Она была настолько красива, что напоминала античную статую. Ее называли богиней фоторепортажа, ее выставки были организованы в самых престижных европейских музеях, ее уникальные снимки в нацистских концлагерях облетели весь мир и никого не оставили равнодушными. Она была моделью с обложки «Vogue». Она была военным корреспондентом. Красота Ли Миллер сводила с ума и сыграла с ней плохую шутку…
Ее отец, Теодор Миллер эмигрировал с женой из Швеции еще до рождения троих детей. Ли и два ее брата родились в провинциальном городке Покипси, штат Нью-Йорк.
Теодор, инженер-механик, был неверен супруге. Мать — Флоренс Миллер, чувствовала себя рядом с мужем несчастной и несколько раз пыталась отравиться.
«Какая красивая девочка!» — восклицали все вокруг, когда видели малышку Ли. Тоненькая, белокурая, синеглазая, грациозная… Когда Ли было семь лет, ее отправили в гости к знакомым родителей в Бруклин. Ночью, когда Ли спала, в ее комнату вошел молодой мужчина и присел к ней на постель. Он сказал, что хочет подарить девочке пони…
Когда, сделав свое дело, он уходил, то строго-настрого приказал онемевшей от страха Ли держать их секрет в тайне. Тайны не получилось. Она бы молчала, но только с ней стали происходить странные вещи — температура, зуд и прочее. Мать отвела ее к врачу и тут девочка призналась, что произошло. Врач осмотрел ее и диагностировал дурную болезнь.
Ли жалела, что тогда она не была фотографом. Взгляд, которым одарила ее мать, было не передать словами: презрение, ужас, страх, ненависть, брезгливость. Пенициллин изобрели только спустя пятнадцать лет и малышку лечили ужасными, варварскими способами. Мать запиралась с ней в ванной и промывала ей внутренности различными растворами. Ли орала на весь дом, а мать грубо затыкала ей рот.
Флоренс Миллер не хотела, чтобы о их семейном позоре узнали братья девочки. Братьям запретили общаться с Ли в отсутствие взрослых. Ли никогда не интересовалась, искали родители того человека или нет: с ней на эту тему больше никогда никто не разговаривал. Но с тех пор мать относилась к ней отстранено и враждебно. Что переживал ребенок, трудно представить…
Когда отец увлекся модной тогда фотографией, он предложил Ли сделать несколько снимков.У него была даже небольшая любительская фотостудия. Он усадил десятилетнюю Ли на колени и уговорил попозировать ему без одежды. Девочку волновал только один вопрос: «Папочка, а ты меня не разлюбишь потом?» — «Нет, конечно, я буду еще больше любить своего маленького ангелочка!»
Потом Ли слышала, как в родительской спальне ругаются мать с отцом. Между дочерью и матерью уже давно была негласная война и Ли хотела угодить отцу и досадить матери. Однако, мать настояла на своем присутствии при этих съемках. Только потом Ли поняла, что по- другому было нельзя — иначе бы вмешалась полиция.
Мать во время фотосессий сидела с невозмутимым видом с вязанием в руках и с ненавистью наблюдала за мужем и дочерью. После каждого такого сеанса отец покупал Ли игрушки или водил в кафе лакомиться шоколадным мороженым.
Когда Ли исполнилось восемнадцать, родители отправили ее в Париж — учиться сценографии и декораторскому искусству. Мать с явным облегчением выпроваживала дочь из дома: все равно ничего путного из этой девчонки не выйдет…
С пятнадцати лет Ли начала курить, полюбила игристое и не стеснялась в выражениях. Она просто влюбилась в Париж — город-праздник, влюбилась в буйство его красок и бурлящую ночную жизнь.
В Париже юная бунтарка начала фотографировать, обучаясь у знаменитого Ман Рэя. На самом деле его звали Эммануил Радницкий. Он, как и Ли Миллер, родился в Америке. Маленький, коренастый, носатый, совсем некрасивый, но безумно талантливый… Ли приехала к Рэю с рекомендательным письмом от Конде Наста.
Наст был издателем-авангардистом. В 1909 году он купил нью-йоркский журнал «Vogue» и сделал из него главное издание о моде. Это он открыл Ли Миллер как модель.
Наст описывал, как в Нью-Йорке он на улице увидел белокурое создание ангельской красоты: волнистые волосы, хрупкость и женственность. И при этом такая внутренняя сила, которой было невозможно сопротивляться.
Ли Миллер стала его любимой моделью. Он познакомил девушку с высшим нью-йоркским обществом: Фредом Астером, Чарли Чаплиным, Дороти Паркер, Вандербилтами. Мужчины и женщины всегда оборачивались Ли вслед.
Наст упомянул, что существуют две разные Ли Миллер: та, которая молчала, и та, которая двигалась и говорила. Первая напоминала античную статую в современных одеждах, вторая -грубого мальчишку-подростка, дерзкого и сквернословящего…
Однажды на съемках фотограф поворачивал Ли в разные стороны и никак не мог найти нужный ракурс. Он раздражался, повышал голос… Миллер насмешливо смотрела на него и подумала, что она решила бы эту задачу в одну минуту. Когда ей это надоело, то она тихо сказала: «Послушай, ведь все очень просто: платье берешь вон то — черное. Одно украшение — крупный жемчуг в три ряда. Меня развернешь вправо. А чтобы получить нужное выражение лица, мне не надо нюхать розу, плесни мне хорошего коньяка!»
Знаменитый Эдуард Стейхен, а это был именно он, онемел: модель дает советы фотографу. Но кадр получился отменный. Тогда Ли взяла фотокамеру и Стейхен нехотя ее уступил. Она воткнула ему в петлицу ту самую розу, приказала сесть в кресло и снять один ботинок. Он повиновался. Стейхен потом признался, что этот его портрет — самый лучший в его жизни.
Когда Ли протянула письмо, Ман Рэй ответил, что учеников он не берет и вообще уезжает в Биарриц завтра. Уже на следующее утро Ли Миллер ехала с ним в одном поезде в Биарриц. Рядом с высокой и стройной Ли Ман Рэй смотрелся весьма комично. Он был на пятнадцать лет старше Ли и поразил девушку тем, что «зажигал огонь творчества» во всем, к чему прикасался. Они поселились вместе и прожили четыре года.
Так Ли превратилась из модели в человека по другую сторону камеры. Конечно, все происходило постепенно. Она еще некоторое время работала моделью, даже снялась в рекламе тампонов «Соtex». В те времена это было верхом неприличия. Но Миллер уже давно было плевать на приличия. Она снова отправилась в Париж.
Девушка также увлеклась сюрреализмом — в это время она познакомилась с Пабло Пикассо, Полем Элюаром и Жаном Кокто.
В студии на Монпарнасе Ли открыла фотографический эффект соляризации, случайно засветив негатив. Ман Рей пришел в восторг и повторял: «Эта оплошность стала великой находкой!»
Вместе с Ли Рей придумал так называемые «рейограммы» — сейчас их называют «фотограммы». Он умел предвидеть будущее: на аукционах сейчас они стоят сотни тысяч долларов.
По вечерам богема собиралась в кафе «Ротонда». Спорили об искусстве, о форме, о цвете… На умопомрачительную блондинку заглядывались и Макс Эрнст, и Андре Бретон, и сам Пикассо. В 1930 году Ли согласилась сняться у Жана Кокто в его экспериментальном фильме «Кровь поэта» в образе античной статуи.
Рей страшно ревновал Ли ко всем ее поклонникам. Она удивлялась: Рей отрицал ревность и собственничество. Он устраивал Ли истеричные сцены по поводу ее вольного поведения и позирования художникам. Ли, миролюбиво чмокнув Рея, покинула его, уехав в Нью-Йорк. Рэй был близок к самоубийству, когда она оставила его.
В 1933 году Ли Миллер открыла собственную студию модной фотографии. Ее тогда признали одним из ведущих американских фэшн-фотографов. Ей заказывали рекламные кампании такие гиганты, как Elizabeth Arden, Helena Rubinstein и Saks Fifth Avenue, голливудские звезды уровня Лилиан Харви и Гертруды Лоуренс приходили к ней за портретными съемками. Итогом этого короткого периода стала прижизненная персональная фотовыставка — первая и последняя. А мужчины по-прежнему буквально преследовали ее, она так устала от них… и вышла замуж.
Ее избранником стал египетский миллионер Азиз Бей. Тогда у богатых египтян было модно брать в жены европеек, желательно блондинок. Ли совсем разуверилась в любви и знала, что никогда не будет счастлива.
Она поставила условие: сексуальной близости у них не будет и Азиз сдержал слово. Бей окружил ее такой роскошью в своем дворце в Каире! Она научилась ездить верхом на верблюде и заклинать змей. Миллер очень много фотографировала и гоняла по Африке на машине. В честь нее муж устраивал приемы и вечеринки.
Расставшись через пять лет с Азизом, она помчалась в Париж и там познакомилась с состоятельным англичанином — художником Роландом Пенроузом. Толстым, солидным и надежным как сейф. Пенроуз был вхож в кружок сюрреалистов и дружил с Пикассо. В Миллер он влюбился с первого взгляда. Ей было уже тридцать пять, но она была все еще прекрасна.
Пенроуз снял большой дом в Лондоне и попытался «приручить» Ли. Депрессии, разочарования, алкоголь,возлияния, вечеринки вновь стали верными спутниками Ли. Однажды Пенроуз привел в дом молодого фотографа по имени Дэвид Шерман. Дэйв был американцем и работал на журнал «Life». С первого взгляда Ли что-то подкупило в нем: какая-то чистота, благородство…
Самая большая загадка была в том, что Ли увидела в нем ответное чувство, но Шерман не позволял себе ничего лишнего, кроме дружеского поцелуя в щеку.
Дэйв стал приходить в дом Пенроуза ежедневно. Он приносил Миллер подарки: цветы, сладости, иногда шампанское. Они садились за стол и просто смотрели друг на друга или вели незначительные разговоры. Это был роман взглядов. Самый волнующий ее роман из всех романов…
Когда началась война и немцы стали двигаться в Европу, неожиданно заявился Дэйв в военной форме: попрощаться. Ли растерялась: куда он уезжает? Оказалось, на фронт, американским фотокорреспондентом. Дэйв пожал руку Пенроузу и обернулся к Ли. Она еле выговорила: «Боже! Что же теперь?»
Дэйв протянул ей руку, она пожала ее машинально. Шерман, уходя, пообещал: «Я напишу, дам о себе знать!» Ли не находила себе места. В Лондоне начались бомбежки. Это вывело ее из долгого оцепенения: надо действовать. Она бросилась в лондонский журнал «Vogue» и забросала стол главного редактора снимками: женщины в бомбоубежище, покалеченные солдаты, дети…
Но ведь это противоречит концепции журнала! Какая концепция, если твориться такое! Ли убедила редакцию, что никому не нужна эта дурацкая мода и снимки напечатали. А потом Ли связалась с американским посольством и потребовала, чтобы ее отправили на фронт фотокорреспондентом. Она помчалась в самое пекло за своим Дэйвом. Ей было 37 лет, когда она приняла это решение.
Джо Филлипс, другой фотокор говорил о Ли: «Она была самым смелым человеком, которого когда либо я знал». Однажды связной, с которым Миллер переправляла в редакцию отснятые пленки, передал ей записку от Шермана, он сообщал, что находится в немецком плену: «Я люблю тебя и буду любить всегда».
Ли плакала и целовала записку, пока она не рассыпалась в прах. Ли не спала по нескольку суток, осунувшаяся, худая, на попутных машинах, на танках, на чем придется, она двигалась с запада на восток, от Нормандии до Венгрии и Румынии, и тут уже не было места духам, платьям, косметике и позам.
Она сняла на свою камеру освобождение Дахау и Бузхенвальда, высадку союзников, первое применение напалма при осаде Сен-Мало, изгнание немцев из Парижа. Ли снимала ужасы войны и мечтала о встрече с Дэйвом. И они встретились на пути в Мюнхен. Какая это была встреча!
В каком-то полуразрушенном бараке среди измученных войной жителей и празднующих победу солдат, Дэйв нашел Ли…
Она не могла поверить своим глазам и думала, что он ей снится… Шерман исхудал, оброс, его было не узнать. Он рассказал, что ему удалось бежать из плена, он гнался по дорогам войны за Ли и это было не так просто. Они занялись любовью в каком-то окопе. И это были единственные настоящие в ее жизни объятья, единственные в ее жизни живые руки и губы, единственная за всю жизнь любовь и страсть…
В Мюнхене Ли Миллер и Дэвид Шерман за пачку сигарет наняли старика, который проводил их на Prinzregentenplatz, в девятикомнатную квартиру Гитлера. После войны она сказала, что узнала и записала адрес Гитлера задолго до того, как высадилась в Нормандии, и все время имела эту записку при себе в глубоком кармане своей мешковатой куртки.
В квартире Гитлера она не только приняла ванну, с наслаждением сбросив одежду и тяжелые ботинки, и позировала в ванной Шерману, но и сама сняла Шермана в ванной. Потом они остались там на ночь. Американская модель и еврей-фотограф, ночующие в квартире Гитлера, — что они чувствовали той ночью?
После капитуляции Германии Ли вернулась к Роналду Пенроузу, который ждал ее. Обычно ждет женщина, а тут вышло все наоборот. Она вышла замуж и родила Пенроузу сына Энтони в 40 лет.
Мужу Миллер был пожалован титул лорда за вклад в развитие британского искусств, так она стала леди Пенроуз.
После войны стала испытывать частые приступы посттравматического синдрома и начала пить. Она не раз повторяла, что после военных снимков любые фотографии выглядят праздной чепухой.
Спустя время Миллер все же смогла избавиться от депрессии и алкогольной зависимости и заново обрести себя. Она весьма успешно занялась кулинарией, правда, в неожиданном ключе. Ее сюрреалистические шедевры включали голубые спагетти, розовую цветную капусту и мороженое из кока-колы с зефиром, а рецепты нередко публиковали в журнале «Vogue».
В биографических словарях через запятую перечисляется, кем была Ли Миллер, — модель, модный фотограф, военный фотограф, муза. Муза как жизненная роль, муза как вдохновение для тех, кто любил ее.
После травмы, полученной в детстве, физическая любовь была для нее лишена всего того, что ощущают в ней люди; и эта невысказанная трагичность и прохладная отрешенность были так явственны в ее облике. Ли Миллер умерла в 1977 году от рака поджелудочной железы в 70-летнем возрасте.
