Барин говорил ласково, и так ещё никто не обращался к Паше. Она ведь была из «казённых» — с рождения у чужих людей. И в Воспитательном доме пожила, и нянькой с десяти лет трудилась. «Бедовая ты, Паша», — вздыхала кухарка, глядя на неё. Но девушка улыбалась. Весной 1889 года жизнь впервые открывала для неё светлую, чистую страницу.
Молодая хозяйка показалась Паше странной: вроде юная совсем, восемнадцать лет, а лицо серьёзное, взрослое не по годам. Нанимаясь горничной, Паша не подозревала, что в этой квартире на Литейном проспекте так круто изменится её жизнь.
Поначалу всё шло, как обычно: утром Паша помогала госпоже Мережковской одеваться, укладывала её длинные красивые волосы, затем прибиралась в комнатах, чистила платья… Перед хозяйкой Паша робела – от пронзительного взгляда этой молодой дамы ей становилось не по себе.
«Она не строгая совсем, — объясняла кухарка, когда они вместе с Пашей пили чай, — грустная только. Говорят, очень по батюшке своему покойному тоскует».
Многое было для Паши непонятно: если госпожа Мережковская – супруга Дмитрия Сергеевича, то почему они по вечерам расходятся каждый в свою комнату? Почему между мужем и женой она не заметила ни тени привязанности? Конечно, браки часто устраивали по сговору. Но тут, как ей говорила кухарка, всё сложилось совсем иначе. Тем страннее ей казались Мережковские.
В своей просторной квартире на пятом этаже они частенько принимали гостей. Дмитрий Сергеевич знакомил молодую супругу со своими друзьями, и та сразу понравилась им. Умная, острая на язык, обаятельная и бесконечно талантливая.
От того, как Зинаида Николаевна читала стихи, Паша вздрагивала и замирала. Ещё никогда прежде она не испытывала такого чувства – когда душа словно парит, и каждый новый миг кажется прекраснее предыдущего…
Среди гостей Мережковских был и философ Николай Минский. Коленька – как его называли все вокруг – был не слишком счастлив в браке. Он служил помощником у присяжного поверенного, но, кроме того, писал стихи. Спокойный, интеллигентный, мягкий.
Взяв у него пальто, когда он первый раз пришел в гости к Мережковским, Паша почувствовала какой-то прилив нежности к этому человеку. Словно знала его всю жизнь. И одновременно он пугал её.
«Мой новый знакомец кротостью вошел в моё сердце… Я не сразу полюбила. То нравится он мне, то будто чую в нём что-то хитрое и злое, страшно мне делается, дальше от него быть стараюсь».
(З.Гиппиус «Простая жизнь»)
Паша ещё не понимала, что уже попала в сети. Минский (впрочем, таков был его псевдоним, и служил он под фамилией Виленкин) стал часто бывать в квартире на Литейном. Однажды прибыл, когда хозяев не было дома.
Паша в своем чёрном платьице и белом фартуке терпеливо объясняла, что «господина Мережковского нет-с до вечера, а мадам Мережковская отбыла-с с визитами». Барин в ответ говорил с Пашей так ласково, что у неё быстро-быстро забилось сердце.
«Бедовая Паша!», — взмахнула руками кухарка, заметив мечтательное выражение на лице девушки. Минский уже ушел, а Паша по-прежнему находилась под огромным впечатлением от его слов, от звука его голоса с хрипотцой…
У неё никогда прежде не было даже кавалера, не говоря уже о женихе. Она всю свою недолгую жизнь служила другим, и не думала ни о счастье, ни о любви. То, что в её сердце каким-то чудным образом прокралось это чувство, стало для Паши полной неожиданностью.
С тех пор она ждала Минского. Доверчиво, искренне. Она поддалась порыву так внезапно и так горячо, что удивилась этому сама. Неужели в глубинах её души оказалось столько нерастраченной нежности?
— Ты что-то очень бледна, Паша, — как-то утром сказала ей хозяйка.
Паша взглянула на себя в зеркало и помертвела – правда ведь, черты заострились! Под глазами синева… Она уставала теперь так часто, и с таким трудом просыпалась по утрам… Неужели — захворала?
— Я запишу тебя к лекарю, — пообещала госпожа Мережковская. И сама отвела Пашу. А тот, внимательно осмотрев девушку, только хмыкнул в густые усы. Паша на всю жизнь запомнила, как блеснули стёкла его круглых очков.
— Хворь то невеликая. – Иронично проговорил эскулап. – Спустя семь месяцев сама пройдет.
Паша крепко сжала губы. Она и подумать не могла. Хозяйка всплеснула руками. Они ехали домой молча, а потом, поднявшись в квартиру, Зинаида Николаевна начала расспрос. Открытие потрясло её: Минский! Наговорил ласковых слов ёе горничной! Ясно же ведь, что ничем хорошим это закончиться не могло…
Объяснение с Минским состоялось довольно скоро. Он пообещал пристроить девушку, но ни о какой женитьбе речи быть не могло. В висках у Паши гулко стучали слова: «Воспитательный дом». То самое невесёлое место, где она побывала сама, теперь должно было принять и её ребенка. Таков замкнутый круг, если ты — из «казённых».
«Я сидела, на руках его качала: не мой ты уж больше, ты теперь под казённым номером. И знать меня не будешь… Прощай, деточка моя! Я считала дни, недели, думала, вот он теперь уже смеётся, имя свое знает».
Судьба Паши, обманутой Минским, так потрясла Зинаиду Гиппиус – жену Дмитрия Мережковского – что в 1890 году она написала рассказ «Простая жизнь». Там тоже девушка Паша оказывается в таком же положении, как реальная горничная. Конец истории открыт – малыш умирает, и мы не можем знать наверняка, что дальше случилось с Пашей. И о жизни бывшей горничной нам тоже почти ничего не известно.
«Священник читал громко и внятно… И вдруг я подумала: ведь и мой мальчик, может быть, счастливый у Бога… Мне стало легче, я забыла и темную могилу… и мою обиду. А священник читал… И я старалась верить этим словам».
Философ Минский был женат ещё два раза, а скончался он в 1937 году в Париже.
