Весь мир говорит об английском хладнокровии, о чопорности и способности «держать лицо». Но так ли это все на самом деле?
Разбирая исторические факты, мне приходилось сталкиваться с тем, что у британцев не все так однозначно. И даже в самую «строгую» викторианскую эпоху люди на острове отрывались, как могли!
Город «бабочек»
В чопорном Лондоне викторианской эпохи было 3323 «веселых дома». Такие данные следуют из полицейского протокола 1841 года. А со временем их стало еще больше… Занятых в древнейшей профессии в то же самое время было 9948 человек.
И пусть вас не смущает эта цифра! Полицейские провели работу добросовестно: они посчитали даже те дома, в которых жила одна женщина и она же предоставляла свои услуги.
На самом деле, это были только официальные данные. То есть, подлинное число женщин, вовлеченных в профессию, было куда больше. По разным подсчетам их число могло достигать 80 тысяч человек. Самым «краснофонарным» районом считался Сплитлфилдс.
Сейчас это модное богемное место, где любят открывать магазинчики с украшениями ручной работы и художественные галереи. Поблизости, в Уайтчепел, тоже можно было нескучно провести время.
В данных за 1867 год число девушек «вольной профессии» стало уже – официально – двенадцать тысяч. И среди них не было ни одной, кто получил бы хорошее образование! Примерно десятая часть из девушек не умела читать и писать вообще, и столько же – с трудом разбирали буквы.
Многие из них подвергались арестам за незаконную деятельность и даже… убийство. Дело в том, что у них рождались дети, которых старались как можно скорее спрятать – отправляли на содержание кормилицам или родственникам, если те проявляли такое желание.
А иногда, увы, и специально добивались, чтобы младенец как можно скорее отправился на небеса. Такова была обратная сторона парадного Лондона…
«Как бы кто не подумал плохого!»
Ножки от рояля укрывали специальными чехлами, похожими на миниатюрные юбки. Картины с античными богинями относили на чердак. Из домашней библиотеки изымали Бокаччо и Аретино. В девятнадцатом веке английские знатные дамы делали всё, чтобы их дочери понятия не имели о физиологии. И чтобы их никто не наталкивал на «нехорошие» мысли.
Считалось, что девушка должна пребывать в абсолютном неведении о том, какие отношения бывают между мужчиной и женщиной. «Ты все узнаешь после, дорогая!» — Говорила аристократка своей дочери. Только супруг, и никто иной, мог посвятить свою жену в тонкости совместной жизни.
Скрыть от девушек правду было очень легко. Во-первых, их чтение тщательно контролировалось. Доступ в отцовскую библиотеку был разрешен только мальчикам! Девочки могли попросить свою гувернантку принести им книгу. И та отсеивала все, которые могли вызвать «не те» мысли.
Во-вторых, прислуга не могла запросто общаться с хозяевами. Так что «просветить» девушку никакая горничная не могла. Она дорожила своим местом! За вольные беседы горничную ждало увольнение! И никто не хотел потерять работу, когда ее и так было мало!
В-третьих, даже при наличии собак и лошадей, которые имелись у каждого владельца собственного поместья, подсмотреть за личной жизнью животных было непросто. Собак не вязали на глазах у барышень!
«Как бы кто не подумал плохого!» — Говорила дама, стараясь спрятать от дочерей даже ножки кресел и роялей. И поступить иначе она не могла: приедут гости, выразительно приподнимут брови, если что-то увидят. И пойдет слух об этом семействе – дескать, допускают вольности! В викторианскую эпоху с этим было очень строго.
Королева в отрыве
Однако же при этом сама королева Виктория, в честь которой была названа эпоха, ни в чем себе не отказывала. Она тоже была воспитана в строгих рамках, мать даже укладывала ее спать в собственной опочивальне.
Прежде всего, боялась за жизнь наследницы престола, ну а кроме того, герцогиня Кентская хотела иметь безграничное влияние на свою дочь.
Когда девушка стала королевой, она уже достигла брачного возраста. Конечно, она влюблялась! Считается, что ее первой большой любовью был ее же первый министр, лорд Мельбурн. Однако эти отношения остались исключительно платоническими.
Был эпизод в юности Виктории, когда она встретила наследника русского престола и тоже влюбилась. Королева и цесаревич не сводили друг с друга глаз, чем перепугали до смерти Лондон и Петербург. Им нельзя было пожениться. Случись такой брак, кому-то из этих двоих пришлось бы пожертвовать престолом. Пришлось молодым прощаться…
И вот она встретила своего родственника, принца Альберта. И сама сделала ему предложение! А после свадьбы открыла для себя совсем другую сторону жизни. И была невероятно счастлива!
«Мой самый дорогой, дорогой Альберт, — писала Виктория, — его чрезмерная любовь и привязанность дали мне чувство небесной любви и счастья, которое я никогда не могла надеяться испытать раньше! Его красота, его нежность и мягкость… могу я когда-либо быть достаточно благодарной за такого мужа!»
В то время, как ее подданные изображали чрезмерную стыдливость, сама Виктория наслаждалась счастьем с мужем. И радостно об этом рассказывала! А когда Альберта не стало, она погрузилась в вечный траур – никогда не снимала чёрных платьев. Впрочем, ей приписывают еще одно нежное увлечение – мистера Брауна.
Джон Браун был слугой королевы в замке Балморал, и по мнению австралийского историка и журналиста Джулии Бэрд, он даже сочетался тайным браком с королевой Викторией. Эту версию событий она изложила в своей книге, которая вышла в свет в 2016 году.
Стул для радостей
Ни в чем себе не отказывал и сын королевы, Берти. Еще до того, как он стал королем Эдуардом VII (тронное имя и личное не всегда совпадают), он прославился своими многочисленными похождениями.
Берти был женат на очаровательной датской принцессе Александре, сестре нашей императрицы Марии Фёдоровны, но это не спасало семейную жизнь от бурь. Принц Уэльский отлично проводил время без жены, и число его женщин – по некоторым подсчетам – приближалось к тремстам.
А в 1890 году он обратился к знаменитому в то время мебельному мастеру, Луи Субриэ, чтобы он изготовил для него особый стул. Для радостей. Для личного пользования.
Этот стул стоял в весёлом заведении Ла Шабане, в Париже. У принца там была собственная комната, обставленная в индийском стиле. Каждый раз навещая столицу Франции, Берти стремился в Ла Шабане. А ездил принц туда регулярно!
Стул для радостей был обит тончайшим зеленым шёлком и отделан золотом: наследник престола не поскупился. Впоследствии предмет мебели перешел в семью Субриэ и хранился там, как редкостная реликвия. В настоящий момент существует копия стула, которая сейчас находится в Праге.
Ну а как его использовали – догадаться нетрудно. Кстати, со временем Берти он требовался все чаще, потому что принц оказался весьма грузным. Он очень любил поесть, и двигаться ему становилось намного тяжелее, чем в беззаботной юности.
Мужчинам вход запрещен
Что категорически запрещалось в викторианской Англии – так это отношения между юношами. В июле 1889 года королевская семья пережила огромный стресс, когда полиция вскрыла заведение на Кливленд-стрит, и к его организации посчитали причастным представителя БКС.
Звали молодого человека принц Альберт Виктор. И он был сыном того самого Берти, что придумал стул.
Альберт Виктор был человеком очень непростым – он любил развлечения куда больше, чем следовало. Настоящая головная боль для семейства! Эдди – таким было его домашнее имя – не спешил жениться, но ни в чем себе не отказывал.
И вот когда полиция нагрянула на Кливленд-стрит, да проверила счета, выяснилось, что частым гостем заведения был некий лорд Артур Сомерсет, близкий приятель Эдди. Разумеется, ниточки потянулись к принцу. И лорд радостно подтвердил: конечно, его высочество тут частый гость!
Семья приложила все усилия, чтобы история не попала в английские газеты. А вот в американских принца честили на все лады… Впрочем, впоследствии, когда все улеглось, полиция пришла к выводу, что Сомерсет действовал в одиночку.
А потом специально оговорил Эдди, чтобы внимание переключилось на него. Толком восстановить свою репутацию принц не успел – в начале 1892 года, за месяц до свадьбы, он скончался от скоротечной простуды.
Так что в девятнадцатом веке, в ту самую суровую викторианскую эпоху, когда девушки из знатных фамилий краснели от вида мраморных статуй, все было совсем не так однозначно. Напоказ все выглядело образчиком благопристойности. А вот за этим скрывалось совсем другое.
