Барин заплатил за нее дооорого — аж 700 рублей, поэтому, конечно, хотел получить все и с лихвой. Едва приехали на новое место, как затребовал в опочивальню. Роняя слезы, пошла, удивляя сенных. Девки-то думали, что Феоктиста — барышня, одета-то получше иных пемтембургских красавиц.
«Ну, где ты там? — окликнул барин из-за балдахина. — Иди скорее!».
Так и началось Фетисткино горе…
В 1851 году 33-летний писатель Иван Сергеевич Тургенев приехал в Москву и поселился в доме своего дяди Петра Николаевича Тургенева.
С Петром Николаевичем жила его двоюродная сестра, шестнадцатилетняя Елизавета Алексеевна — барышня хоть и совсем молодая, но невероятно серьезная, обстоятельная и деловая. По сути дела, в доме всем заправляла именно Лиза.
У Елизаветы Алексеевны в услужении находилась крестьянская девушка Феоктиста Волкова или, как ее называли и барыня, и дворня, Фетистка.
Была Фетистка высокой, стройной девушкой: копна темных волос, маленькие ножки, которые оценил бы сам Пушкин.
Елизавета Алексеевна одевала крепостную как барышню, и, казалось, что Феоктиста была создана, чтобы носить благородный наряд — так изящна она была. На сенную и, уж тем более, на дворовую девку, Фетистка никоим образом не была похожа.
Известный ловелас Иван Сергеевич не мог не обратить внимание на столь красивую крестьянку.
О дальнейшем развитии событий рассказал в своих мемуарах литератор Николай Берг:
«Довольно скоро Иван Сергеевич повел с кузиной «прозаический» разговор, которого она с часу на час ожидала и потому достаточно к нему приготовилась. Кузен услышал от нее такой куш, что, несмотря на свою влюбленность, был несколько озадачен.
Потолковали еще немного, и дело кончилось на семистах рублях: цена большая, так как дворовые девки продавались тогда рублей по 25, 30 и не шли далее 50. Последняя цифра даже считалась «сумасшествием»…
Деньги были тут же отданы, а на другой или на третий день Фетистка, обливаясь слезами, перебралась на квартиру Ивана Сергеевича, который ей признался тут же, что «очень ее любит и постарается сделать счастливой».
Любовь к крестьянкам Тургенев понимал примерно так, как знаменитое толстовское «чувство оленя». Фетистка и другие «девки» были для него «венерами земными», то есть, прозаической, земной, любовью. «Венерами небесными» для Ивана Сергеевича, впрочем, как и для большинства дворян той эпохи, были барышни, знаменитые женщины, женщины талантливые, загадочные.
Такие, как Полина Виардо, — любовь всей жизни Ивана Сергеевича. Собственно, от Полины Тургенев был вынужден уехать в Россию из Парижа. Уехал по требованию матери, грозившей в противном случае лишить наследства.
Фетистке предстояло сыграть роль утешительницы писателя, снять его тоску по Виардо, пока он вынуждено томится в России. Став рабою барина, Фетистка должна была по первому требованию следовать к Ивану Сергеевичу в опочивальню.
В 1852 году Тургенев отправил в редакции газет и журналов некролог на смерть Николая Васильевича Гоголя:
«Гоголь умер! Какую русскую душу не потрясут эти два слова? Да, он умер, этот человек, которого мы теперь имеем право, горькое право, назвать великим; человек, который своим именем одним означил эпоху в истории нашей литературы…».
Цензура строго-настрого запретила публиковать некролог, так как «о таком писателе преступно отзываться столь восторженно». В Петербурге текст Тургенева так и не вышел, но вот газета «Московские ведомости» успела его напечатать.
На следующий день Тургенев был арестован за ослушание и нарушение цензурных правил. Суд приговорил писателя к тюремному заключению сроком в месяц, а затем — к ссылке в родовом имении под постоянным полицейским надзором.
Проведя месяц в «застенках», Тургенев отправился в Спасское. Вместе с писателем в рессорной бричке сидела молоденькая черноволосая девушка, которую прохожие принимали за барышню. Но это не барышня была, а Феоктиста Волкова.
В Спасском Тургенев поселил Феоктисту на своей половине, одевал ее во «всякие богатые материи, одежды, украшения, белье из тонкого полотна».
Местные крестьяне были уверены, что Фетистка — настоящая барыня, а вот многочисленные друзья Тургенева, посещавшие его в ссылке, были в курсе отношений писателя с крестьянкой. Впрочем, по тем временам иметь крепостную любовь считалось не зазорным.
Иван Сергеевич часто ездил в гости к семейству Толстых в имение Покровское Чернского уезда Тульской губернии. Мария Николаевна, родная сестра великого писателя Л.Н. Толстого, своему мужу, графу Валериану Петровичу Толстому, приходилась троюродной сестрой.
Замуж Марию выдали 17-летней девушкой, муж был старше ее на 17 лет. Любви и взаимопонимания в этой семье не было, несмотря на то, что Мария Николаевна родила супругу четверых детей.
Тургенев поразил 24-летнюю на тот момент женщину умом, красотой и европейскими повадками. Вскоре между Иваном Сергеевичем и Марией Николаевной возникли романтические отношения.
В результате Мария Николаевна ушла от мужа, в чем Лев Николаевич Толстой винил Тургенева (хотя ушла женщина вовсе не к Ивану Сергеевичу).
Помимо Марии Николаевны, романтические отношения возникли у Тургенева и с его кузиной Ольгой Тургеневой, — романтичной, возвышенной и умной барышней.
От Марии Толстой и от Ольги Тургеневой — настоящих «тургеневских девушек», «Венер небесных», Иван Сергеевич возвращался к своей «Венере земной», Фетистке. И тут же писатель сокрушался, что «темна и глупа» его крестьянская любовь по сравнению с дворянками.
Николай Берг так писал о происходившем в Спасском:
«Прошел идиллический год… может, и меньше… новый барин Фетистки начал сильно скучать. С нею не было никакой возможности говорить ни о чем другом, как только о соседских дрязгах и сплетнях. Она была даже безграмотна!
Иван Сергеевич пробовал было в первые медовые месяцы (когда с нею почти не расставался) поучить ее читать и писать, но увы! Это далеко не пошло: ученица его смертельно скучала за уроками, сердилась… Потом явились на сцену обыкновенные припадки «замужних женщин», а вслед затем произошло на свет прелестное дитя…»
«Прелестное дитя» — мальчик, которому Фетистка дала имя Иван, «как у отца». Тургенев, к тому времени уехавший в Москву, узнал о рождении дитя от своего приятеля Павла Анненкова. Встревоженный Иван Сергеевич писал другу:
«Насчет Феоктисты дело выходит скверно — тем более, что это дело не моих рук — пожалуйста, оказывайте ей свое покровительство, а я ей на днях вышлю опять рублей 25».
Признавать ребенка Тургенев не собирался, но все же понимал, что, скорее всего, «скверное дело» было все-таки «делом его рук».
В 1856 году Тургенев решил все дела в России и засобирался в Париж, к Виардо.
Необходимо было срочно решать вопрос с Феоктистой и ее сыночком Иваном.
В 1865 году Тургенев, прибывший ненадолго в Спасское из Парижа, написал письмо своему другу Ивану Ильичу Маслову, тайному советнику и управляющему Московской удельной конторой Императорских имуществ. Из этого послания становится ясным, как писатель поступил со своей крепостной любовью и сыном:
«Любезнейший Иван Ильич!
Сегодня будет у меня с тобою речь не о продаже и деньгах, а о совершенно другом деле. Слушай.
У меня в 1851м, 2м и 3м годах в Петербурге и здесь жила девушка, по имени Феоктиста, с которой я имел связь. Ты, может быть, слыхал о ней. Я в последствии времени помог ей выйти замуж за маленького чиновника морского министерства — и она теперь благоденствует в Петербурге.
Отъезжая от меня в 53ем году, она была беременна, и у ней в Москве родился сын Иван, которого она отдала в воспитательный дом. Я имею достаточные причины предполагать, что этот сын не от меня, однако с уверенностью ручаться за это не могу. Он, пожалуй, может быть мое произведение. Сын этот, по имени Иван, попал в деревню к мужику, которому был отдан на прокормление.
Феоктиста, которая ездила к нему в прошлом году, тайком от мужа, не умела мне сказать, где лежит эта деревня и какого она ведомства: она знает только, что до этой деревни было верст 50 и что зовут ее Прудище.
Имеет она также причины предполагать, что какая-то дама взяла к себе ребенка — которому в деревне житье было плохое — и что эта дама попала в больницу. Из этого всего ты можешь заключить, что голова у этой Феоктисты слабая.
Теперь она опять едет в Москву (заезжала она сюда, чтобы на меня посмотреть — мужа ее отпустили на месяц в Богородицкий уезд) — и я направил ее к тебе с тем, чтобы ты помог ей в ее разысканиях. Если этот Иван жив и отыщется, — то я бы готов был поместить его в ремесленную школу — и платить за него.
<…> Во всяком случае, будь так добр, окажи свое высокое покровительство этой Феоктисте Петровне Волковой, которая явится к тебе с письмом от меня. <…> Муж — ни о чем не знает; впрочем, он очень смирный и порядочный человек.
NB. Денег Феоктисте не давай — она уже получила от меня».
К сожалению, ответ Маслова не сохранился, и мы не знаем, какие действия предпринял Иван Ильич по просьбе друга.
Феоктиста Волкова с мужем, которого ей подыскал Тургенев, жила в Петербурге и, если верить Ивану Сергеевичу, «благоденствовала». Мальчика, чтобы о нем не прознал жених, пришлось отдать к некоему мужику на прокормление в Прудище. Впоследствии, вероятно, некая добросердечная дама приютила сына великого писателя.
Увы, больше о судьбе Ивана и Феоктисты ничего неизвестно, следы их теряются в истории.
