отправляли его в Турцию на одном из каиков, всегда находившихся в Туапсе».
Вот к этим-то «турецким купцам» из «злосчастных хижин» и везли девочек и девушек скупщики.
По мере того, как русская армия и русская культура все сильнее проникали на Кавказ и в Центральную Азию, объемы работорговли стали падать. В 1829 году Закубанье стало частью Российской империи, а русский флот начал охотиться за кораблями турецких купцов в Черном море.
«Торговля черкесскими девушками производится все еще в том же объеме, но требует теперь большей осторожности, чем раньше и ограничивается исключительно месяцами морских бурь, с октября по март, когда русские крейсера удаляются от берегов, лишенных гаваней». — Морис Вагнер.
Турецкие торговцы, привыкшие получать колоссальные барыши от продажи «живого товара» на Северном Кавказе, шли на любой риск. Даже утратив десять кораблей из девяти, они все равно полностью окупали потери. Вот как писал об этом русский разведчик Ф.Ф. Торнау:
«Работорговля для турецких купцов составляла источник самого скорого обогащения. Поэтому они занимались этою торговлей, пренебрегая опасностью, угрожавшею им со стороны русских крейсеров. В три или четыре рейса турок, при некотором счастии, делался богатым человеком и мог спокойно доживать свой век; зато надо было видеть их жадность на этот живой, красивый товар».
Стоимость невольницы, приобретенной турком у скупщика за 100-200 серебряных рублей, на османских рынках возрастала в десять раз. Игра, что называется, стоила свеч.
Активными помощниками турецких работорговцев были англичане, получавшие свою долю от этого «бизнеса». Английские корабли часто мешали российским судам расправиться с судами османских головорезов, занимавшихся работорговлей, контрабандой и поставками горцам огнестрельного оружия для борьбы с русскими.
Но что происходило с девочками, увезенными скупщиками из родного дома в неведомую даль, проданными турку и оказавшимися в Османской империи? Здесь уже — как повезет. Некоторые оказывались наложницами в серале турецкого султана, других раскупали богачи попроще.
Если хозяин был добрым человеком, то жизнь рабыни могла быть прекрасной, на худой конец, сносной. Но попадались среди покупателей и настоящие злодеи. Рабство есть рабство: человек оказывался в полной власти другого человека и мог уповать только на добрую волю своего хозяина.
Несмотря на противодействие с самых разных сторон, Россия постепенно свела северокавказскую работорговлю к минимуму. Тысячи девочек и девушек из самых разных краев наконец-то почувствовали себя в безопасности, а скупщики и работорговцы были вынуждены искать себе другой способ заработка.
