«Отдайте мне себя, или я застрелюсь», — горячо шептал Жорж, тревожа ее юбки. Натали онемела от ужаса, глядя на распахнутую дверь, за которой виднелась кровать…
Наташенька была пятым ребенком из семи детей своих родителей, — потомственного дворянина Николая Афанасьевича Гончарова и бывшей фрейлины императорского двора Натальи Ивановны, урожденной Зягряжской.
Родилась девочка в самый разгар Отечественной войны — 8 сентября 1812 года. Семья Гончаровых в тот момент находилась в родовом поместье Загряжских на Тамбовщине, где укрылась от ужасов наполеоновского нашествия.
После войны Гончаровы сначала жили в своем подмосковном имении Ярополец, затем — в калужском имении Полотняный завод, принадлежавшем Афанасию Николаевичу Гончарову, дедушке Наташи.
Обстановка в Полотняном заводе была исключительно тяжкой. Афанасий Николаевич вел крайне расточительный образ жизни, и тратил огромные деньги на свою любовницу, француженку мадам Бабетт. Эта женщина проживала с Гончаровыми под одной крышей и ощущала себя хозяйкой имения.
За тридцать лет Афанасий Николаевич пустил по ветру 30-миллионное состояние, влез в долги.
В 1815 году папенька Наташи возмутился и попытался противостоять отцу. Гончаров-старший осерчал и отстранил сына от управления делами.
В конце концов, Афанасий Николаевич велел Николаю Афанасьевичу и Наталье Ивановне покинуть его дом, оставив в Полотняном заводе внучку Наташу, которую дедушка очень любил.
Гончаровы были вынуждены покориться воле Афанасия Николаевича и переехали в Москву. Наташа около трех лет прожила с дедом в Полотняном заводе.
В 1818 году родители забрали 6-летнюю Наташу в Москву. К тому времени обстановка в семье Гончаровых была уже весьма напряженная. Четыре года назад в Полотняном заводе незадолго до ссоры с отцом Николай Афанасьевич упал с лошади и сильно ударился головой.
Последующий конфликт с родителем в сочетании с травмой привел к медленному развитию у образованного и добросердечного Николая Афанасьевича душевной болезни.
Порой у Гончарова случались приступы, пугавшие всю семью.
Тем не менее, родители стремились дать дочерям хорошее домашнее образование. Наталья, Екатерина, Александра изучали литературу, историю, географию, иностранные языки. Учили девочки и русский язык, однако, знали его значительно хуже, чем французский.
Воспитанием дочерей в основном занималась маменька. Наталья Ивановна Гончарова была женщиной властной, жесткой, ее характер был в значительной мере испорчен неудачной семейной жизнью. От дочерей Наталья Ивановна требовала полного и беспрекословного подчинения.
К девочкам мать относилась гораздо строже, чем к сыновьям Дмитрию, Ивану и Сергею. За непослушание Наталья Ивановна вполне могла отхлестать дочь веером.
Отрадой материнского сердца был старший сын Дмитрий, с блеском окончивший Московский университет.
Наталья Ивановна в юности считалась одной из главных красавиц России. Все дочки мадам Гончаровой отличались приятной внешностью, но красоту матери в полной мере унаследовала лишь Наталья.
Стройная, нежная, с поразительно правильными чертами лица и очаровательной улыбкой, Наталья Гончарова обещала стать украшением балов и светских раутов. Единственным изъяном Натали было небольшое косоглазие, и Катя Гончарова иногда обзывала ее «Косоглазой». Натали только смеялась: она понимала — старшая сестрица завидует.
Мать, вполне резонно считавшая, что красота дочери — это шанс выгодно ее пристроить, стала вывозить барышню в свет в пятнадцатилетнем возрасте. Тут же у Натали появился целый сонм светских поклонников.
В декабре 1828 года Наталья Ивановна повезла 16-летнюю дочь на бал у танцмейстера Йогеля. Все мужчины восхищенно смотрели на молоденькую Гончарову, но ни один взгляд не сравнился бы с пылающими голубыми глазами 29-летнего Александра Сергеевича Пушкина. Поэт был сражен, покорен с первого взгляда и на всю жизнь. Это была его любовь, его муза.
Пушкин начал, как он сам говорил, «волочиться» за Натали, но быть одному из многих воздыхателей красавицы было для поэта невыносимо. Александр Сергеевич решил жениться на Наталье Николаевне и в апреле 1829 года отправил в качестве свата своего приятеля, графа Федора Толстого-Американца.
Наталья Ивановна выслушала Толстого с интересом. В предложении не было отказано, но и согласия госпожа Гончарова не дала, сославшись на слишком юный возраст Натали.
Пушкин воспринял произошедшее крайне болезненно. Поэт, «гонимый непроизвольной тоской», отправился из Москвы на Кавказ.
В начале осени Александр Сергеевич вернулся, но в доме Гончаровых его ждал холодный прием.
Наталья Ивановна к тому времени расспросила о Пушкине нужных людей, и знала, что тот беден, отъявленный ловелас, политически неблагонадежен, навлек на себя гнев покойного императора Александра Павловича, да к тому же, завзятый картежник.
Тем не менее, ситуация в семье Гончаровых не позволяла разбрасываться даже такими женихами, как Пушкин. Несмотря на всю свою красоту, Натали была, по сути дела, бесприданницей: деятельность деда, а потом и обезумевшего отца, совершенно разорили ее семью. Кроме долгов и заложенных-перезаложенных имений у Гончаровых ничего не было.
Весной 1830 года Наталья Ивановна намекнула общему с Пушкиным знакомому, что для поэта еще не все потеряно. Александр Сергеевич, узнав это, немедленно помчался в Москву.
У поэта состоялся предметный разговор с Натальей Ивановной. Мадам Гончарова заявила, что она не может дать приданое за дочерью, но стерпеть такого позора не в состоянии и потому не дает согласие на брак.
Пушкин быстро решил это затруднение. Поэт заявил, что продаст часть имения, оставленного ему отцом, и деньги эти передаст Наталье Ивановне. Конечно же, «приданое» оставалось у Гончаровых, по сути дела, Александр Сергеевич выкупал невесту у ее родителей.
6 апреля 1830 года Гончаровы дали согласие на брак поэта с их самой красивой дочерью.
Решающей для Натальи Ивановны стала позиция Натали: 18-летняя барышня настаивала на браке и всячески демонстрировала «увлеченность своим женихом».
6 мая 1830 года состоялась помолвка, но из-за «ссор жениха с тещей» о приданом свадьба постоянно откладывалась.
Пушкин, доведенный Натальей Ивановной до белого каления, в отчаянии написал Натали, что отпускает ее, она «совершенно свободна», а он намерен провести остаток своей жизни в одиночестве.
Натали ответила спокойным, разумным письмом, в котором уверила поэта в своей любви. Пушкин успокоился и написал теще письмо с извинениями и новыми предложениями по приданому.
Вернувшись в Москву из Болдино, Александр Сергеевич заложил имение Кистенёво и 11 тыс. рублей передал Гончаровой-старшей. Себе поэт оставил 17 тыс.
2 марта 1831 года в церкви Большого Вознесения у Никитских ворот в Москве Наталья Николаевна и Александр Сергеевич обвенчались.
Молодожены поселились в Москве в квартире на Арбате, которую Александр Сергеевич снял непосредственно перед свадьбой.
Поэта переполнял восторг. Пушкин писал своему другу Петру Плетневу:
«Я женат — и счастлив; одно желание моё, чтоб ничего в жизни моей не изменилось — лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился».
Пушкину нравилось ощущение семейной жизни. Он обожал простой, по-домашнему милый образ своей жены, когда она сидела рядом с ним в рубашке, читая его стихи или переписывая «Домик в Коломне» (то, что Наталья Николаевна помогала Пушкину с перепиской — доказанный факт).
Наталью поэт называл «женка моя», «ангел мой», «душа мая», а также — «моя косая Мадонна».
Для Натали последнее прозвище из уст мужа звучало не так, как из уст завидующей сестры, и молодая женщина некоторое время «дулась» на супруга.
В мае 1831 года Пушкины переехали из Москвы в Царское Село. Переезд был связан с нежеланием Александра Сергеевича жить под одной крышей с тещей, вечно вмешивавшейся в дела молодой семьи.
В Царском Пушкины жили очень тихо, но их уединение было нарушено после того, как из-за эпидемии холеры сюда перебралась императорская семья. Надежда Осиповна Пушкина, мать поэта, писала его сестре Ольге Павлищевой:
«Император и императрица встретили Наташу с Александром, они остановились поговорить с ними, и императрица сказала Наташе, что она очень рада с нею познакомиться и тысячу других милых и любезных вещей. И вот она теперь принуждена, совсем этого не желая, появиться при дворе».
С этого момента начинается светская жизнь Натали, которая, в конечном итоге, погубит ее великого мужа.
Осенью 1831 года Натали Пушкина появилась при дворе, наделав много шума. Светский Петербург был очарован, император Николай I Павлович уделял Наталье Николаевне особое внимание и требовал, чтобы она непременно бывала в свете.
Пушкин гордился светским успехом жены. Дарья Фикельмон писала в своем дневнике:
«Он перестаёт быть поэтом в её присутствии; мне показалось, что он вчера испытывал… всё возбуждение и волнение, какие чувствует муж, желающий, чтобы его жена имела успех в свете».
19 мая 1832 года у Пушкиных родился первенец — дочь Мария. Через год в семье появился второй ребенок, сын Александр.
Пушкин был нежнейшим отцом, он обожал детей. В своих письмах к «женке» поэт постоянно вспоминал ребятишек. Такое отношение поэта к детям примирило его с тещей Натальей Ивановной.
Семья поэта быстро росла, росли и траты. Пушкиным из соображений «престижа» приходилось снимать большой дом. Постоянные выезды Натальи Николаевны и Александра Сергеевича в свет также требовали денег. В целом, петербургская жизнь была явно не по карману поэту, тем более, он отнюдь не бросил карточную игру.
Жалования Пушкина в Министерстве иностранных дел едва хватало на оплату квартиры и дачи: все остальное оплачивалось из «кубышки» — денег, полученных от заложенного Кистенёва. Но в 1833 году «кубышка» опустела.
Финансы семьи оставляли желать лучшего, а император Николай I, как назло, сделал 34-летнего поэта камер-юнкером:
«Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но Двору хотелось, чтобы N. N. танцовала в Аничкове».
Император словно «привязывал» Пушкина с женой ко двору. В свете стали говорить, что государь неровно дышит к Наталье Николаевне.
Мать Пушкина все чаще писала, что Наталья Николаевна слишком много времени проводит на балах, хоть и имеет там большой успех.
В 1834 году траты поэта еще больше возросли, так как жена пригласила в Петербург своих старших сестер Екатерину и Александру. Барышни несколько лет жили в Полотняном заводе, страдая из-за невозможности вырваться в столицу и устроить свою судьбу.
Пушкин негативно отнесся к идее жены:
«Охота тебе думать о помещении сестёр во дворец. Во-первых вероятно откажут; а во-вторых, коли и возьмут, то подумай, что за скверные толки пойдут по свинскому Петербургу. Мой совет тебе и сёстрам быть подале от двора; в нём толку мало. Вы же не богаты. На тётку нельзя вам всем навалиться».
Тем не менее, Екатерина и Александра приехали. Александру Сергеевичу пришлось вывозить в свет не только жену, но и своячениц.
Екатерина Гончарова, получив фрейлинский шифр, осталась жить у Пушкиных. Александре, не отличавшейся красивой внешностью, шифр не дали, и она проживала в доме старшей сестры на правах приживалки и, отчасти, няни. В свете намекали, что Александра глубоко влюблена в Пушкина.
Между тем, в 1835 году светская жизнь Натальи Николаевны подошла к своей кульминации: в 23-летнюю красавицу влюбился ее ровесник, кавалергард Жорж Дантес, являвшийся французским подданным.
Дантес был невероятно красив. Высокий, стройный, широкоплечий молодой человек с безупречно вылепленным лицом.
Жоржу чрезвычайно шла военная форма, он был остер на язык, умел шутить и каламбурить, что быстро сделало ему репутацию в высшем свете. Иностранцем были очарованы все, и даже Пушкину, по свидетельству Сергея Соболевского, Дантес поначалу был вполне симпатичен.
Однако ухаживания Дантеса становились все настойчивее, и, самое главное, для всех была очевидной и ответная реакция со стороны Натальи Николаевны.
Дантес писал своему «приемному отцу», барону Луи ван Геккерну, о неком «прелестном создании в Петербурге», муж которой «бешено ревнив», но она все равно любит Жоржа.
Наталия Николаевна была увлечена неистовой любовью Дантеса, но, по признанию самого Жоржа, в начале 1836 года отказалась «нарушить ради него свой долг».
Кавалергарда отказ не смутил, и он лишь усилил натиск. По настоянию Дантеса ненавидевшая Пушкина светская дама Идалия Полетика пригласила Наталью Николаевну к себе, а сама уехала из дома. Вот как об этом рассказывала княгиня Вера Федоровна Вяземская:
«Когда она осталась с глазу на глаз с Дантесом, тот вынул пистолет и грозил застрелиться, если она не отдаст ему себя. Пушкина не знала, куда ей деваться от его настояний; она ломала себе руки и стала говорить, как можно громче. По счастью, ничего не подозревающая дочь хозяйки явилась в комнату, и гостья бросилась к ней».
О скандальном свидании стало известно в свете, причем, пересказывали его зачастую совсем иначе. Говорили, что Наталия Николаевна не смогла выдержать напора молодого кавалергарда.
Для Пушкина эти слухи были жесточайшим испытанием. А ведь то время, даже без учета скандала с Дантесом, светских сплетен, было для Пушкина исключительно тяжелым. Ухудшалось финансовое состояние семьи: долги росли, журнал «Современник» смог собрать лишь 600 подписчиков, что не позволяло окупить расходы.
Весной 1836 года Пушкин похоронил мать: с Надеждой Осиповной поэт сблизился в последние годы ее жизни и очень горевал из-за этой потери.
И на фоне всех этих проблем и бед Пушкин начал получать анонимные письма, которые доводили его до белого каления. У поэта отнимали самое дорогое, что было у него в жизни — его любимую женку, его семью!
Александр Сергеевич все больше склонялся к тому, что ему придется отстаивать честь жены с пистолетом в руках.
Пушкин верил супруге безоговорочно, и у него были все на то основания: Наталья Николаевна любила мужа — это прекрасно видно по ее письмам, по ее беспрестанной заботе о нем.
4 ноября 1836 года Пушкин получил пасквиль под названием «Патент на звание рогоносца»:
«Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена.
Непременный секретарь граф И. Борх».
Пасквиль был разослан и многим друзьям поэта. Пушкин сразу же решил, что авторы писем — барон Геккерн и Дантес. Вечером того же дня Александр Сергеевич отправил Жоржу вызов на дуэль. Причину поединка поэт не указал.
Письмо Пушкина получил Геккерн, который попросил отсрочки на сутки. За это время о дуэли было сообщено Наталье Николаевне.
Мадам Пушкина срочно отправила своего брата Ивана в Царское Село к Василию Андреевичу Жуковскому. Жуковский смог предотвратить поединок с помощью хитрого хода.
Жорж Дантес объявил, что все его поползновения в адрес Пушкиной связаны с тем, что он влюблен в Екатерину Гончарову, старшую сестру Натальи Николаевны.
Екатерина получила предложение от Дантеса, было объявлено о помолвке, а Пушкин отозвал вызов на дуэль.
Хитрый ход с браком неистово влюбленной в Дантеса Екатерины не разрядил ситуацию. Пушкины не принимали у себя жениха, и Екатерина встречалась с Дантесом у своей тетки Загряжской.
Сама ситуация вызвала новый всплеск пересудов. В свете стали говорить, что «несчастный» Дантес решил принести себя в жертву, вступив в брак с нелюбимой женщиной, чтобы «спасти честь любимой».
Графиня Дарья Фикельмон писала в дневнике, имея в виду Наталью Николаевну:
«Бедная женщина оказалась в самом фальшивом положении. Не смея заговорить со своим будущим зятем, не смея поднять на него глаза, наблюдаемая всем обществом, она постоянно трепетала; не желая верить, что Дантес предпочёл ей сестру, она по наивности или, скорее, по своей удивительной простоте спорила с мужем о возможности такой перемены в сердце, любовью которого она дорожила, быть может, только из одного тщеславия».
21 ноября 1836 года Пушкин составил резкое письмо Геккерну, но не стал его отправлять, а лишь сообщил о намерении Владимиру Соллогубу. Соллогуб сразу же обратился к Жуковскому. Василий Андреевич не нашел ничего лучшего, чем обратиться к императору. 23 ноября Александр Сергеевич был вызван к государю, и после беседы пообещал Николаю Павловичу, что драться он не будет.
10 января 1837 года Екатерина Николаевна Гончарова стала законной женой Жоржа Дантеса. Наталья Николаевна была на венчании вместе с братьями Дмитрием и Иваном. Александр Сергеевич предпочел проигнорировать это событие, сославшись на занятость.
23 января у графа И.И. Воронцова-Дашкова был бал, на котором присутствовал весь цвет петербургской аристократии, включая императорскую чету. Пушкин с женой, а также Дантес с Екатериной Николаевной не могли не посетить это мероприятие.
Жорж на балу ни на шаг не отходил от Натальи Николаевны, приглашал свояченицу на танцы и всячески демонстрировал, кто ему по-настоящему интересен.
В какой-то момент Дантес опустил «казарменный каламбур». После бала Пушкину стало известно об этой шутке, и Александр Сергеевич так описал содержание каламбура княгине Вере Вяземской:
«Мозоль госпожи Пушкиной гораздо красивее, чем у моей жены».
Сказана эта фраза была по-французски. Слово «мозоль» „cor“ Дантес произнес как „corps“ (тело), то есть, по сути дела, Дантес сказал:
«Тело госпожи Пушкиной гораздо красивее, чем у моей жены».
На следующий же день поэт отправил Луи Геккерну письмо, тон которого не оставлял ни малейшего шанса на примирение. В своем послании Александр Сергеевич намекал на ненормальность отношений барона и его «приемного сына»:
Геккерн не мог принять вызов Пушкина как посланник иностранного государства, и драться за него должен был Дантес.
27 января 1837 года в дуэли на Черной речке Пушкин получил тяжелое ранение.
Поэта привезли к нему домой на набережную реки Мойки. В дом Пушкина внес его крепостной «дядька» Никита Крылов.
Александра Сергеевича уложили на кожаный диван, с которого тот уже никогда не поднялся.
Наталья Николаевна, увидев мужа, начала «дико рыдать, иногда ее плач переходил в истерику». Тем не менее, супруга поэта до последнего надеялась, что рана не смертельная.
Александр Сергеевич ласково разговаривал с женой, много раз повторяя, что она невиновна в случившемся, и он всегда доверял ей.
28 января в 14.00 Пушкин, страдавший от чудовищных болей, велел отправить Дантесу записку:
«Я вас прощаю. У меня раздроблено бедро. Передайте Екатерине, что она тоже помилована.»
Все усилия лучших петербургских врачей спасти поэта не увенчались успехом. 29 января 1837 года Александр Сергеевич Пушкин скончался, о чем лейб-медик Николай Арендт сразу же отправился доложить Николаю I.
Наталья Николаевна была раздавлена смертью мужа. После похорон поэта, на которые собрался весь город, его жена слегла. Родственники были уверены, что госпожа Пушкина находится при смерти.
Поэт оставил огромные долги, которые камнем должны были лечь на его жену и детей — 5-летнюю Марию, 4-летнего Александра, 2-летнего Григория и годовалую Наталью.
Хлопотать за семью поэта, как всегда, стал его друг и учитель Василий Андреевич Жуковский.
Император прислушался к просьбам Василия Андреевича и оплатил долги Пушкина, а также назначил его вдове и детям пенсион.
Между тем, следствие по делу о дуэли продолжалось. Луи Геккерн написал Карлу Васильевичу Нессельроде письмо, в котором обрушился на Наталью Николаевну — якобы это она соблазняла Дантеса. Барон требовал взять у вдовы показания под присягой.
Письмо попало в руки Николая I и тот, ранее благоволивший Дантесу, был возмущен нападками Геккерна. Барон тут же сменил тональность, и написал, что после встречи с его «сыном», Наталья Николаевна: «осталась столь же чиста, как тогда, когда господин Пушкин дал ей свое имя».
Все эти скандалы доносились до Натальи Николаевны как отголоски. Надевшая траур вдова все еще переживала смерть мужа, постоянно плакала, отказывалась от пищи.
В конце концов врачи посоветовали Пушкиной как можно скорее уехать из столицы. 16 февраля 1837 года Наталья Николаевна забрала детей и покинула Санкт-Петербург.
Для нее начиналась новая жизнь. Жизнь без Пушкина.
