«Нецелованный, — смеялись в свете. — Монах». Говорили, что он краснеет при виде красивой женщины, моет руки по сто раз на дню, набивает карманы кренделями да сахаром. Анна все это слышала, но для нее странности этого человека не имели значения.
Она знала: он — великий писатель, автор бессмертных книг, гений, равных которому русская литература не знала. Он — мыслитель, философ, пронзивший время.
Он — Гоголь.
В 1823 году графиня Луиза Карловна Виельгорская, урожденная Бирон, родила своему супругу, графу Михаилу Юрьевичу Виельгорскому, последнее, пятое по счету, дитя. Это была девочка, окрестили которую Анной.
Сразу после рождения Анны семейство перебралось из села Фатеевки Курской губернии в Москву. В Белокаменной чета Виельгорских ожидала, когда государь простит их и разрешит перебраться в столицу, в Петербург.
Проступок, за который Луиза Карловна и Михаил Юрьевич жаждали прощения, заключался в самом их браке.
Брак Виельгорских был совершен в апреле 1816 года. Луиза и Михаил, подобно героям повести «Метель» А.С. Пушкина, обвенчались тайно в сельской церкви. При дворе брак сочли противозаконным, и Александр I выслал влюбленных из Петербурга.
Лишь в начале 1827 года новый император Николай I даровал Виельгорским прощение. Семья немедленно перебралась из Москвы в столицу.
В Петербурге граф и графиня заняли исключительно выгодное положение. Огромный особняк Виельгорских на Михайловской площади превратился в центр и светской, и литературной жизни столицы.
Любительница балов и маскарадов Луиза Карловна устраивала великолепные приемы, на которых бывали и представители императорской фамилии. Михаил Юрьевич, ценивший искусство, проводил на своей половине литературные собрания, которые посещали как маститые, так и начинающие писатели, художники и композиторы.
Таким образом, Анечка Виельгорская росла между двух миров — миром светских развлечений и миром искусства.
Дети Виельгорские воспитывались в атмосфере любви и ласки. Луиза Карловна своих чад боготворила. Графиня сама выкормила детей грудью, что по тем временам для аристократической дамы считалось чуть ли не подвигом. Семью Луиза Карловна воспринимала как «ковчег», в котором самые любимые для нее люди спасались от невзгод и несовершенств этого мира.
Увы, в 1839 году, когда Анне исполнилось 16 лет, в «ковчеге» Луизы Карловны стало на одного человека меньше: в Риме от скоротечного туберкулеза скончался старший сын графской четы, 22-летний Иосиф Виельгорский.
Иосиф был любимцем родителей. Высокий, умный юноша еще в детском возрасте был записан в камер-пажи цесаревича Александра Николаевича, ему пророчили блестящую карьеру.
В Рим 22-летний граф приехал с надеждой облегчить свое тяжелое состояние, вызванное болезнью. В декабре 1838 года Иосиф Виельгорский познакомился с 29-летним Николаем Васильевичем Гоголем.
Несмотря на относительно небольшую разницу в возрасте, Гоголь считался после смерти Пушкина главной надеждой отечественной литературы. В молодежной среде Николая Васильевича, и вовсе, боготворили.
Умирающий Виельгорский и безумно боявшийся смерти Гоголь стали близкими друзьями, виделись каждый день, говорили о литературе, искусстве, философии, обо всем на свете.
Когда Иосифу стало хуже и он слег, Гоголь неотлучно дежурил у его постели, кормил друга с ложечки, заботился о нем.
2 июня 1839 года Иосиф скончался. Николай Васильевич был потрясен, обескуражен, раздавлен.
Именно Гоголю нужно было сообщить графине Луизе Карловне Виельгорской о гибели одного из драгоценных пассажиров ее «ковчега». Графиня, между тем, уже неслась в Рим на перекладных в тщетной надежде увидеть сына живым.
Гоголь выехал Луизе Карловне навстречу, привез ее в столицу Италии и шесть недель провел рядом с безутешной женщиной. Если бы не Николай Васильевич, нельзя исключать, что графиня сошла бы с ума от горя.
Эта гордая, даже высокомерная аристократка с благодарностью приняла помощь человека, ставшего последним утешителем ее несчастного сына. Луиза Карловна никогда не сближалась с людьми из иного круга, и Гоголь стал единственным, для кого было сделано исключение.
Возможно, для графини религиозный, глубоко верующий писатель, которого в свете в открытую называли «монахом», был «наименьшим из зол». Во всяком случае, угрозы для своих повзрослевших дочерей Луиза Карловна в Николае Васильевиче не видела.
Вскоре Гоголь познакомился со всей семьей Виельгорских, в том числе, с юной красавицей Анной.
Виельгорские смотрели на Гоголя, как и все образованные и умные люди того времени — как на великого писателя, чуть ли не гения.
Анна, живо интересовавшаяся литературой и историей, и вовсе, была очарована Гоголем. Особенно барышню поражало, что она может общаться с великим писателем запросто, как с обычным человеком:
«Как русская, вы для меня Гоголь, и я вами горжусь, а как Анна Михайловна, вы только для меня Николай Васильевич, то есть христианский, любящий, вернейший друг».
Гоголь и Анна не только переписывались, но и встречались лично. Происходило это в Европе — в Остенде, в Ницце. Писатель и его приятельница гуляли по улочкам древних городов. Анна с восторгом делилась с Гоголем своими полудетскими, забавлявшими Николая Васильевича, мыслями:
«Я с вами где-нибудь сижу, как случалось в Остенде или Ницце, и говорю все, что в голову приходит, и вам рассказываю всякую всячину. Вы меня тогда слушали, тихонько улыбаясь и закручивая усы.».
С 1845-го года переписка 22-летней Анны и 37-летнего Гоголя стала еще более личной, более глубокой. Барышня не могла жить без посланий от своего гениального друга, письма Гоголя стали для нее жизненной потребностью:
«Для меня все в них просто, понятно; мне кажется, читая их, что я вас слышу, как вы часто с нами говорили, и я вхожу в ваши чувства, вижу вашими глазами и мыслью вашими чувствами».
Анна делилась с другом подробностями своей жизни в Петербурге:
«Я была вчера на балу, и очень веселилась. Вы мне часто говорили — я помню — что мне нужно непременно ехать на бал и развлекаться и танцевать de bon cocur. Это именно со мной нынче случается».
Гоголь, который ранее, и правда, советовал Анне, как сейчас бы сказали, жить полной жизнью, отвечал неожиданно грубо:
«Да вам же совсем не к лицу танцы: ваша фигура не так стройна и легка. Ведь вы нехороши собой. Знаете ли вы это достоверно?».
Какая девушка выдержала бы подобное обращение и продолжила переписку? Разве что та, которая уверена — мужчина просто ревнует. Анна продолжила переписку.
В октябре 1848 года Гоголь и Анна, наконец-то встретились в Петербурге. Казалось бы, эта дружба продолжит развиваться, что писатель-«монах» изменит своей аскетический образ жизни, в котором никогда не было места женщине. Но этого не случилось.
Общение было живым, интересным, но наступило расставание. Переписка, впрочем, продолжилась и даже стала более оживленной.
Анна желала увидеться с писателем снова, непременно в России — в Петербурге или в Москве.
В сентябре 1849 года Гоголь вернулся из-за границы. Некоторое время жил в Москве у приятеля, писателя и чиновника Владимира Соллогуба. Николай Васильевич очень ждал Анну, но та так и не приехала. Соллогуб отметил резкую перемену в настроении писателя:
«Он был грустен, тупо глядел на все окружающее, его потускневший взор, слова утратили свою неумолимую меткость и тонкие губы как-то угрюмо сжались».
Весной 1850 года Гоголь, согласно исследованию историка и мемуариста Владимира Шенрока, попросил своего друга Алексея Веневитинова, супруга Аполлинарии Михайловны, старшей сестры Анны Виельгорской, «разведать» у графини Луизы Карловны ее мнения относительно возможного брака Николая Васильевича и ее дочери.
Луиза Карловна, по всей видимости, была шокирована брачным интересом Гоголя. Графиня не видела в писателе, хоть и гениальном, подходящей партии для своей дочери.
Переписка с Анной прекратилась. От дома Виельгорских Гоголя, фактически, отлучили.
Николай Васильевич в отчаянии написал Анне длинную «исповедь», но неизвестно, получила и прочла ли барышня это трагическое послание:
«Мутными облаками недоразумений»… Надо полагать, что в свете уже начали шептаться, что «монах»-Гоголь нашел себе сердечную зазнобу. Конечно, это не могло не тревожить «хранительницу ковчега» Луизу Карловну.
В «исповеди» Николай Васильевич впервые в жизни рисует картину своей жизни с женщиной под одной крышей. В деревне, на лоне природы, Гоголь готов был «как верный пес» оберегать Анну от зла всего мира. В этих словах слабосильного, замученного писателя больше любви и мужественности, чем в тысяче любовных посланий от так называемых «настоящих мужчин».
Связь с Анной, да и со всеми Виельгорскими, тем не менее, навсегда прервалась. Владимир Соллогуб, знавший о душевных переживаниях своего великого друга, написал:
«Он страдал долго, страдал душевно, от своей неловкости, от своего мнимого безобразия, от своей застенчивости, от безнадежной любви».
Позднее Соллогуб назвал Анну Виельгорскую «единственной женщиной, в которую был влюблен Гоголь».
12 февраля 1852 года в Москве в страшную, ненастную ночь, Гоголь сжег в печи все свои рукописи, включая второй том «Мертвых душ». На следующий день Николай Васильевич слег и полностью отказался от еды. Друзья пригласили к писателю лучших врачей, которые пытались насильно кормить Гоголя. Это не дало проку: 21 февраля писатель скончался в возрасте 42 лет.
А что же Анна? В октябре 1856 года в возрасте 33 лет она впервые вступила в брак. Супругом молодой графини стал князь Александр Шаховской, который был на год ее старше.
Князь происходил из аристократического рода, был знатен и богат, но поговорить с ним, судя по отзывам современников, было особо не о чем. Вот как отзывался о князе Шаховском мемуарист К.Ф. Головин:
«Князь Шаховской вечно брюзжал, говорил всем неприятности, покупал редкие вещи и прекрасное вино и почему-то в обществе слыл добряком, которому всё прощалось».
После свадьбы Анна Михайловна стала фрейлиной императорского двора, близкой подругой великой княжны Александры Николаевны.
В 1861 году Анна Виельгорская родила супругу дочь Марию. Роды были тяжелыми, после них молодая женщина начала хворать, а через несколько месяцев скончалась в возрасте 38 лет.
Так сложилась судьба женщины, которая, судя по всему, была единственной любовью великого писателя и невероятно одинокого человека Николая Васильевича Гоголя.
