Графиня Александра Андреевна Олсуфьева не могла устоять перед великолепием уютного белого двухэтажного особнячка на Поварской улице.
Внутри дом тоже устроен как небольшой ренессансный замок. Деревянная темная лестница скрывала двери, по которым можно незамеченным пройти в потайные комнаты.
Построенный по проекту русского архитектора Петра Бойцова двухэтажный готический особняк ранее принадлежал князю Борису Святополку-Четвертинскому, который прожил там совсем недолго. После его смерти и некоторого обновления дома наследники князя решили продать его с аукциона.
Богатую деревянную отделку с художественной резьбой дом получил от знаменитой мебельной фабрики Петра Александровича Шмидта, на сестре которого был женат архитектор Петр Бойцов. Роскошь поражала — сандаловое дерево, дуб, витражи на окнах, колонны.
Александра Андреевна выкупила особняк. Графиня была супругой известного русского генерала и филолога Алексея Васильевича Олсуфьева. Олсуфьева была очень влиятельной женщиной своего времени. Ее отец, Андрей Михайлович Миклашевский, учился в Царскосельском лицее с Пушкиным и основал фарфоровую мануфактуру.
Александра Андреевна занимала высокие посты при дворе, будучи статс-дамой императрицы Марии Федоровны (супруги Александра III) и обер-гофмейстериной великой княгини Елизаветы Федоровны.
Графиня поселилась в особняке с мужем и сыновьями Андреем (1870 года рождения) и Василием (1872 года рождения). Она устроила в особняке модный светский салон. Дом этот был местом непростым: говорили, что к Олсуфьевым как-то заглянул Александр III с супругой и, споткнувшись на крутой дубовой лестнице, ведущей на второй этаж, якобы сломал ногу.
Но самой главной тайной особняка было то, что здесь в дубовой гостиной проводились тайные масонские собрания. Граф Алексей Васильевич был известным масоном и тайным членом сообщества. Здесь проходили масонские ритуалы, раскладывались бумаги, строились планы — с кем расправиться, а кого приблизить.
Любопытно, что генерал при этом пользовался благосклонностью и покровительством царствующей династии. Алексей Васильевич Олсуфьев скончался в 1915 году. Семья владела особняком вплоть до 1917 года.
Потом особняк национализировали, после революции здесь устроили коммуналки. Все графское имущество было отобрано и передано в собственность государства.
Младший сын Олсуфьевых Василий Алексеевич, полковник императорской армии в отставке, еще в самом начале Первой мировой войны ушел добровольцем на фронт. У Василия Алексеевича в браке с Ольгой Павловной, урожденной Шуваловой, были сын Алексей и четыре дочери: Александра, Мария, Дарья, Ольга.
Олсуфьева отправили на Кавказ, следом за ним отправилась и супруга и пятеро детей. Революция застала семью в Кисловодске.
Летом 1918 года Василий Алексеевич вместе с другими офицерами уходит в горы, к отрядам Добровольческой армии. Осенью того же года «белые» занимают Кисловодск, но ненадолго.
При подходе Красной армии Олсуфьевы спешно направились к черноморскому побережью и добирались до Батуми, где было относительно спокойно.
Идет весна 1919 года, и красное кольцо сужается. В один прекрасный день в Батуми причалил английский военный корабль.
Отчаявшаяся Ольга Павловна поднимается на его борт и умоляет капитана увезти ее семью в Италию, где у Олсуфьевых есть собственная вилла. К ее изумлению и великой радости, британский капитан соглашается. В марте 1919 года Олсуфьевы высаживаются в портовом городе Таранто.
Жизнь Олсуфьевых в эмиграции была благополучной: деньги семьи хранились в немецких банках. Их потомкам не пришлось подрабатывать белошвейками и таксистами. Все пятеро детей получили отличное образование, создали свои семьи и жили в достатке.
Старший сын Олсуфьевых Андрей Алексеевич и сама графиня Александра Андреевна также оказались в эмиграции в Италии.
Из воспоминаний графини Марии Васильевны Олсуфьевой (в замужестве Микаэллис), одной из дочерей Ольги Павловны и Василия Алексеевича, покинувшей Россию в возрасте 11 лет:
«…Отлично помню наш московский дом, на Поварской улице, 48. Он представляется мне огромным, хотя, может, таким и не был. Внушительная деревянная лестница вела на наш этаж и к холлу, затем к гостиным, куда нас пускали редко. Далее шли комнаты деда [графа Алексея Васильевича Олсуфьева], и еще несколько детских, а потом — серия комнат, куда нам ходить не разрешали.
На другой половине располагалась столовая, кабинет и кухня. Дом мне казался очень темным, за исключением нашей детской, с большими окнами, выходящими на улицу — Поварскую. Во дворе была конюшня, нас, понятно, необыкновенно интересовавшая. Там стояли старые экипажи и сани, помню и большого коня.
Далее следовал садик, который после Ершово казался нам убогим. Там был ледник — погреб, вырытый в земле, где с зимы хранились глыбы льда. Мы постоянно видели нашего повара, который постоянно спускался в это таинственное и страшное для нас место».
Бурная жизнь досталась этому особняку: здесь принимали императора; дом был и масонской ложей, и дворянским семейным гнездом, и коммуналкой. Но то, что произошло дальше еще более удивительно.
Стараниями Максима Горького в 1934 году бывший дом Олсуфьевых превратился в Дом литераторов. Маяковский об этом событии написал: «Не знаю — петь, плясать ли, улыбка не сходит с губ. Наконец-то и у писателей будет свой клуб».
В его стенах проходили собрания, где устраивали показательную порку проштрафившихся литераторов, тут же выставляли гробы для прощания, а в дубовой гостиной, где, по московской легенде, когда-то проходили собрания масонской ложи, открылся ресторан.
Пили писатели много и во хмелю творили безобразия и безумства, долго питавшие окололитературный фольклор и ставшие анекдотами. Так было и в тридцатые, и в хмельные восьмидесятые.
Одним из самых приметных людей был управляющий ресторана Яков Данилович Розенталь. Внешность была у него запоминающаяся: высокого роста, с густой черной бородой клинышком и отменными манерами.
Михаил Булгаков вывел его в «Мастере и Маргарите» под именем Арчибальда Арчибальдовича, директора сожженного Бегемотом и Коровьевым ресторана «Дом Грибоедова».
Яков Данилович был человеком мудрым и опытным: в далеком прошлом — интендантский офицер царской армии, позже — ресторатор, всю жизнь работавший с литературной и артистической богемой — в Клубе театральных работников он кормил Горького и Маяковского, потом служил в Жургазе, в Доме Герцена, а после войны оказался здесь.
Он знал: в литературном мире нельзя судить по тому, как писатель одет, даже по количеству присужденных ему Сталинских премий… В ресторане было много известных людей. Яков Розенталь был предупредителен со всеми гостями — свое расположение он дозировал соответственно своему читательскому вкусу.
У Якова Даниловича Розенталя не было ни жены, ни детей, он жил аскетично, почти бедно, в крошечной комнате коммунальной квартиры, набитой жильцами и кишевшей клопами.
Он давно потерял все, чем дорожил, и больше ничего не ждал от судьбы: его настоящая жизнь начиналась по вечерам, когда он надевал безупречно выглаженный черный костюм, галстук-бабочку и выходил в ресторанный зал.
«Он не только знал весь театральный мир, но и вкусы каждого, умел внушить, что здесь именно отдыхают, а не работают на реализацию плана по винам и закускам. Это — начиная с конца 20-х годов.
Но и в 60-х элегантная фигура Бороды была знакома посетителям ВТО: в последние годы жизни он работал там и был доброй душой дома…» — писал о Розентале Леонид Утесов. Усадить, обогреть теплым словом, хорошенько накормить были главной задачей Розенталя.
Кормили здесь отменно: в меню были и поросенок с хреном, и паровой судак, и осетрина, и копченый угорь, говяжья вырезка с кровью, бесподобные пирожки с печенью и хрустящие маринованные грибочки. В запотевших графинах подавали водку. Гости пробовали великолепные, тающие во рту, котлеты по-киевски и поджарку по-деревенски.
Здесь исключали из писателей Пастернака и обмывали договор о завершении холодной войны Генеральный Секретарь ЦК КПСС и Президент Соединенных Штатов, здесь выпивали, ссорились и мирились представители советской культурной элиты, вели переговоры современные бизнесмены.
В ресторане ЦДЛ сломалась судьба Николая Рубцова. Он отказался платить по счету, пока не принесут еще одну бутылку водки, устроил скандал, обругал официантку, и его на собрании исключили из Литинститута.
В ресторане коротали вечера сильно пьющий талантливый Юрий Карлович Олеша, и молодой успешный Константин Симонов. Завсегдатаями ресторана были графоманы, сделавшие карьеру на колхозной прозе, имен которых никто теперь не вспомнит. Они прогуливали здесь свои несусветные гонорары.
Здесь скандалили и дрались писатели Анатолий Суров и Михаил Бубеннов. Суров ушел побитым, в засевшей в ягодице вилкой, что послужило сюжетом для едких эпиграмм. Сохранилось немало свидетельств того, как Яков Данилович Розенталь мог привести в себя не в меру разгулявшегося посетителя одним взглядом, но видимо, не в тот день.
Здесь читали свои рукописи, спорили, отмечали юбилеи, а иногда и просто забегали выпить чашечку кофе Твардовский, Шолохов, Фадеев, Зощенко, Окуджава. Ресторан посещали Марсель Марсо, Жерар Филипп, Марлен Дитрих, Индира Ганди, Джина Лоллобриджида и Жаклин Кеннеди.
…Героев повествования уже давно нет на свете. Но все возвращается на круги своя. В 2016 году, через сотню лет после национализации особняка итальянские правнуки Олсуфьевых совершили путешествие в Россию. Они посетили Москву и Санкт-Петербург, но их главной целью было увидеть усадьбу Ершово и особняк на Поварской.
