Осмотрели их перед этим, раздев донага. Стыдно! Потом надеть приказали лучшее платье, да велели стоять смирно и глаз не поднимать. Застыли красавицы, только щеки пунцовели.
Виданное ли дело: государь невесту выбирает. И лестно, и страшно. Лестно стать Московской царицей. Стыдно потому что стоят девицы, как овцы на ярмарке, словно на продажу их выставили. Страшно от того, что царь уже дважды овдовел, да и возраст государя перевалил на 5-й десяток, а какая девушка не мечтает о пригожем молодце, чудо-богатыре? А государь Иван Васильевич еще и выглядел старше своего возраста, какой уж тут молодец.
А самое главное — разгулялась на Руси опричнина, собирает свою жатву, родственники от страха в теремах едва дышат. Страшен государь Московской Руси, из уст в уста передают о его гневливости и памяти: долгой и недоброй.
В 1571-м году собрали смотр невест. На первом — выбрали для царя Василия Третьего бесплодную Соломонию Сабурову, на втором — победительницей оказалась Анастасия Захарьина-Юрьева (Романова). И вот, призвали девиц в дворцовые палаты в третий раз в русской истории.
Отказаться от участия нельзя. Некоторые отцы, родовитые бояре, чаяли породниться с царем Иваном, чтобы выгоды иметь для себя. А другие провожали девиц на смотр, пряча глаза: лютый правитель явно был плохим мужем, о его разгульном образе жизни все были тоже наслышаны.
-Как же чадо родное, кровинушку береженую такому-то отдать! — причитали матери девушек. — Растили, холили, пригожести ее радовались, а она, пригожесть-то — на беду, на горе!
-Не реви, мать, — сурово прикрикивали на матерей отцы. — Может, нашу-то еще и не выберут. Вернется домой, касатушка, сговорим ее, как и планировали, за доброго жениха из хорошей семьи. Вокруг нее уже свахи полгода увиваются.
А в других домах наставляли матушки девушек потихоньку, как в доме Сабуровых:
-Щеки пощипать не забудь, чтобы румянец горел, да стан выпрями, грудки, чтобы вперед. А глазки можно и поднять на миг, да, вот так, с лукавинкой! Будешь царицей, на золоте есть будешь! Царь-то немолод, а тебя, лапушку, ой, как полюбит!
Смущается девица, щеки пламенеют — щипать не надо. Братцы Михаил с Ванечкой рядом стоят, кивают согласно: наш род — почтенный, из него Соломония была, не родила будущего царя, что ж, может, тебе повезет.
Тут же и сестрица Домна Богдановна. У сестры деток нет, но за мужнюю родню она радеет. Сабуровы и Годуновы вели род от Дмитрия Александровича Зерно — боярина Ивана Калиты, позже, во второй половине род разделился. Но по старинному счету они поддерживали друг друга. Вот и сейчас, когда царь Иван созвал самых красивых девушек для избрания себе очередной жены, Годуновы тоже пришли.
-Хорошо, что не успели Дуняшу сговорить, — одобрительно кивала родня. — Что ни говори, а она самая-самая у нас. И очи, и коса, и прочее иное, что мужчинам нравится.
-Ну смотри, Дуня, не подведи! Надо, очень надо, чтобы тебя царь выбрал. Старайся.
Евдокия от этих слов провалиться на месте была готова. Но не провалилась. Отвезли во дворец. Сердце стучало так, что казалось его слышно. Выдержала осмотр бабок повивальных, что родинки искали, проверяли девство, щупали груди и обсуждали то, что пониже спины. Выдержала косые взгляды других девиц: все вокруг соперницы, никому доверять нельзя.
Выбрано изначально было, по разным свидетельствам, от полутора до двух тысяч девушек. И из провинций дальних везли: эти были беднее одеты, но все красавицы — и придраться трудно. Но придирались, до финального отбора дошли не все. Одарив, девушек отпустили по домам. Одни ехали назад со слезами, а другие улыбались счастливо.
Поселили Евдокию с другими девицами в огромных палатах, 12 кроватей стояли в комнате — столько осталось красавиц после всех осмотров. Девушки спать боялись, а ложились — не укрывались, принимали позы выигрышные, иные — не совсем пристойно оголяли грудь или полную белую ножку: ходили слухи, что государь по ночам захаживает в спальню — выбирает.
В назначенный день в богатом уборе встала Евдокия Богдановна в шеренгу общую, а вдоль ряда девиц царь шел. Замерло сердце, когда во второй проход Иван замедлил шаг возле нее, а потом ретивое ухнуло вниз — богатый платок и кольцо вручил государь Марфуше Собакиной, которая рядом стояла.
В голове — ни одной мысли сначала, а потом — все разом: «Не меня, Господи, не меня! Что же делать? Батюшка будет недоволен, сестрица станет упрекать! Посадят под замок, сговорят потом за жениха бросового, буду век маяться». И приехала девица домой с этими мыслями, ух, ревела….
Не угадала несчастная Евдокия ни в чем: под замок не посадили, за худого жениха не сговорили, упрекать не стали, особенно после того, как вскоре после обручения стала Марфа «сохнуть», а после свадьбы, состоявшейся 28 октября того же года и вовсе на люди не показалась, через две недели умерла.
Евдокия в это время считала себя счастливицей: через шесть дней после царской была и ее собственная свадьба. Не со старым царем, а с царевичем Иваном, молодым, пригожим, ласковым. Оказалось, что Сабурову приметили — второй сочли по красоте после коломенской невесты Собакиной. И повелел Иван Васильевич отдать ее в жены сыну, которому 17 лет исполнилось.
-Это даже лучше! — утешали себя и Евдокию родственники. — Царевич собой пригож, любить тебя будет, он — старший из сыновей, наследник. Быть тебе, Дунюшка, царицей Московской! Быть! И нам с молодым-то царем сподручнее.
Евдокия гордилась и на счастье надеялась. Но снова не угадал никто: через год Грозный наложил опалу на Сабуровых. Несчастную Евдокию, которая только-только и распробовала, что такое семейная жизнь, объявили бесплодной, как тетку Соломонию.
Только у Соломонии было 20 лет «проверочных», а Евдокии дали год. А из того года сколько постных дней, когда супругам надлежало в разных изложницах ночевать? А сколько дней приходилось на «очищения женские»?
Надуман предлог. Рыдающую Евдокию привезли в Суздаль и постригли под именем Александры в Покровском монастыре. И юный супруг не защитил, да и не смог бы.
Иван Васильевич Грозный себе в жены взял Анну Колтовскую, на том же смотре невест заняла красавица третье место. Но и Ана счастливой не стала. Считалась законной женой по особому разрешению духовенства, царь доказывал, что его брак с Собакиной не осуществлен, а через полгода девица царю надоела и ее тоже в монастырь отправили.
Царь со старшим наследником вели жизнь разгульную, через 7 лет в том же монастыре оказалась и следующая жена царевича Ивана — Феодосия Соловая, за тот же грех — за 4 года не родила мужу дитя.
Инокиня Александра инокиню Параскеву (монашеское имя Соловой) не жаловала, даже донос на нее отправила за связь с Шуйскими. Со зла донесла, от обиды, хотя вторая жена ее бывшего мужа ни в чем перед ней не была виновата.
Жила инокиня Александра сыто, положение ее было почетным. А в 1581-м услыхала о смерти бывшего мужа и третьей его жены. Елена Шереметева ребеночка зачала, но «благодаря» свекру — не выносила плод, скинула и сама упокоилась. Наверное инокиня рассудила в тот миг, что счастья для нее в любом бы случае не было.
Ни для кого его не было. Годуновы, проиграв сражение на брачном поприще дважды, с царем и царевичем Иваном, все же сумели поставить во дворец свою кандидатку. На Ирине Годуновой женился царевич Федор. И не отдал ее, когда царь потребовал развода с «неплодной» женой.
Да толку-то? Ирина, овдовев, в монастырь ушла. Годунов Борис достиг высшей власти, но и его счастье лишь поманило, сгубив сына и жену, а дочь после мытарств сделав монахиней.
Обо всем этом ведала Евдокия Сабурова, инокиня Александра, запасная невеста. До 1620-го она в обители возносила Богу молитвы за свои и чужие грехи, молилась и за царя. Теперь уже — за Романова.
