Любовь Дмитриевна Менделеева и Александр Блок любили друг друга, несмотря на то, что у каждого из них были связи на стороне.
Возмущение Ахматовой
Прекрасная дама? Она? Анна Андреевна Ахматова возмущенно закутывалась в свою знаменитую шаль: «Она была похожа на бегемота, поднявшегося на задние лапы. Глаза — щелки, нос — башмак, щеки — подушки. И с такой спиной! Она не только не была красива, она была ужасна!»
— Да, но как же – «девичий стан, шелками схваченный»? Духи и туманы? Анна Андреевна фыркала: «Самое главное в этой женщине была спина — широченная, сутулая. И бас. И толстые, большие ноги и руки. Внутренне же она была неприятная, недоброжелательная, точно сломанная чем-то… Но он всегда, всю жизнь видел в ней ту девушку, в которую когда-то влюбился… И любил ее…»
Дочь Менделеева
Любовь Дмитриевна Менделеева, будущая Прекрасная Дама, родилась во втором браке великого ученого. В 48 лет в ребре Дмитрия Ивановича Менделеева заиграл веселый бесенок – как часто бывает с мужчинами в этом возрасте, он влюбился в двадцатидвухлетнюю художницу Анну Попову.
Влюбился по уши: ни дети, ни жена с удивительным именем Фиоза, ни всеобщее осуждение, ни епитимья, наложенная церковью, не могли обуздать эту химию. Дмитрий Иванович женился на молоденькой художнице, и сначала у них родилась Любовь, потом Иван, Василий и Маруся.
Детство Любови Дмитриевны было абсолютно счастливым: с самоваром под яблоней, детскими спектаклями, знаменитыми менделеевскими «средами», на которые собирались ученые и художники, среди которых были Крамской, Репин, Шишкин, Сеченов и Бекетов.
С Блоком Люба была знакома с раннего детства. Имение Боблово рядом с Шахматовым, где жил профессор ботаники Бекетов и его внук Сашура. Дед, главным образом, и воспитывал Сашуру, а мать просто слепо его обожала и заранее ненавидела. Дети Менделеевых и Саша Блок встречались, играли вместе. Но первая осознанная встреча Блока и Любы случилась, когда ему было 17, а ей 16 лет.
Оба они участвовали в домашнем спектакле, Блок играл Гамлета, а Люба – Офелию. В этом спектакле девушка распустила волосы, и они до пят укрыли ее золотым плащом. Все началось с неловкого разговора за кулисами.
Потом Блок начал приезжать к Менделеевым верхом, и Любе казалось, что она может вызывать его силой мысли. Она всегда держала в руке ветку вербены. Они гуляли по аллеям, но что-то в этих прогулках разочаровывало девушку:
«Как будто и любовь, но, в сущности, одни литературные разговоры, стихи, уход от жизни в другую жизнь… Никогда не попросил он у меня мою вербену, и никогда не заблудились мы в цветущих кустах…» Потом поэт заболел, врачи запретили ему ездить верхом, а приезжать к Офелии на телеге – фу, так он не мог!
Люба записывала в дневник: «мне стыдно вспоминать свою влюбленность в этого фата с рыбьим темпераментом и глазами…»
Звенящая, Великая Полная
Через несколько месяцев Блок отправится покупать таксу и случайно встретит на улице Любовь Дмитриевну. Он пойдет за ней до Бестружевских курсов, Люба заметит его мелькнувший профиль: встреча ее взбудоражит. Они случайно встретятся еще несколько раз, и Блок начнет думать, что это судьба.
Так прошел год. Блок начал писать цикл «Стихи о Прекрасной Даме», а Люба не всегда понимала, как ей относиться к его стихам и письмам: на ее взгляд, там было слишком много высокопарностей. Она хотела нормальной человеческой любви без всех этих «Ты Звенящая, Великая Полная, Осанна моего сердца бедного жалкого ничтожного…», и они дважды расставались.
Но все остальные на фоне Блока казались какими-то незначительными, тупыми и скучными. А Блок! Вот идут они по зимней улице, он обнимает ее рукой в перчатке. «Рука замерзнет», — беспокоилась Люба. «Она психологически не замерзнет», — важно отвечал поэт.
Брошенная на произвол каждого
17 августа 1903 года они поженились. Семейная жизнь оказалась вообще не такой, как ожидала Любовь Дмитриевна. В своих мемуарах она писала: «Он сейчас же принялся теоретизировать о том, что нам и не надо физической близости, что это «астартизм», «темное» и Бог знает еще что.
Когда я ему говорила о том, что я-то люблю весь этот еще неведомый мне мир, что я хочу его — опять теории: такие отношения не могут быть длительны, все равно он неизбежно уйдет от меня к другим. А я? «И ты так же».
Другие поэты-символисты подливали масла в огонь: они считали, что Блок тот, кто может соединить поэзию и жизнь, как бы выйти в особое, новое измерение. Символисты назначили Любовь Дмитриевну Прекрасной Дамой и начали ей поклоняться.
Все это было похоже на странную игру: они находили особое значение в каждом жесте, и в каждом новом платье Любы видели воплощение Вечной Женственности. Ей, дочери ученого, все это казалось какой-то фальшивой ерундой, на которой невозможно построить жизнь.
Физическая близость Любы с Блоком случилась только через год. Еще через два года интимные отношения супругов прекратились. Блок продолжал писать жене обожающие письма, а она отвечала: «Милый мой, ненаглядный, голубчик, не надо в письмах целовать ноги и платье, целуй губы, как я хочу целовать долго, горячо».
Она чувствовала себя «брошенной на произвол каждого, кто стал бы за ней упорно ухаживать». Упорно ухаживать начал Андрей Белый. Он разглядел в Прекрасной Даме милую, умную, очаровательную женщину. Поэты даже собирались драться на дуэли, но Любовь Дмитриевна их остановила. Белого она бросила.
Но и Блок не тосковал о Прекрасной Даме в пустой квартире – у него был яркий, праздничный роман с актрисой Натальей Волоховой. Любовь Дмитриевна пришла к сопернице и ласково объяснила ей, что к Сашеньке нужно искать подход, и не каждая с этим справится: «он нервен, его дед умер в психиатрической лечебнице, да и мать страдает эпилептическими припадками, а он к ней очень привязан…». Любовь поэта с актрисой на этом закончилась.
Милая, любимая, маленькая
Отношения Блока с женой всю жизнь как-то не клеились. Он писал ей письма, в которых клялся в любви и вечной преданности: «милая, любимая, маленькая». И Люба всей душой хотела, чтобы все у них было хорошо, но эта любовь никак не помещалась в земную жизнь; она могла существовать только в стихах, дневниках, письмах.
В 1908 году Любовь Дмитриевна забеременела от своего поклонника, провинциального актера. Мальчик, которого назвали Дмитрием в честь деда, прожил только восемь дней. Блок, который привык думать, что «это будет наш ребенок», был этим просто убит. Он до самой смерти ходил на могилу сына.
Я подавлю глухую злобу, Тоску забвению предам. Святому маленькому гробу Молиться буду по ночам.
Шесть лет до начала Первой мировой они жили, как в бесконечном унылом сне. Пытались жить вместе – и не выдерживали друг друга, но и врозь не могли. Первую мировую Любовь Дмитриевна встретила с каким-то светлым чувством: для нее это была надежда на очищение, на спасение.
Она пошла работать медсестрой в госпиталь, а у Блока начался новый роман. Но он продолжал писать Любови Дмитриевне нежные письма – он уже сам понял, что в его жизни могут быть всего две женщины: «Люба и все остальные».
Впоследствии Любовь Дмитриевна продолжила свою артистическую карьеру – играть в театре она начала еще в юности. Революцию приняла спокойно, легко расставалась с драгоценностями, сама чистила перемерзшую картошку и вонючую селедку. Эта роль нравилась ей все равно больше, чем роль Прекрасной Дамы.
Сашенька
Блок, который сначала проникся пафосом революции и написал поэму «Двенадцать», разочаровался в ней. Его бесил новый социалистический быт. Как язвила Зинаида Гиппиус, которая всей душой возненавидела поэта его за «заигрывания с большевиками», «Блок боится, что к нему в квартиру подселят тех самых 12 матросов из его поэмы!»
Поэт с каждым днем становился все более агрессивным и нервным, приступы ярости сменялись полным бессилием. Болезнь, которая началась с температуры и ломоты в суставах, за 78 дней сделала его другим человеком.
«Вообще у него в начале болезни была страшная потребность бить и ломать: несколько стульев, посуду, в раз утром, опять-таки, он ходил по квартире в раздражении, потом вошел из передней в свою комнату, закрыл за собой дверь, и сейчас же раздались удары, и что-то шумно посыпалось».
После этих приступов начинались кошмары, бессонницы… Близкие и врачи не понимали, что происходит с поэтом. Смерть прекратила его страшные мучения.
Прекрасная Дама прожила еще 18 лет. Умерла она в 1939 году, разбирая архивы мужа. Ее последнее слово было «Сашенька». Если все устроено так, как думал ее муж, то Поэт и Прекрасная Дама наконец-то встретились там, где их любовь была возможна; в мире, «где мы были незыблемо неразлучны, верны и чисты».
