Пишет журналист и литератор Сергей Николаéвич:
Он называл ее «Пека», «Пекуля». А я так и не успел ее спросить, почему. Марианна была Бибибой. Это я точно помню. Потому что первое, что она произнесла в своей жизни это было «Би-Би». Имелся в виду автомобиль.
А Настя была с самого начала просто Настей. Такой величественный сократовский лоб, как у неё, не предполагал фамильярностей с его обладательницей.
Все они были «стЭрвы» и «купишки». Но Александр Николаевич Вертинский произносил это без всякого раздражения. Он был убеждён, что женщина, пусть даже совсем маленькая, должна быть стервой. С другими его судьба почему-то никогда не сводила.
Единственным исключением была его Пека, она же Лиличка, она же Лидия Владимировна, русско-грузинская княжна, вывезенная им из Шанхая.
Классический образец trophy wife. Жена-трофей. Тогда трофейное было в большом почёте — антиквариат, драгоценности, меха, ковры, сервизы, фильмы… Победители везли все.
А у Вертинского была трофейная жена.
На 34 года его моложе. Зеленоглазая красавица дворянских кровей. Светская Москва столбенела, когда они появлялись вдвоём. При этом она была застенчива, пуглива, идеально воспитана. Что, впрочем, сочеталось с довольно ревнивым нравом.
Своего пожилого мужа она ревновала и к его прошлым пассиям (а их было немало!), и к новым объектам, которые время от времени, как ей казалось, грозили нарушить их семейную идиллию.
Впрочем, это было больше из области ревнивых грез. Вертинский был идеальным мужем и отцом. Несмотря на то, что большую часть года он проводил вдали от дома в бесконечных гастролерских разъездах, каждый вечер после концерта он садился за письмо к жене. Для него это было что-то вроде священного ритуала.
Ночь, рюмка армянского коньяка, белый лист, освещённый гостиничной лампой, и быстрый почерк, летящий все время как будто вверх… Быт и нежность. Житейская проза в исполнении прирождённого романтика расцветала под его вдохновенным пером всеми оттенками большой поэзии.
А иногда вдруг возникали цитаты из любимых поэтов. Он их всех помнил наизусть. И Цветаеву, и Блока… В одном из последних писем он напророчит свой финал:
Придут незаметные белые ночи.
И душу вытравят белым светом.
И бессонные птицы выклюют очи.
И буду ждать я с лицом воздетым…
Придут другие, разрыхлят глыбы,
Зароют — уйдут беспокойно прочь!
Они обо мне помолиться могли бы,
Да вот — помешала белая ночь!
Вертинский умер белой ночью. 21 мая 1957 года отпел последний концерт в Доме ветеранов сцены, вернулся к себе в «Асторию» и умер. Смерть была мгновенной.
Лидии Владимировне сказали по телефону, что ему стало плохо с сердцем. И ей надо срочно выезжать в Ленинград.
— Папа умер? — с этими словами Настя выскочила в коридор из спальни. Почему-то она уже тогда знала своим непоправимым детским знанием, что междугородний звонок, которого она всегда так ждала, который был для нее главной радостью, теперь означал ее сиротство на всю оставшуюся жизнь.
Пройдёт много лет, я буду сидеть в кабинете Александра Николаевича на Тверской улице, где Лидия Владимировна не позволила ничего поменять. Даже огромное зелёное в разводах пятно в углу потолка было точно таким, каким оно было, когда они впервые въехали в эту квартиру в 1945 году.
С этим пятном ничего нельзя было поделать. Оно был всегда — последний этаж. Какая-то фатальная прореха на крыше, которую никому так и не удалось починить, несмотря на все капремонты, прошения, заверения и мольбы. Все бесполезно!
У меня перед глазами огромный наполеоновский стол красного дерева, уютные старинные кресла, множество фотографий на стене, и Лидия Владимировна голосом усталого экскурсовода рассказывающая о своих вдовьих терзаниях с этим проклятым потолком.
— Даже Настя ничего не смогла сделать,— говорила Л.В., беспомощно разводя руками.
Грустно и одиноко сложилась ее жизнь после смерти Вертинского, хотя она была всегда окружена любящими дочерьми, а потом заботой внуков и правнуков. Замуж она так больше и не вышла.
На вопрос почему, ответила вопросом: «А вы представляете себе ещё кого-то за этим столом?». И тут же добавила, чтобы у меня даже не возникло и тени сомнений: «Лично я — нет».
Усердно и много занималась литографией. Это тяжёлый, кропотливый труд. Рисовала пейзажи и натюрморты, которые неплохо продавались. Людям всегда хотелось иметь что-то «от Вертинского». Девочки начали рано сниматься. Но жизнь без «Саши» была пуста. Точнее, Л.В. каким-то странным образом продолжала с ним общаться.
Всегда ему что-то дарила на день рождения, чтобы он на нее не обижался. А однажды, узнав, что продаётся какой-то роскошный бронзовый антикварный чернильный прибор, истратила на него последние деньги. «Я знала, что Саша хотел бы его иметь».
На самом деле он был все время где-то рядом с ней. Они никогда не расставались.
Как рассказывала Марианна, в самый последний день, когда мама уже была без сознания, кто-то из тех, кто дежурил в ее палате, поставил диск Вертинского. Обычный набор: «В бананово-лимонном Сингапуре», «Доченьки», «Маленький Креольчик»…
Но когда зазвучали «Ваши пальцы», Лидия Владимировна вдруг затихла. Она будто услышала, наконец, то, что ей было необходимо услышать.
И когда Весенней Вестницей
Вы пойдёте в синий край
Сам Господь на белой лестнице
Поведёт Вас в светлый рай.
