В холодном доме священника на краю вересковых пустошей Йоркшира росли три сестры: Эмили, Шарлотта и Энн Бронте. Их жизнь была полна лишений: умершие мать, брат и сёстры, строгий отец, запрещавший читать «пустые» книги, нищета и тяжёлый труд. Но по ночам, пряча свечи, они писали.Хотя мир вокруг них казался серым, в их тетрадях рождались яркие истории — о страстной любви, бунте, тайнах и свободе.
Они придумывали страны с грозными королями и отважными героинями, где девушки не боялись говорить «нет». Их реальность пыталась задушить мечты. Но сёстры знали — слова сильнее смерти. Они превратили боль в книги, которые потрясли мир. Сегодня их истории живут, напоминая: всегда можно найти путь к вечности. Нужно лишь взять перо.
Ветер гуляет среди серых надгробий, цепляясь за стены старого пасторского дома. Здесь, в доме с низкими потолками и скрипучими ступенями, три сестры писали свои истории, обреченные стать бессмертными. Их платья, пожелтевшие от времени, до сих пор висят в шкафу, а на стенах детской — едва заметные карандашные линии, будто призраки былых фантазий.
Окно в тесной комнатке смотрит на кладбище, где они все покоятся. Жизнь здесь была недолгой, как вспышка свечи на ветру, но свет её до сих пор жжёт глаза тем, кто осмеливается войти в их мир.
Колыбель страданий
Судьба семьи Бронте была высечена из камня скорби. Глава семьи Патрик Бронте родился в бедной крестьянской семье. Несмотря на скромное происхождение, Патрик проявил тягу к знаниям. Благодаря самообразованию и помощи местного священника он изучал теологию в Кембриджском университете. После рукоположения Патрик служил в нескольких приходах Англии.
В 1820 году он получил должность постоянного викария в деревне ХОэрт, где провёл всю оставшуюся жизнь. В 1812 Патрик женился на Марии БрЕнуэлл, происходившей из семьи зажиточного купца. У супругов родилось шестеро детей: пять дочерей и сын. Однако семейная жизнь омрачилась ранней смертью Марии. Старшей дочери Марии тогда было всего 7 лет, младшей Энн- несколько месяцев.
Отец семейства, всегда отличавшийся замкнутостью и суровым нравом, не питал к детям теплых чувств, а после смерти жены и вовсе отдалился от них. Мистер Бронте возложил заботу о малышах на сестру покойной жены. Девочки росли в мире, где яркие сапожки сжигали как грех.
Сапожки горели медленно. Шарлотта чувствовала, как пламя пожирает не просто кожу, а что-то важное — может, последние следы материнских рук, застегивавших пряжки по утрам. Эмили вдруг вскочила:
— Они же наши! — но отец повернулся к ней, и в его глазах, обычно ясных, будто отражавших небо Йоркшира, заплясали те же тени, что в камине.
— Вы будете ходить босиком. По дому. Чтобы научиться терпению.
Годы спустя, когда «Джейн Эйр» и «Грозовой перевал» уже плыли в лондонские типографии, Шарлотта, разбирая отцовские бумаги, нашла обгоревшую пряжку в ящике стола. Пастор Бронте, поседевший и сгорбленный, сидел у того же камина, но теперь огонь в нем был тихим, почти домашним.
— Вы так и не простили мне те сапожки, — сказал он не вопросом, а констатацией. Шарлотта посмотрела на пол, где когда-то танцевали тени от босых ног.
— Мы простили. Но не забыли.
Чтобы дать дочерям хоть какое-то образование, отец отправил Марию, Элизабет, Шарлотту и Эмили в частный пансион Коуэн-Бридж, где девочки столкнулись с еще более ужасной действительностью.
Тени Коуэн Бриджа
Холодный рассвет вполз в спальню сквозь щели окон, затянутых инеем. Шарлотта прижалась к Марии, стараясь уловить остатки тепла от ее хрупких плеч. Сестры лежали на узких койках, под тонкими одеялами, которые не спасали от сырости, въевшейся в стены. Эмили, свернувшись калачиком в углу, молча смотрела на потолок, где плесень рисовала узоры, похожие на карты неведомых стран.
Элизабет кашляла в кулак, приглушая звук, — жалобы здесь наказывались лишением завтрака. Школа Коуэн Бридж встречала их каждый день одинаково: звон колокола, режущий слух, молитвы под монотонный голодный гул желудков, похлебка с плавающими жирными крупинками. Сестры шли строем, как тени в серых платьицах, сшитых из грубой ткани, натиравшей кожу.
Учителя, черные силуэты с тросточками в руках, наблюдали за каждым шагом. «Гордыня — грех», — шипела учительница, тыча пальцем в Марию, осмелившуюся поправить оборванный воротничок. Старшая Бронте опускала глаза, но губы ее шептали строчки из Байрона, заученные тайком.
Зимой 1825 года стены школы стали напоминать ледяной склеп. Мария, чей кашель теперь звучал как предсмертный хрип, все чаще оставалась в постели. Шарлотта приносила ей краденые крохи хлеба, спрятанные в кармане, пока Эмили стояла на страже у двери. «Мы сбежим, — шептала Мария, обжигая сестру лихорадочным взглядом.
— Напишем мир, где девочки летают над вересковыми пустошами, а не дрожат от страха». Ее пальцы, прозрачные как воск, сжимали обрывок бумаги — начало повести о волшебной стране Ангрии.
Но побег оказался ненужным. Весной десятилетнюю Марию и девятилетнюю Элизабет увезли в гробах, выдолбленных из сырого дуба. Шарлотта и Эмили молча смотрели, как телега скрипит по грязи, увозя часть их детства. Ветер трепал волосы Эмили, и она внезапно закричала — дико, по-звериному, пока учителя не заткнули ей рот мокрой тряпкой.
Шарлотту и Эмили забрали домой. Годы спустя, когда трое выживших сестер Бронте соберутся у камина в Хауорте, Эмили спросит, помнит ли Шарлотта запах гниющих яблок в саду Коуэн Бриджа. «Он пах надеждой, — ответит та, переплетая пальцы с чернильными пятнами. — Даже в гнили есть семена новых миров».
Миры из чернил
Все последующие пять лет три дочери и сын обучались на дому под руководством отца и тети Элизабет. Со сверстниками они общались мало, предпочитая проводить время в своем тесном кругу, резвясь на вересковых пустошах близ Хоэрта.
Дети дружили между собой: Шарлотта с БрЕнуэллом, Эмили с Энн. Тетушка пыталась привить сестрам любовь к домашнему труду, но их куда больше интересовала литература. Они зачитывались Гомером, Вергилием, Шекспиром, Вальтером Скоттом, Мильтоном и другими авторами. Чтобы развлечь себя, дети начали выдумывать волшебные миры и описывать быт их жителей.
Получались замысловатые саги с налётом романтизма. Так в тишине детской рождались королевства — Ангрия и Гондал, где сёстры правили словами. Шарлотта, с упрямым блеском в глазах, правила баталиями; Эмили, молчаливая, как ночной ветер, выдумывала таинственные ритуалы; Энн, нежная, но с стальным стержнем внутри, плела судьбы отверженных.
Они писали не для славы — для того, чтобы выжить. Смерть матери, угасшие от чахотки старшие сестры, призраки пансиона для бедных, где Шарлотта и Эмили теряли волю к жизни, — всё это требовало побега из суровой действительности. Бумага стала щитом.
Время шло, и бесприданницам сестрам Бронте настал час выбирать профессию- ведь девушки должны были содержать себя сами и они все трое выбрали профессию учителя.
Понимая, что хотя бы Шарлотта должна получить образование, которое позволило бы ей более или менее твердо встать на ноги, пастор отправил девочку в частный пансион в соседнем городке Роухед, где Шарлотта провела несколько лет, сперва в качестве ученицы, а затем и учительницы. Приезжая домой на каникулы, Шарлотта старалась передать как можно больше знаний сидевшим дома сестрам.
Позднее ей удалось определить младшую сестру Энн на учебу в тот же пансион, а средняя, Эмили, усиленно занималась дома, готовясь в будущем стать гувернанткой. Весной 1841 года Шарлотта, как ей казалось, нашла выход из монотонного, скудного существования. Если три сестры Бронте откроют свою школу, тогда придёт конец зависимости от чужой воли и капризов.
Тётушка после некоторых колебаний согласилась субсидировать предприятие. Понимая необходимость знания французского языка, Шарлотта и Эмили в 1842 г. отправились в Брюссель в пансион супругов Эже. Брюссель встретил Шарлотту порывистым ветром и запахом жареных каштанов. Здесь Шарлотта и Эмили должны были найти то, что так редко доставалось женщинам их круга — знания.
В обмен на жилье и обучение Шарлотта преподавала английский, а Эмили — музыку. Пансион скрывался за чугунными воротами, его стены, обвитые плющом, хранили тишину классных комнат. Именно там она впервые увидела месье Константина ЭжЕ. Его голос разрезал воздух, как лезвие, а глаза, тёмные и проницательные, заставляли её забыть, как дышать.
«Мадемуазель Бронте, — обращался он к ней, — ваш английский ум слишком прямолинеен для французской поэзии. Учитесь чувствовать изгибы фраз». Константин оставался после уроков, правил её сочинения красными чернилами. «Вы пишете, как мужчина, — говорил он, — страстно, без извилин». Однажды он подарил ей томик Гюго — «для вдохновения».
Страсть Шарлотты вскоре перестала быть секретом для многодетной жены господина Эже. Несчастный муж пытался избегать влюблённой ученицы, а бедная девушка искренне страдала от неразделённых чувств. Тем временем у супругов Эже родился пятый ребёнок, что дало мадам право держаться с соперницей холодно и отстранённо.
Только когда Шарлотта объявила о своём твёрдом решении покинуть пансион, в глазах мадам появилось тепло. Пребывание сестёр в Брюсселе было прервано всего через шесть месяцев неожиданной смертью тётки Элизабет. На прощание Константин протянул ей перо — «Пишите. Миру нужны ваши истории».
Дома Шарлотту охватила страшная тоска по любимому. Её могли спасти только письма — иллюзорные беседы с желанным человеком, и она взялась за перо. Что ж, она ничего не придумала нового, кроме обычного женского вскрика, обращённого к уже «глухому» равнодушному человеку: «Мсье, беднякам немного нужно для пропитания, они просят только крошек, что падают со стола богачей.
Но если их лишить этих крох, они умрут с голода. Мне тоже не надо много любви со стороны тех, кого я люблю… Но Вы проявили ко мне небольшой интерес… и я хочу сохранить этот интерес — я цепляюсь за него, как бы цеплялась за жизнь…» На полях этого письма её учитель записал фамилию и адрес своего сапожника и счёл разумным не отвечать своей экзальтированной корреспондентке.
Шарлотта Бронте написала Эже несколько писем. Константин попытался в какой-то момент уничтожить эту переписку, однако она была спасена и восстановлена его женой. Впервые Эже показал их в 1856 году Элизабет Гаскелл, работавшей тогда над «Жизнью Шарлотты Бронте».
Гаскелл, однако, скрыла истинный смысл этих писем, и чувства Шарлотты Бронте к Константину Эже стали известны только в 1913 году, когда сын Эже Поль передал их Британскому музею. Очевидно, именно Константин Эже стал прототипом мистера Рочестера в романе «Джейн Эйр».
Демоническая внешность Эже и то, что Шарлотта сильно привязалась к нему, а главное — то, что её глубокие чувства к нему стали известны только после её смерти, не позволяет в этом усомниться.
Итак, к 1845 все сестры вновь вернулись домой. Они хотели открыть собственную школу на родине – в Хоэрте. Но их затея не осуществилась, пансион не привлек потенциальных учениц. И вновь путь к лучшей жизни указала старшая Шарлотта, единственная из всего семейства не утерявшая жизненной энергетики.
Она случайно обнаружила тетрадь Эмили, в которой оказались стихи, чрезвычайно удивившие старшую сестру: они «не походили на обычную женскую поэзию… были лаконичны, жёстки, живы и искренни… Моя сестра Эмили была человеком необщительным, и даже самые близкие и дорогие ей люди не могли без спросу вторгаться в область её мыслей и чувств.
Несколько часов потребовалось, чтобы примирить её со сделанным мною открытием, и — дней, чтобы убедить, что стихи её заслуживают опубликования». Тогда-то сестры решили издать сборник стихов. Но мир за стенами дома не жаловал женщин с чернильными пальцами.
В викторианской Англии существовало убеждение — литература является неподходящей областью занятий для женщины, отвлекая ее от забот о домашнем очаге. Тогда Шарлотта приняла решение: «Мы издадимся под мужскими именами», — сказала она. Куррер, Эллис и Эктон Беллы — три маски, за которыми скрылись их голоса. Стихи, напечатанные на скромные сбережения, провалились.
В первый год было продано… только два экземпляра. Но сестры не сломались. Шарлотта предложила им написать по роману и попытаться их опубликовать. Шарлотта пишет роман «Учитель», Энн пишет «Агнесс Грэй», Эмили — «Грозовой перевал».
Рукопись старшей сестры отклонили, книга Эмили вышла не замеченной критиками (позже она попадёт в десятку лучших романов мира), а произведение младшей из них получило похвальные отзывы.
Тем не менее неудача с первым отвергнутым романом не сломала Шарлотту, она искренне радовалась за сестёр, а сама искала издателей для своего нового романа «Джейн Эйр», который хотела опубликовать под собственным именем.
История бедной и некрасивой гувернантки Джейн Эйр, сумевшей завоевать сердце богатого, почти разочарованного в жизни хозяина замка Эдварда Рочестера, принесла Шарлотте первый крупный гонорар и всеобщее признание.
Цитирую строки этого романа: «Я не птица, и никакие сети не удержат меня, я свободное человеческое существо, с независимой волей, которая теперь требует, чтобы я вас покинула», – такие, казалось бы, безобидные слова из уст женщины в викторианской Англии звучали по меньшей мере вызывающе.
При выходе роман имел почти сенсационный успех, книга продавалась огромными тиражами — несколько издательств соперничали друг с другом, чтобы приобрести права на ее переиздание.
А сам мастер реалистического романа Уильям Теккерей пригласил писательницу в Лондон, чтобы лично познакомиться с ней. После успеха «Джейн Эйр» были изданы романы её сестер. Получив материальную независимость и славу, сестры смогли, наконец, заняться любимым делом.
Однако переезд в Лондон, знакомство с литературным сообществом и яркие образы большого города стали последними светлыми впечатлениями в их жизни. Успех стал ядом. В Лондоне младшая Энн заболела и вернулась домой, в Хоэрт. Шарлотта еще некоторое время пребывала в столице, однако вскоре тоже была вынуждена отправиться в родные места — ей сообщили о смерти брата.
Сестры как могли заботились о нем, но их старания не увенчались успехом — Бренуэлл умер в возрасте 31 года от туберкулеза. Из-за периодических приступов белой горячки семья обратила внимание на его болезнь слишком поздно, и диагноз был поставлен уже на последней, неизлечимой стадии.
Дальнейшая цепь событий превратила, по выражению Шарлотты, их дом в «могилу с дверьми и окнами». Во время похорон брата простудилась Эмили, у нее началась чахотка. Чуть позже страшный диагноз прозвучал и для Энн. Год спустя обе угасли: Эмили было 30 лет, Энн — 29.
Так, из всех детей семейства Бронте Шарлотта осталась одна. И без того мрачный замкнутый отец сделался совсем отрешенным после того, как ослеп. Огромным усилием воли Шарлотта заставила себя вернуться к творчеству. В конце 1849 года выходит роман «Шерли», в 1853-м — «Вильетт», а вот роман «Эмма» так и остался незаконченным, Шарлотта успела написать только две главы.
Как и сестрам, ей не суждено было прожить долгую жизнь. Всего через 8 лет после публикации «Джейн Эйр» она умерла. Незадолго до этого Шарлотта решила выйти замуж за преемника своего отца по приходу, священника Артура Белла Николлса.
Известно, что первые впечатления о будущем муже у неё были далеко не лестными: «Мистер Николлс как раз вернулся; даже ради спасения моей жизни я не могу рассмотреть в нём те интересные зачатки добра, которые ты обнаружила; меня главным образом всегда поражает узость его мышления». Но спустя годы пастору удалось завоевать сердце одинокой 37-летней писательницы.
Однако брак Шарлотты и Артура был недолгим: после свадьбы Шарлотта прожила всего несколько месяцев. Когда её состояние резко ухудшилось, врач, осматривавший писательницу, пришёл к выводу, что симптомы недомогания свидетельствуют о начале беременности и вовсе не представляют опасности для жизни.
Шарлотту мучила постоянная тошнота, отсутствие аппетита и чрезвычайная слабость, что привело к быстрому истощению. Она умерла на 39-м году жизни, прожив ровно столько же, сколько и ее мать. Истинная причина смерти Шарлотты так и не была установлена. Патрик Бронте пережил всех своих детей; он умер через 6 лет после смерти Шарлотты, в 1861 году, в возрасте 84 лет.
Так закончилась история семьи Бронте, давшая миру трёх одаренных писательниц, и можно только догадываться, сколько еще талантливых произведений они могли бы создать, если бы прожили долгую жизнь.
Долгие годы считалось, что сёстры Бронте ушли из жизни по естественным причинам. Однако возникли теории заговоров.
Автором одной из этих теорий был британский криминалист Джеймс Талли, известный своими архивными изысканиями по делу Джека Потрошителя. Он посвятил десять лет расследованию загадочных смертей сестер и опубликовал роман «Преступления Шарлотты Бронте». По выводам Талли, роковую роль в судьбе сестёр сыграл викарий Артур Белл Николлс, муж Шарлотты.
Все несчастия в семье начались, когда в приход старого священника Патрика Бронте прибыл этот молодой ирландский викарий. Артур быстро втерся в доверие к семье. Первым погиб брат сестёр — Бренуэлл. Официальной причиной смерти назвали алкоголизм, но друзья настаивали: юноша не злоупотреблял спиртным и был здоров. Талли, изучив архивы, пришёл к выводу — Бренуэлла отравили. Причина?
Он раскрыл связь Артура с Эмили и стал угрозой для репутации викария. Следующей жертвой по выводам Салли стала сама Эмили. Беременная, она сообщила Артуру радостную новость — и вскоре умерла при странных обстоятельствах. Талли уверен: викарий снова использовал яд, устранив угрозу разоблачения.
Пришел черед и Энн, которая заподозрила неладное в смерти сестры, попыталась шантажировать Артура, надеясь привязать его к себе. Но и её жизнь оборвалась — на этот раз руками Шарлотты, ослеплённой страстью к убийце. Под предлогом лечения Артур готовил «лекарства» для Энн, а Шарлотта, не подозревая о яде, давала их сестре. Теперь настала очередь Шарлотты.
Она, выйдя замуж за Артура, составила брачный договор, лишавший супруга доступа к её деньгам. Однако вскоре документ таинственным образом изменили, а через месяц Шарлотта умерла. Её состояние перешло к «безутешному» вдовцу. Даже врач, осматривавший тело, предпочёл молчать. Кстати, почему-то не делали вскрытия никого из семьи Бронте.
После смерти Патрика Бронте Артур, унаследовавший приход, сбежал в Ирландию, где он жил в роскоши на деньги Шарлотты и гонорары от публикаций романов сестёр. Умер он в старости, так и не ответив за преступления.
Беда Джеймса Талли оказалась в том, что свою книгу он перенасытил событиями и позорными тайнами и совсем мало кто поверил ему. А ведь многие подруги Шарлотты утверждали, что брак между Николсом и Шарлоттой был несчастен, даже обвиняли его в том, что он за неполный год брака довёл жену до смерти.
Была ли их судьба игрой слепого случая — или чьим-то расчетливым замыслом? Прав ли был Джеймс Талли, обвиняя Артура Николлса в цепи загадочных смертей, или это лишь мрачная легенда, рожденная отчаянием перед несправедливостью судьбы? История не спешит раскрывать свои карты.
