— Пойдешь за меня? – горячо шептал Аким.
— Пусти! – толкнула его Наталья. – Надоел!
Третий раз Аким звал ее замуж, и третий раз она отвечала ему отказом. А потом, в сердцах, велела вообще не подходить. В имении Борок все знали, что Наталья – на особом положении в доме. Может и лениться, и спать подольше. Потому что она – барская любка. Не чета конюху Акиму, который смотрел на нее так, словно мечтал проглотить целиком.
Алексей Петрович Щепочкин, блестящий артиллерийский офицер, рано вышел в отставку: по состоянию здоровья. Женившись на блестящей светской красавице, Вере Егоровне Алексеевой, он грезил о тихом семейном счастье. Они поселились в родовом имении, что в Мологском уезде, и Алексей Петрович с готовностью взялся за хозяйство. Читал европейские журналы, выписывал модные технические новинки…
Совсем иначе себя чувствовала его яркая привлекательная жена. Сельская жизнь казалась ей безнадежно унылой. Выезды к соседям и губернские балы не шли ни в какое сравнение со столичными увеселениями. Но Алексей Петрович и слышать не хотел о том, чтобы перебираться в Петербург.
— Мой милый друг, — возражал он жене, — но ведь здесь и простор, и чистейший воздух! Подумайте о детях!
— Именно о них я и думаю, — с раздражением говорила Вера Егоровна. – Хороши будут провинциальные дворяне!
Но Щепочкин пропускал мимо ушей злые слова жены. Его устраивало абсолютно все. Он наслаждался псовой охотой и завел целую свору, он был всегда рад гостями… И совершенно не понимал, отчего Вера Егоровна старается как можно чаще уехать к родне в Москву. Разве сравнить город с его любимым поместьем? Да и деткам, Катюше, Петру и Вареньке, так нравится их устоявшийся уклад!
…У него не сразу открылись глаза на истинное положение дел. Шепнули ему как-то, что у Веры Егоровны имеется друг по сердцу. И что ежели он желает, то дело можно довести и до развода.
— Как можно! – всплеснул руками Алексей Петрович.
Свою жену он любил и пытался понять. Со временем простил, старался не держать обиду. К тому же, нагостившись в Москве, Вера Егоровна неизменно возвращалась домой – веселая, довольная, с задорным блеском в глазах. И на полгода устанавливался мир и покой, пока снова не звали Веру Егоровну светские удовольствия.
Тоска поселилась в его сердце. Алексей Петрович не подал виду, что он знает о московской стороне жизни своей жены, но отдалился от нее. Печально бродил по своим угодьям, разве что дети приносили радость: все росли на удивление смышлеными, хорошенькими и послушными. Однажды, спускаясь к реке, встретил Алексей Петрович красивую девушку. Назвалась она Натальей и, лукаво улыбнувшись, указала на дом, в котором она живет.
Наталья была дочерью крепостного крестьянина. Видная девушка, статная, с румянцем во всю щеку. Очень скоро Алексей Петрович предложил ей перейти работать в дом: нужны дополнительные руки по хозяйству. А потом дворня, тихонько переговариваясь, обменивалась новостями.
— Как в поговорке: муж в дверь, жена в Тверь! Только тут иначе. Как хозяйка уедет, так Наталья-то – прыг к хозяину!
Был у Натальи давний ухажер из своих, из крепостных. Конюх Аким уже второй год не давал ей прохода. Звал замуж, настаивал, клялся в любви и в том, что будет Наталье хорошим мужем. Она не стремилась за него, никогда Акима не выделяла, а превратившись в «барскую любку» вообще ясно дала понять: не будет такой свадьбы! Никогда! Все у нее хорошо, и менять она ничего не собирается.
Закручинился Аким. Отец-то Натальи был совсем не против этого брака, и жизнь дочери в барском доме считал унизительной. Слово за слово, разговорились как-то об этом. Подпитывая ненависть друг в друге, пришли к выводу: нельзя так жить дальше! А потом кто-то раздобыл пороху…
…Деток малых было жалко. Подождали момента, когда всех троих увезли погостить к родне, в другой уезд. А потом, утром 21 сентября 1840 года всю округу огласил громкий, резкий звук. Из Борок валил дым. Когда прибежали к барскому дому, было уже поздно.
Остались сиротами двенадцатилетняя Екатерина, восьмилетний Петр и шестилетняя Варвара. Началось следствие, которое моментально вышло на всех причастных. Приговорили их к 50 ударам кнутом и ссылке на вечное поселение в Тобольскую губернию, да еще на щеке у каждого оставили позорную литеру. С первого взгляда чтобы было понятно, что за человек.
Опекуном детей назначили брата погибшего, Николая Петровича. Пришлось ему взять на себя не только воспитание сирот, но и выплаты в банк. Расширяя свое хозяйство, Щепочкин, оказывается, занял денег. Совершенно разрушенный барский дом признали непригодным для восстановления, так что перебрались все в город.
А там уже Катю и Варю определили в Московский пансион ордена Святой Екатерины, а Петра – в Кадетский корпус. Оказался мальчик настолько прилежным, что учителя не могли нарадоваться на него. А еще он выделялся среди других тем, каким прекрасным наездником он стал. В 1850-м году, по окончанию Кадетского корпуса, Петр вернулся в родное имение.
Картина, которую он увидел там, была тягостной. Руины дома, обедневшее хозяйство. Запустение кругом!
— Подниму. – стиснув зубы, проговорил он.
От отца ему досталась деловая хватка. Да и жизнь заставила крутиться: сестрам предстояло выйти замуж, следовало каждой выделить приданое. Так что Петр Алексеевич, почесав голову, решил, что займётся тем, что любит и знает больше всего: разведением лошадей. Так возникли в его угодьях сначала первые скромные конюшни, а потом еще три. Сто лошадей держал он, причем то были великолепные русские рысаки.
Это дело настолько обогатило его, что вскоре вырос новый усадебный дом. Катя и Варя смогли хорошо выйти замуж, а лошади Петра регулярно участвовали в скачках и побеждали. Оттого цена на них взлетела еще выше!
«Он был очень красивым, стройным, высоким брюнетом с замечательным самообладанием и умением держать себя в любом обществе. Всегда ухоженный, доброжелательный, он сформировался в типично русского барина», — писали о нем.
И суждено было ему обрести свою «барскую любку». Как-то, объезжая владения, повстречал он дочь кузнеца, Анну Плаксину. Девушка была не только очаровательной, но и воспитанной, словно настоящая барышня. А ведь была обычной крепостной!
Недолго думая, подписал ей Петр вольную, а потом отвез в Мологу и выправил ей новые документы. Была, считай, рабыня, а стала вольная мещанка с фамилией Морозова. И зажила Анна Васильевна Морозова супругой для Петра.
Любовь с первого взгляда стала любовью навсегда. Души они друг в друге не чаяли. В июле 1854 года родился у Петра и его невенчанной жены (в церковь они пойти так и не осмелились) первенец, Николай. А потом еще шестеро детей. Росли в неге и в роскоши, в большом господском доме с бронзовыми люстрами и огромными – от пола до потолка! – зеркалами.
Убранство особняка Анна Васильевна подбирала тщательно, а Петр дополнял его своими собственными придумками – то средневековыми доспехами, то золотыми кинжалами и арбалетами… Когда пришло время ему отойти в вечность, то все свое состояние Щепочкин оставил детям: и конные заводы, и поместье, и дом.
Стоял этот великолепный барский дом до 1955 года, когда его историю прервал… огонь. К тому времени не было в нем ни картин в золоченых рамах, ни мраморных столиков. Все кануло в революционную пору.
Остался флигелек, где теперь находится музей Николая Морозова – революционного деятеля и сына того самого Петра… Да-да! Наследник отцовского состояния избрал совсем другой путь, нежели рассчитывал Петр Алексеевич.
