«А я всё ещё притворяюсь, что жив. Всё те же колючки окружают страдалицу. Те же две дурацкие трубы – и обглоданные козами деревья», – записал Корней Чуковский в своём дневнике в сентябре 1936, спустя пять лет после смерти младшей дочери, посетив неприметную могилку на старом Алупкинском кладбище.
Железный крест с проплешинами ржавчины и полустёршаяся надпись: «МУРОЧКА ЧУКОВСКАЯ 24/II 1920 – 10/ХI 1931».
Здесь навеки упокоилось любимое дитя, «всепонимающий друг мой», как называл Мурочку Чуковский. Он ненавидел это место: райские красоты Крыма для безутешного отца навсегда превратились в вызывающий тошноту «омерзительный берег», где маленькая девочка приняла адские муки.
Наверное, каждый из нас при одном звуке имени «Чуковский» вспомнит с детства любимые сказки «Тараканище», «Мойдодыр», «Федорино горе», «Муха-цокотуха», «Айболит».
Но не все знают, что Корней Иванович был известным литературным критиком, публицистом, автором трудов «Ахматова и Маяковский», «Александр Блок как человек и поэт»; биографом Некрасова, Достоевского, Чехова, а также переводчиком произведений Оскара Уайльда, Марка Твена, Редьярда Киплинга, Уолта Уитмена, Даниэля Дефо и Артура Конан Дойла (талантливый самоучка, он даже напишет несколько работ по теории художественного перевода).
Однако запомнился и полюбился Чуковский большим и маленьким читателям именно детскими книжками, хотя сказки занимают в собрании сочинений автора всего один том из 15-ти.
И они вряд ли были бы написаны, если бы не обожаемая отцом Мария Чуковская, которую домашние называли Мурой, Мурочкой. Девочка стала крохотной Музой писателя и героиней стихотворных сказочных историй.
Мурочка появилась на свет в тяжёлое, голодное, непроглядно тёмное время и стала четвёртым ребёнком Корнея Ивановича и Марии Борисовны Чуковских. 24 февраля 1920 года в дневнике Чуковского появилась запись:
«Долгожданное чадо, которое – чёрт его знает, зачем – захотело родиться в 1920 году, в эпоху Горохра (сокращённо «городская охрана», или милиция – прим. автора) и тифа».
Прогромыхала страшным катком Первая Мировая война, полыхнули языками пламени знамёна Революции, неуклонно собирала свою кровавую жатву Гражданская. Бушует грипп-испанка, сыпной тиф выкашивает целые семьи; нет электричества, нет хлеба и почти нет надежды.
Чуковский читает бесконечные лекции – в Пролеткульте, Доме искусств, Балтфлоте и Красноармейском университете, ведь за лекции дают пайки! – и направляет в Наркомпрос просьбу о материальной помощи.
«Никто во всём Петрограде не нуждается больше меня. У меня четверо детей. Младшая дочь – грудной младенец. Наркомпрос обязан мне помочь, и немедленно, если он не желает, чтобы писатели умирали с голоду! Помощь должна быть немедленной и не мизерной. Нельзя человеку, у которого такая огромная семья, выдавать пособие в 10–15 рублей».
Тем временем «грудной младенец» рос не по дням, а по часам и вскоре для всех стало очевидно, что малютка Мурочка таит в своей головке целую Вселенную. Отец трепетно описывал в дневнике каждое событие, наполнявшее детскую жизнь.
«23 мая 1925, суббота. Мура у себя на вербе нашла червяка – и теперь влюбилась в него. Он зелёненький, она посадила его в коробку, он ползает, ест листья – она, не отрываясь, следит за ним. Вот он заснул. Завернулся в листик и задремал. Она стала ходить на цыпочках и говорить шёпотом.»
Видя разностороннюю одарённость девочки и поражаясь её невероятной памяти и богатому воображению, отец с большой серьёзностью подошёл к вопросу образования дочери. Он устроил школу… дома. В классной комнате имелись доска, мел и даже веник для выметания мела.
«29 мая 1925, пятница. Дивная погода. Сегодня я занимался с Мурой. Она относится к своим занятиям очень торжественно; вчера я сообщил ей букву ш. Сегодня спрашиваю: – Помнишь ты эту букву? – Как же! Я о ней всю ночь думала.»
Мурочка хорошо рисовала, демонстрировала яркую артистичность и поэтический дар. Вместе с Инной – дочерью советского прозаика и драматурга Юрия Николаевича Тынянова – придумала страну Иннамурию и теперь говорила по-иннамурски и читала иннамурские стихи. По воспоминаниям отца, изображая утку, плывущую по воде, приговаривала:
Волны плывут, вот такие волнухи,
Волны плывут, вот такие лягухи,
Плывёт, плывёт уточка,
Уточка-малюточка.
Разговоры, игры, наблюдения за Мурой наполняли каждый день Корнея Ивановича. С ней было невероятно интересно!
«17 января 1923, среда. У Мурки такое воображение во время игры, что, когда потребовалось ловить для медведя на полу рыбу, она потребовала, чтобы ей сняли башмаки. Сейчас она птичка – летает по комнатам и целыми часами машет крыльями…»
«Мы очутились с Мурой в темной ванной комнате; она закричала: «Пошла вон!» Я спросил: «Кого ты гонишь?» – «Ночь. Пошла вон, ночь».
«Мурка плачет: нельзя сказать «туча по небу идет», у тучи ног нету: нельзя, не смей. И плачет».
Он сочинял вместе с крохой сказки и забавные потешки, уговаривая непоседу покушать или заговаривая долгими ночами, чтобы девочка заснула; читал ей Пушкина, Некрасова, Лонгфелло и так, незаметно для себя, воспитал в дочери вдумчивого, внимательного, чуткого собеседника и друга.
«Он вырастил абсолютно понимающее, всё чувствующее, тонкое и музыкальное существо. <…> Мура стала необходимым катализатором для его творчества.
Умная и деликатная, наделённая необузданным воображением и глубокой сентиментальностью, нежная, хрупкая Мура была любимицей всей семьи – но для Чуковского она была большим. В Муре была его жизнь, его душа, его поэзия!» – убеждена исследователь творчества писателя Ирина Лукьянова.
«Муркина книга» увидела свет в 1925 году. Главная вдохновительница ждала выхода книги с нетерпением, а вместе с ней зачитывались историями про «Закаляку», «Котауси и Мауси», «Барабека» и «Чудо-дерево» ребятишки всей страны.
«Дали Мурочке тетрадь,
Стала Мура рисовать.
«Это – козочка рогатая.
Это – ёлочка мохнатая.
Это – дядя с бородой.
Это – дом с трубой».
«Ну, а это что такое,
Непонятное, чудное,
С десятью ногами,
С десятью рогами?»
«Это Бяка-Закаляка
Кусачая,
Я сама из головы её выдумала».
«Что ж ты бросила тетрадь,
Перестала рисовать?»
«Я её боюсь!»
А настоящая беда уже тихо подкрадывалась на мягких когтистых лапах. Мура впервые тяжело заболела в 1927 году. Аппендицит, сопровождавшийся сильными болями и высокой температурой, уложил девочку в постель на 10 дней.
«1927 год, 4 июня. Вчера были доктора: Бичунский и Буш. Приказали ничего не давать есть – и лёд. Она лежит худая, как щепочка, красная от жара (38.5) и печальная. Но голова работает неустанно… То, что она говорит, – результат долгого одинокого думанья. Болезнь переносит героически.»
