«Одна ночь с королем не лишит вас добродетели», — согласился супруг. Он поклялся, что ни одним словом не упрекнет Диану, ведь войдя в спальню Франциска I, она спасала своего отца.
Густой туман стоял над пристанью. Юные принцы жались друг к другу в страхе и чтобы согреться. Старший – Франциск, старался приободрить младшего. Но когда теплые руки бабушки Луизы Савойской схватили его, водрузили на постамент, а потом она начал произносить речь, приободряя и воодушевляя наследника французской короны, семилетний Генрих остался в полном одиночестве.
Мальчик испуганно озирался по сторонам и не понимал, почему он должен отправиться во вражескую страну, только чтобы его отец Франциск I был доволен.
Казалось, что все забыли про маленького Генриха, когда последовал приказ погрузиться в лодки. Против своей воли принц заплакал. Какая разница, на него никто даже не обращал внимания, стоит ли сохранять то самое королевское достоинство, о котором твердили все, если он по воле отца отчаливает к чужим вражеским берегам и станет там томиться в плену.
И вдруг теплые, нежные женские руки обняли его, и принц почувствовал на своих дрожащих губах горячий поцелуй. Перед ним стояла дама, самая прекрасная, какую он когда-либо видел. Ее белокурые волосы выбивались из-под арселе, и она улыбалась только ему, так по-доброму, так искренне!
«Я буду ждать вашего возвращения!» — прошептала красавица своими розовыми губами, и мальчик сразу же расправил спину и забыл о страхах. Впереди его ждала неизвестность, но дома его будет ждать самая прекрасная на свете мадам Диана!
Теми испуганными мальчиками были старшие сыновья короля Франции, дофин Франциск и Генрих Орлеанский. А женщиной, оказавшей случайные ласки юному принцу, была жена сенешаля Нормандии, Диана де Пуатье графиня де Брезе.
Ей исполнилось уже двадцать пять лет, и она была замужем за стариком на сорок лет старше нее, и все же, ни один придворный ловелас не мог похвастаться победой над прекрасной Дианой.
Смиренно она пошла под венец по указу своего родителя, послушно рожала супругу детей. Из восьми только две девочки смогли пережить младенчество. Воспитанная при дворе Анны де Боже, Диана усвоила правила поведения и поведение ее в высшей степени было достоным. В пятнадцать лет отец объявил ей, что нашел идеальную партию.
Луи де Брезе был не просто богатым и влиятельным аристократом, в его жилах текла кровь Валуа, а отцом его был внук Карла VII и его фаворитки Агнессы Сорель. Юной Диане хватилато ума и благородства не вызывать ревности супруга, сохраняя ему верность, несмотря на всю красоту. Многие искали расположения мадам де Брезе, и никто не находил его.
Лишь однажды она пошла на сделку со своей совестью, и даже эта вынужденная мера была воспринята супругом как жест благородства. В 1521 году, когда Диане де Пуатье было чуть за двадцать, и достоинства ее внешности были в самом расцвете, даме пришлось молить короля о пощаде для своего отца.
Жан де Пуатье оказался замешан в заговоре против короны, и его ожидала казнь, но дочь пришла умолять за отца и … вымолила для него прощение. В последнюю минуту, когда де Пуатье уже стоял на эшафоте, примчался гонец с помилованием.
«Лону дочери я обязан своей жизнью», — шептал обреченный и внезапно спасшийся. Быть может тогда и зародилась в душе королевской фаворитки Анны де Пислё лютая ненависть к Диане.
Прошло еще всего несколько лет, и прекрасная Диана де Пуатье осталась вдовой. Как могла она оплакала своего супруга, возведя ему прекрасный надгробный памятник и заодно заказав свое изображение, чтобы когда придет время, ее похоронили рядом с супругом.
В то же время начала она перестраивать замок Ане, чтобы придать ему великолепия, достойного своей красоты. Ибо свою внешность вдова ценила более всего и, как считали все, владела секретами сохранение вечной молодости.
Став вдовой, Диана стала носить одежды лишь двух цветов – черного и белого. Они как нельзя лучше подчеркивали ее внешность, столь привлекательную и недоступную для многих. И тогда же Диана де Пуатье стала все чаще появляться при дворе.
Злопыхатели распространяли слухи о вдове сенешаля, но конец им положил сам король Франциск I, написал стихи, где отзывался о ней как о «недоступной для проказ».
