Шёлковые юбки и покрывала с трёх сторон закрывали изящный мраморный стол. Получилась яркая палатка, из которой на четвереньках выползала жена наследника престола. Она так весело смеялась! А за ней бежали Марго и Шарль – детишки дворцовой прачки.
Графиня де Ноай, первая фрейлина Марии-Антуанетты, он недоумения не могла вымолвить ни слова. Ярость душила её. Эта австриячка совершенно не умела себя вести! В 1770-м году в Версале поселился трудный ребёнок.
Этикет предписывал, что она должна завтракать и обедать одна, без мужа. Этикет диктовал, что при её утреннем пробуждении в покои набиваются до тридцати человек. И столько же было вечером, когда надлежало ложиться спать. У каждой персоны в Версале была своя роль.
Хранительница веера не могла подавать туфли. Та, что отвечала за платье, не смела прикоснуться к перчаткам. Однажды замешкалась придворная дама, которая подавала Марии-Антуанетте ночную рубашку. А с девушки уже всё сняли. Вот она и стояла, обняв себя за плечи, и мелко дрожала от холода. Дамы вокруг переглядывались, и никто не пытался помочь дофине Франции.
Не положено! Наконец, дверь хлопнула, опоздавшая вбежала, и все вздохнули с облегчением. Этикет не был нарушен. Неважно, что будущая королева посинела от холода и наутро слегла с температурой. Главное, соблюден порядок.
Ей было только пятнадцать лет, а от неё требовали поведения степенной тридцатилетней женщины. Она хотела прыгать, бегать, плясать… Даже в чопорной Вене ей позволяли делать это. Австрийский этикет предписывал, что надо держать лицо.
А вот за закрытыми дверями дворца Шёнбрунн можно было и пошалить. В Версале действовали другие порядки. Все вокруг, словно восковые фигуры, двигались так, словно от них зависели судьбы мира.
Она думала, что муж будет рядом с ней. У них была такая маленькая разница в возрасте! Но рыхлый медлительный Людовик не любил подвижные игры. Тогда Мария-Антуанетта обратилась к его младшим братьям – тоже мальчишкам схожего возраста.
Но один из них слишком влюблённо смотрел на неё, а другой, наоборот, едва сдерживал презрение. Его звали граф Прованский, и он мечтал о троне. Если бы у Людовика не было детей, следующим в очереди к престолу становился он. И с каждым месяцем его надежды становились всё крепче! Ведь у дофины так и не получалось завести ребёнка…
Все смотрели на нее, словно сквозь лупу. Когда она выходила из своих покоев, все взгляды были прикованы к ней: не округляется ли фигура? Нет ли признаков тошноты? Но прачки шепотом доверяли горничным, а те – всем вокруг – что у дофины все по-прежнему. Ни малейших признаков появления наследника.
— Она просто не интересует дофина. – Судачили в Версале и с презрением смотрели на девушку.
Очевидно же, что с ней что-то не так! Даже мать писала Марии-Антуанетте из Вены пламенные письма, в которых призывала её быть мягче с мужем. Слушать, что он говорит. Подчиняться. А маленькая дофина рыдала в своих покоях, не понимая: чем она нехороша? Она ведь такая славная и милая!
«Милая мамочка, — писала дофина в Вену, — пришлите мне маленького мопсика… Пусть хотя бы он будет рядом!»
Дофин приходил к ней первое время, но затем перестал. Неудачи в их семейной жизни заставляли его держаться подальше от жены. Мария-Антуанетта, чувствуя эту отстраненность, вообще старалась как можно дольше не приходить почивать. Танцы до утра? То, что надо. Потом она упадёт без сил и не будет тревожно думать о будущем.
Однажды кто-то рассказал ей о несчастной испанской королеве. Столетием раньше красивую французскую принцессу выдали замуж за самого страшного правителя в истории – Карлоса Второго. Девушка упала в обморок, увидев его в первый раз. У нее не было никакой отдушины, кроме еды…
Услышав эту историю, Мария-Антуанетта снова чуть не расплакалась. Ей было так жаль ту бедную девушку! Она ведь, и сама была тут, словно в клетке.
Да, её муж был приятен внешне, но избегал её. А находить радость в изысканных блюдах Мария-Антуанетта никак не могла. Она привыкла есть совсем по чуть-чуть, и была совершенно равнодушна к пирожным и сладостям.
Не была она приучена и к горячительным напиткам, которые все в Версале очень даже приветствовали. Это в фильмах её показывали с бокалом игристого и среди горы кондитерских изделий… На самом деле, реальная Мария-Антуанетта сильно отличалась от экранной!
Другой ее «странностью» (по крайней мере, для Версаля!) было восприятие человеческих отношений. Она выросла в семье, где было шестнадцать детей. Её мать отличалась строгостью нравов и даже создала целую «комиссию целомудрия», которая жёстко преследовала любые отступления от правил.
Мария-Антуанетта выросла в убеждении, что у мужа есть жена, а у жены – муж. И никаких исключений! Поэтому, когда ей рассказали о существовании мадам Дюбарри, она просто ахнула от возмущения.
Это не укладывалось в её маленькой светловолосой головке. Дама – у короля? Да, свёкор был славным и добрым человеком, относился к ней с большим вниманием. Но мадам Дюбарри не имела права на существование… Это было неправильно, ведь она не королева!
Как она могла садиться рядом с королем? Бедная дофина рассуждала, как ребёнок, и её взгляды полностью совпали с мнением королевских дочерей. Тётки дофина Людовика, незамужние принцессы, ненавидели мадам Дюбарри. И принялись науськивать дофину…
Она сочла нужным не замечать графиню. Не удостаивала её взглядом, не обращалась к ней. Словно её и не было. Дюбарри была озадачена и пожаловалась королю. Назревал скандал. Эта австрийская крошка игнорирует самую влиятельную женщину во Франции! Вести докатились и до Вены.
Императрица Мария-Терезия схватилась за голову: её воспитание оказывалось неуместным! Отправляя девочку в Париж, она не позаботилась о том, чтобы рассказать ей – там всё немного по-другому! Надо смирить австрийскую гордость, надо делать скидку на местные традиции…
А традиции в Версале были таковы, что там всегда кто-то царствовал, помимо королевы. Теперь это была графиня Дюбарри. И гордая дочь императрицы не собиралась идти ей на уступку.
И снова полетели письма из Вены. Мария-Терезия писала дочери, что надо считаться с графиней. Да, она не является королевой. Но… «Видите ли, дитя мое, его величество всецело доверяет ей. Он относится к ней как к старому доброму другу, и уважает мнение графини. Вы должны воспринимать её точно также», — писала императрица.
Девчушка была растеряна. Она ведь поступала в точности, как её учила мать! И тут сама же наставница делает шаг назад… Ей пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы выдавить при следующей встрече:
— Кажется, в Версале сегодня так много народа!
Дюбарри расцвела. Дофина была побеждена. Трудный ребенок получил первый урок – во Франции все лгут. Она запомнила это.
К чести графини, она не стала мстить Марии-Антуанетте за долгую несговорчивость. И даже прислала ей к Рождеству роскошный подарок – бриллиантовые серьги за 700 тысяч ливров (да-да, на своих дам король Людовик XV не жалел денег, поэтому и они легко расставались с ними).
Но эти серьги были отправлены назад. Между ними — дофиной и графиней — не было ничего общего, кроме предсказания старой цыганки, которая сказала как-то Дюбарри: «Тебя и королеву Франции ждет одинаковая участь».
«Умоляю тебя не участвовать ни в каких интригах», — писала императрица – дочери. Это было лишним. Мария-Антуанетта не участвовала, и этим злила своих новых французских родственников. Они бы предпочли, чтобы она воевала с ними вместе против Дюбарри. Чтобы ломала копья!
Прошла пара лет, а наследников все не было. Встревоженный король Франции — он ведь не вечен! — выбрал медика для осмотра супружеской пары. У Марии-Антуанетты не нашли никаких изъянов. У дофина – тоже. На самом деле, дофина даже не осматривали.
Лекарь, робевший перед высокопоставленными особами, просто спросил у него: нет ли у него замечаний относительно здоровья? И тот коротко ответил, что нет. Всё в полном порядке! Это упущение дорого стоило Франции!
И отныне все ещё больше недоумевали: если всё в порядке, так отчего же не происходит никаких перемен? Но Мария-Антуанетта в ту пору была куда больше озабочена другой идеей – она жаждала въехать в Париж! Она жила во Франции уже несколько лет, но никогда не была там, в столице!
И тут снова этикет возвёл преграду: для первого въезда нужно официальное разрешение короля. А Людовик Пятнадцатый с этим медлил…
Наконец, король милостиво согласился. На 8-е июня 1773 года был намечен въезд, и сердце дофины буквально выпрыгивало наружу!
— Давайте убежим раньше? – Предложила она своему вялому мужу.
Тот неохотно дал согласие – впервые в жизни он шёл на авантюру! И вот они, надев маски, подобрав экипаж без гербов, ровно за сутки до своего торжественного въезда, оказались в городе…
Она жадно впитывала звуки, запахи, виды… Её заворожил Париж. На этих улицах кипела жизнь, эти дома и дворцы выглядели такими настоящими… Людовик и Мария-Антуанетта грустно вернулись в свой Версаль, словно в пыльный старый театр и сразу почувствовали – как он далёк от того города.
На следующий день состоялся тот самый торжественный въезд.
Мария-Антуанетта была обворожительна. Она махала из кареты парижанам, а те, ликуя, бросали ей цветы и кричали: «Да здравствует дофин! Да здравствует мадам дофина!».
«Я не в состоянии описать вам, милая мама, — писала Мария-Антуанетта в Вену, — те знаки любви и радости, которые нам выказывались… Как счастливо всё сложилось!».
Вскоре после этого король Франции умер. Людовик Пятнадцатый оставил своему внуку и его молодой жене разорённую им самим казну (причём десятки миллионов ушли как раз на прихоти мадам Помпадур и Дюбарри), множество нерешенных проблем и крайне сложную обстановку при Дворе.
Над наследником открыто смеялись из-за его неудачной жизни с женой. Он не обладал ни силой, ни авторитетом, ни характером. Братья короля уже мысленно примеряли корону, предвкушая бесплодный союз нового правителя. Его жену вообще списывали со счетов.
А Мария-Антуанетта? Она вызвала неприязнь у придворных своей слишком нарочитой «правильностью». Дофина запретила разведённым женщинам входить в круг её придворных дам. Она не поощряла отношения вне брака и резко высказалась, когда один из деверей стал ухаживать за ней. Трудный ребёнок подрос. Молодая королева шла вперёд, не зная, сколько ей предстоит вынести в будущем.
