Дело имело большой резонанс и в историю он вошел не благодаря талантам, а трагическим обстоятельствам, благодаря которым его помнят. Иван Васильевич Казанский родился в Петербурге в купеческой семье в июне 1892 года. Вечером 21 января 1914 года, на следующий день после своей свадьбы, 21-летний Иван пoкoнчил с собой — пepeрезал себе гoрлo бpитвoй.
О том, что произошло в жизни молодого поэта, критика и издателя, известного под псевдонимом Иван Игнатьев (Игнатьева -девичья фамилия его матери), ходит много слухов.
Он с детства увлекался театром, хотел быть актером и устраивал домашние любительские спектакли в родовом имении Саблино под Петербургом. Иван был любимым «бабушкиным внучком» и жил в доме бабушки Пелагеи Борисовны Игнатьевой на Рождественской улице.
В 1910 году Иван окончил 3-е петербургское реальное училище. В последнем классе выпускал рукописный сатирический журнал.
Игнатьев был человеком талантливым и известным в литературных кругах начала ХХ века. Он дебютировал в 1909 году в журнале «Театр и искусство» и в течение четырех лет публиковал свои критические эссе, в основном на театральные темы.
В 1911 году он публикует свою первую книгу «Около театра. Юморески, миниатюры, штрихи, пародии», в которой есть новелла «Искромсанный портрет».
Новелла заслуживает внимания хотя бы потому, что ее главный герой — юноша по имени Вава Миловидов, которого бросила возлюбленная, известная актриса, поступит так же как Игнатьев. Молодой человек на вернисаже бросился с ножом на портрет любимой, а потом пoкoнчил с собой, пepeрезав гoрлo.
На следующий день в газетах появляются два коротких сообщения: первое — об акте вандализма, а второе — о смерти Вавы: «Вчера, в одной из аллей полюстровского парка был найден с перерезанным горлом артист Н-аго театра В. Миловидов. Случай весьма загадочный».
В 1912 году Иван организовал издательство «Петербургский глашатай», где печаталось большинство эгофутуристических авторов. Будучи деятельным и целеустремленным, Игнатьев привлекает к сотрудничеству крупных поэтов — Валерия Брюсова, Федора Сологуба, Георгия Иванова.
Юноша ведет богемный образ жизни и совсем не интересуется девушками. Друзья характеризуют его как милого и отзывчивого человека. После смерти бабушки в конце 1913 года он переезжает в дом №24 по Кавалергардской улице. Игорь Северянин пишет:
«У Игнатьева были странности: он мне, например, рассказывал, что каждый раз, отлучаясь из дома, в особенности по вечерам, когда он бывал в театре, он нигде не находил себе места, боясь, что его обожаемая им бабушка умрет внезапно в его отсутствие. Нередко, не дожидаясь окончания спектакля, он бросался, мучимый предчувствиями, домой и торопил извозчика, поощряя его «чаевыми»…
…Предчувствие не обмануло его: бабушка скоропостижно скончалась, и скончалась именно без него. … После кончины бабушки он загрустил, осунулся, и нередко в «Вене» можно было встретить его за бутылкою «Мартеля», чего раньше за ним не водилось вовсе».
Меньше чем за месяц до гибели Игнатьева, газеты писали о нем: «Футурист Игнатьев, сплюнув предварительно тут же на сцене, прочел какую-то галиматью и, дико вращая глазами, пьяной походкой ушел за кулисы…»
В конце 1913 года у Игнатьева случился последний роман с молодым поэтом Василием Гнедовым, который печатался под псевдонимом Жозефина Гант Д’Орсайль.
Родители шокированы неподобающим поведением сына и решают его «исправить». Принуждаемый родственниками, Иван вступает в брак. Его женой стала дочь купца первой гильдии И. (фамилия купца не разглашается — примечание автора).
Об этой девушке практически ничего неизвестно. В печати и воспоминаниях не фигурирует имя его жены. Согласно адресной книге «Весь Петербург» за 1914 год, по адресу улица Кавалергардская, дом №24 проживала Казанская Анна Леонтьевна, супруга главного героя.
Брак был задуман как «династический» — для слияния капиталов двух купеческих семей и укрепления торговых позиций. Свадьба состоялась 20 января 1914 года. Говорили, что Иван был на свадьбе весел, много шутил, любезно ухаживал за гостями.
Все остальное известно со слов родной сестры Игнатьева, дававшей показания в полиции. Итак, в первом часу ночи на свадебный пир заявились три товарища жениха, футуристы: Георгий Иванов, Рюрик Ивнев и третий, фамилию которого родственники не знали. Очевидно, все приверженцы однополой любви. По крайней мере, Иванов и Ивнев, не скрывали своей ориентации.
Вскоре после прихода футуристы с Иваном направились в уборную, где долго о чем-то говорили. Ситуация складывалась не очень приличная: невеста расстроилась и жениха вызвали в зал к гостям. После разговора с друзьями Иван был очень взволнован и нервничал. Родственники невесты были недовольны.
Потом Игнатьев бросился перед Анной на колени: «Прости, прости, меня… Я болен и страшно виноват перед тобой, что не сообщил тебе об этом раньше…»
…Маленькое отступление. Игнатьев в 1913 году выпустил сборник «Эшафот» с весьма прозрачным эпатирующим подзаголовком «Моим любовникам посвящаю».
Георгий Иванов, трогательно опекавший молодого поэта, писал о его стихах: «Это самые блистательные и самые ледяные русские стихи».
Из любовников в сборнике названы двое — режиссер Всеволод Мейерхольд («Улыбнется Ведьма Элегическая Шакалом Проспектных снов…» и поэт-эгофутурист Василиск Гнедов («Почему Я не арочный сквозь…»). Видимо, Анна не была знакома с творчеством Игнатьева и о его личной жизни ничего не знала.
Газеты того времени сообщают:
«Родители жены его были недовольны браком. На этой почве на следующий день после венчания между молодыми произошла размолвка. Родные молодой передают, что И. Игнатьев даже угрожал жене револьвером.
— Не грози, я не боюсь! — ответила она.
В этот момент раздался выcтрeл. Хотя пуля не попала в молодую женщину, но госпожа Игнатьева от испуга упала в oбморок. Когда она пришла в себя, то обнаружила, что в другой комнате И. Игнатьев лежал на полу в кpoви, с пeрeрeзанным гoрлoм. Он покончил собою от ужaса, думая, что yбил жену. Сaмoубийствo мужа так подействовало на госпожу Игнатьеву, что она близка к умопомешательству…»
На смерть Ивана Игнатьева откликнутся многие. Например, Велимир Хлебников, который позже включит эти строки в поэму «Ка»:
И на путь меж звезд морозный
Полечу я не с молитвой,
Полечу я — мертвый, грозный —
С окровавленною бритвой.
Во втором сборнике Центрифуги было опубликовано стихотворение Павла Широкова «Красная комната» с посвящением «Памяти И.В. Игнатьева».
В тихой комнате с красными обоями
На полу не смыть кровавых пятен,
В тихой комнате с красными обоями
Запах брошенности неприятен.
В том углу, где стол теперь, на стенах
Сбоку видны высохшие пятна.
Где-то жизнь, движенье в буйных стенах, —
Вечность здесь шуршала непонятно.
Тишина, утратив тень уюта,
Бережет болезненную тайну.
В комнате Ивана Игнатьева было найдено стихотворение:
Я пойду сегодня туда, где играют веселые вальсы,
И буду плакать, как изгнанный Арлекин.
И она подойдет и скажет: «Перестань! Не печалься!»-
Но и с нею вместе я буду один.
Я в этом саване прощальном
Целую Лица Небылиц
И ухожу дорогой Дальней
Туда к Границе без Границ.
Об Игнатьеве-Казанском тут же заговорили и окололитературная тусовка, и желтая пресса. Отклики эти дошли и до наших дней. В антологии Серебряного века нет-нет да включат стихи Игнатьева. Все-таки «правильно» и красиво уйти, это тоже искусство.
