— Папа очень много зарабатывал, но мы, конечно, всё прожирали, хотя и успевали купить что-то из дорогих вещей, — вспоминала своё детство Анастасия Вертинская. — Жили в соседнем с Елисеевским магазином доме, где продавались деликатесы: и чёрная икра, и красная, и моя любимая — паюсная.
Попа обожал копчёного сига, а мы с Марианной налегали на ветчину со слезой, удивительно ароматную. Всё это тогда стоило копейки…
Александр Вертинский пропадал на гастролях, зато с любимой женой Лидией у них развернулся настоящий эпистолярный роман длиной в 14 лет. Лидия Вертинская тоже решила зарабатывать, но даже не из-за того, что денег не хватало.
Глава семейства, будучи старше Лидочки на 34 года, стал отцом в солидном возрасте, и очень беспокоился о том, что станет с его тремя девочками после его смерти. Поэтому Лидия получила профессию театрального декоратора, окончив институт имени Сурикова.
Вертинский обожал жену и дочерей, буквально заставлял Лидию покупать себе драгоценности, но, обладая изысканным вкусом, в Москве она редко что-то могла себе выбрать.
— Я с таким трудом зарабатываю деньги, а тебе не менее трудно что-то подобрать себе, — улыбался Александр.
Зато дочкам он вёз отовсюду платьица, шубки, игрушки.
— Бабушка была фантастической кулинаркой! — рассказывала Анастасия. — Прекрасно знала русскую, грузинскую, китайскую и европейскую кухню. Когда папа возвращался с гастролей, накрывали шикарный стол!
В субботние вечера приходили гости из столичной богемы, а иногда родители заказывали столик в «Арагви», чтобы посидеть с друзьями. У нас с Марианной были две бонны, учившие нас этикету и водившие в музеи, театры, библиотеку.
Но однажды отец задумался, а хорошо ли это, что девочек воспитывают как принцесс. Впрочем, принцессы росли сорви-головами и много шалили, за что мать лупила их линейкой. Папа наказывать дочек не мог и хватался за валидол, когда они получали трёпку от мамы.
— Отец пел о нас с Машей «у меня завелись ангелята», но в жизни называл «маленькими стервочками», — улыбалась Анастасия, — ведь с сестрой мы постоянно дрались, я ужасно ревновала обожаемого папусю. Мне казалось, что он её больше любит и дарит ей лучшие игрушки! Я в детстве была ужасной…
Марианне дарили на день рождения куклу и обязательно покупали и мне. Однако, я могла закатить скандал из-за того, что у её куклы платье изящнее. Сестру назвали прекрасным именем девушки Робин Гуда! А Настями, как назло, звали всех нянечек в нашей школе…
Сестёр очень сдружило то, что придумал Вертинский для своих избалованных дочерей в качестве меры воспитания.
— Лидочка, а тебе не кажется, что мы воспитываем девочек не как советских гражданок? — спросил жену за завтраком Вертинский.
— Что же нам делать, Саша? — всплеснула руками Лида.
— Может быть, отправим их в пионерский лагерь?
Каждой выдали по немецкому фибровому чемодану, сложив туда одежду на любую погоду: летние красивые платьица, юбочки с майками, а также шерстяные гамаши, шапочки и шарфы. Конечно, в чемоданы упаковали и бельё, и обувь, и девочкины радости: бантики, заколочки, расчёски и зеркальца. Экипированные сёстры отправились на отдых.
— Мы там нисколько не страдали! — утверждала Анастасия. — С Марианной крепко сдружились, предпринимали с ней вылазки за хлебом, воруя его из столовой. Есть ужасно хотелось на свежем воздухе! Какая уж там икра, за столом уплетали за обе щеки и щи, и кашу, и добавки просили!
Девочки ходили строем, выкрикивая речёвку, участвовали в спортивных играх, купались и собирали ягоды, в общем, проводили лето в своё удовольствие.
— Помню, я стояла на линейке и пела «Взвейтесь кострами, синие ночи», — вспоминала Анастасия. — Песня мне так нравилась! И я думала: «Эх, ну почему это не мой папа написал? Я бы сейчас всем рассказала».
А он пел про каких-то балерин, матросов, про бананово-лимонный Сингапур. Да мои друзья в пионерлагере бананов и не видели никогда!
Время пролетело незаметно, а возвращение дочерей из поездки вызвало шок у любящих родителей.
— Когда мы приехали, у нас остался один фибровый чемодан на двоих, и в нём громыхало два предмета. Мне принадлежала голубая майка, где было вышито «Коля К», а Марианне — чёрные сатиновые мальчуковые трусы, где было вышито «4 отряд», — смеялась Анастасия. — Всё остальное пропало.
Когда девочки вошли в квартиру, все ахнули: сёстры были ужасно чумазые и оборванные. И не подумав умыться и вымыть руки, они сразу ринулись на кухню и с победным воплем накинулись на котлеты, хватая их грязными руками.
Девочек отмыли, и родители стали расспрашивать о житье-бытье в пионерлагере. Обнаружилось, что речь дочерей значительно обогатилась.
— Весь лагерный сленг, так сказать, вошёл в нас с полной неотвратимостью и прочно прижился, — улыбалась Анастасия.
— Ругались мы как грузчики! Но и это был не последний сюрприз. Мы начали чесаться. Оказалось, что завелись вши, и нам предстояло вывести их. И тогда было решено: больше в пионерский лагерь ни ногой!
Зато сёстры стали ближе друг другу. Прошло не так много времени, и их жизнь изменилась, ведь Александр Николаевич умер, когда девочкам исполнилось 12 и 13 лет.
По словам Анастасии все друзья, пировавшие у Вертинских, куда-то исчезли, денег не было, так как отец не копил, считая, что это ненадёжно, а валюта была недоступна.
— Помню, как мы снимали люстры, готовили их на продажу, — вздыхала Анастасия. — Бонны, изучение языков и прочее отменилось. Мама из изнеженной девочки превратилась в трудягу, зарабатывая продажей в художественных салонах эстампов и пейзажей, которые она создавала.
Нам с Машей позже назначили пособие по 20 рублей. Слава Богу, мы с сестрой рано стали сниматься в кино: я с 15 лет, Марианна — чуть позже.
