«Бери Евпраксию», — приказал барин. И Савелию пришлось подчиниться. 78 дней спустя после смерти жены он обвенчался с такой же крепостной, как он сам. В Максихе и соседних сёлах так повелось давно: по барскому велению женились крепостные. Хотят ли этого сами крестьяне, никто не интересовался.
Помещица Шаховская рассуждала так – если крепостной овдовел, надо скорее найти ему жену. Особенно, если сиротами остались дети. За ними присмотр нужен, да и крестьянин будет лучше работать, коли у него дома готов обед и в горнице прибрано.
Поэтому-то 9 февраля 1816 года наспех обвенчала вдового Федула с крепостной Анной Трифоновой. Девушка была моложе супруга на восемнадцать лет, но другой подходящей невесты в поместье не нашлось. Подбирали пару из дворовых. Одни были слишком молоды, лет двенадцати, другие, наоборот, уже состарились.
Федул ходил вдовцом полтора года, а вот крепостной помещика Венецианова, Савелий, мог оплакивать супругу всего два с половиной месяца. В мае 1832 года барин приказал ему взять в жены двадцатидвухлетнюю Евпраксию Митрофанову, молодую вдову с тремя детьми.
Соглашаться или нет – у Савелия такого выбора не было. Пошел под венец с Евпраксией. Правда, пасынков и падчерицу не принял. Отослал детей в дом их деда.
Трудно сказать, что творилось на душе Савелия. То ли так любил первую супругу, то ли в целом крестьянская жизнь его «заела», но после новой свадьбы он прожил всего два года. А потом нашли его на дереве, с веревкой на шее. Вдову его, Евпраксию, потом выдали замуж еще раз, спустя восемь месяцев. В том же селе нашли ей мужа.
«Любовь крепостного и девушки, принадлежащей другому помещику, рождала трагедии… Редкие владельцы крепостных душ позволяли крестьянским девушкам выходить замуж «по собственному произволению», — объяснял краевед Алексей Крючков.
Барин не позволит – замуж не пойти. В его отсутствие такими вопросами занимался управляющий, и ему тоже было велено зорко следить, чтобы девушки в чужое поместье замуж не выходили. Иначе как разобраться, кто кому будет принадлежать? Крепостной Агафон, холоп одного барина, дворовая Агриппина – собственность другого. А дети их, «чьих будут»?
Так, например, и у помещика Милюкова в Вышневолоцком уезде был заведен строгий обычай – его крепостные должны были вступать в брак только с его разрешения. Только в пределах владений барина. Если у крепостных рождались дети, то крестил их либо сам помещик, либо кто-то из его семьи, либо дворяне-соседи.
Это делалось специально. Крестный отец не может взять в жены крестную того же ребенка – запрещала церковь. А свои холопы наперечет! Мало того, что после браков внутри одного села они становились друг другу родственниками, так если еще и станут кумовьями, как их потом женить?
Крестьянин и сам был заинтересован, чтобы вступить в брак поскорее – неженатого легче отдавали в рекруты. Конечно, по итогам службы крестьянин получал свободу. Но ведь срок службы долгое время составлял двадцать пять лет! Не всякий рекрут после четверти века оставался живым…
Правда, некоторых и женитьба крепостных не останавливала. Осерчала барыня Александра Венецианова на слугу своего, Лариона, и отдала его в рекруты в 1850-м году. А ведь он годом ранее женился на крестьянке Ирине Федуловой! Дальнейшая судьба Лариона неизвестна.
А некоторым крепостным запрещали жениться. Особенно это касалось дворовых девушек, которые работали непосредственно в барском доме. Рассуждали так: обязанность прислуги – ухаживать за своими хозяевами. А если у дворовой будут свои дети, то она станет в первую очередь думать о них. А не про работу!
Но именно у дворовых чаще всего рождались дети «вне брака». Такая прислуга всегда на виду: и когда гости приезжают, и барину чаще на глаза попадаются. В поместье Сафонково у дворовой Елены Никитиной один за другим появились на свет шестеро детей.
Женили по барскому веленью и тех, кто остался без родителей. В 1822 году в деревне Микашиха так обвенчали тринадцатилетнюю Анисью и Михаила Семёнова. Оба были сиротами, и в поместье решили, что вдвоем им будет сподручнее справляться с хозяйством. У Анисьи и Михаила со временем появились семеро детей.
У многих такие вынужденные союзы рождали протест. И ссорились с женами, и жили в одном доме, не глядя друг на друга, и бежали. Часто даже бросали при этом малолетних детей. Анна Михайлова из Вышневолоцкого уезда, в 1841 году убежала от помещика Милюкова, оставив трёх дочерей.
И муж был для нее постылым (ведь не она его выбирала), и к дочерям она относилась без особой любви. Анну объявили в розыск, но не нашли.
А двадцатью годами позже отменили крепостное право. И решать, кому в поместье и на ком нужно жениться, помещики уже не имели права. Но сколько судеб перемололи за долгие годы крепостничества, сказать не возьмётся никто.
