«В детдоме был тихий час. Воспитательница приоткрыла дверь и поманила меня пальцем. Взяв прутья, зажав мою голову между своих ног, шикнув: «Попробуй пикни», — так отхлестала меня. После того, как она меня отпустила, я повернулась и пошла обратно, как будто за этим и ходила».
В семье
Папа учил Наташу кататься на лыжах, сам сделал ей двухполозные коньки. Он очень любил свою дочь и откровенно баловал ее. Мама Наташи напротив, была строгой. С четырех лет девочку начали учить играть на пианино. И мама даже завтракать ее не пускала, пока та не позанимается.
Мама Наташи работала главным редактором журнала. К ней в гости приходили Самуил Маршак, Исаак Бабель, Лев Кассиль. Но все они появлялись в доме только тогда, когда Наташин папа был на работе. Девочка долго не понимала, почему.
Однажды поняла. Как-то вместе с двоюродным братом Иосифом Наташа играла в прятки. В поисках удачного места она забежала в кабинет отца и спряталась в нишу окна за штору. А на подоконнике лежал альбом. Толстый альбом для фотографий с папиросной бумагой между страницами.
Конечно, Наташа его открыла. И в ту же секунду закричала в голос, испытав глубочайший шок. В альбоме были фотографии тел людей. Тогда Наташу успокаивали долго. Она все никак не могла понять, откуда у папы такое.
Но вскоре она узнала, кем был ее отец. А если быть точнее, ее приемный отец. Народный комиссар внутренних дел Советского Союза Николай Иванович Ежов и его бездетная супруга в какой-то момент решили взять ребенка из детдома.
Ежовые рукавицы
Старый большевик Иван Москвин, расстрелянный в 1937 году сказал как-то: «Я не знаю более идеального работника, чем Ежов. Вернее, не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно не проверять, и быть уверенным, что он все сделает. У Ежова есть только один, правда существенный, недостаток: он не умеет останавливаться».
1937-38 годы — годы большого террора. О них до сих пор говорят так, словно до сих пор страшно. Но очень долгое время люди ничего не знали о том, кто проводил эти ужасы в жизнь. По количеству жертв, по числу репрессированных и расстрелянных Ежов превосходит всех, в том числе и Берию.
Хотя имя Берии было известно многим, а имя Ежова надолго спрятано в истории. Его имя предали забвению на долгие годы.
Один из политиков, сидевших в тюрьме в ожидании расстрела, рассказывал, что Ежов это просто охотничий пес на поводке Сталина и предрекал, что когда охотничий пес найдет всю добычу, то пса просто уничтожат. Потому что кому нужен пес, который попробовал человеческой крови.
Сегодня выражение “Ежовые рукавицы” мы воспринимаем как что-то привычное. А на самом деле Борис Ефимов, карикатурист, стал автором выражения “Ежовые рукавицы”. Тогда, в 1937 году карикатура Ефимова, с рукавицами, утыканными иголками, в которых корчились пойманные Ежовым враги народа, шпионы и предатели стала очень популярна.
Никто в точности не знает, где и когда родился Николай Ежов. Дату 1 мая 1895 года он придумал сам. Родители были людьми бедными и позволить сыну учиться не могли. В анкетах он указывал, что имеет незаконченное низшее образование. Уже в 11 лет Николай пошел работать.
Трудился в разных местах, но самый глубокий след оставила работа подмастерьем у портного в Петербурге. Тогда ему было около 15-16 лет. Там он впервые вступил в отношения с мужчиной. К слову, в те годы это явление было явлением совсем не таким редким. И не скрывалось. Такие мужчины заводили обычные семьи, где рождались дети.
Первой женой Николая Ежова стала Антонина Титова. Ей удалось выжить в кровавой мясорубке, устроенной ее мужем. Она умерла пожилым человеком в 1988 году.
Вторично Ежов жениля в 1931 году на Евгении Соломоновне Фейгенберг. Это был ее третий брак. Красивая, уверенная в себе девушка была на 9 лет моложе Ежова. Что толкнуло ее в объятия худосочного, узкоплечего Николая Ежова, которого при его росте один метр 51 сантиметр красавцем назвать было трудно, никто не знает. Возможно, любовь.
В те годы Ежов очень много пил, и возвращался к жене лишь под утро. Исаак Бабель, которому приписывали роман с Евгенией Соломоновной, отмечал, что их супружеская жизнь в начале была полна трений и уладилась не скоро. Возможно это произошло с появлением в семье приемной дочери Наташи.
Наташу принесли в дом Ежовых маленьким плаксивым и болезненным сверточком. Девочке было около пяти месяцев. Ни когда она родилась, ни где это произошло не было известно. Наташа так никогда и не узнала, кем были ее биологические родители.
Няня всегда считала, что отцом Наташи был цыган по фамилии Кудрявый. Впрочем, для самой Натальи родителями были остаются супруги Ежовы.
“Сейчас я начинаю думать, что я для отца была отдушиной. Со мной он забывал обо всем. Я же не знала кто он, где работает. Я все время думаю, как в одном человеке может быть два человека. Со мной он такой хороший был, такой ласковый. Я чувствовала, что он меня очень любил. Очень любил”.
Наталья Хаютина. Дочь Ежова.
1937-38 годы — самые страшные для страны, для Николая Ежова стали пиком карьеры. Сталинская пропаганда превозносила его до небес. “Железный нарком”, “Сталинский питомец”. А сам Сталин ставил его в пример другим.
В честь него слагали стихи, разучивали песни.
Казахский поэт Джамбул Джабаев написал такие строки:
Ползут по оврагам, несут изуверы
Наганы и бомбы, бациллы холеры…
Но ты их встречаешь, силен и суров,
Испытанный в пламени битвы Ежов.
Они ликовали, неся нам оковы,
Но звери попались в капканы Ежова.
Великого Сталина преданный друг,
Ежов разорвал их предательский круг!
Ты — меч, обнаженный спокойно и грозно,
Огонь, опаливший змеиные гнезда,
Ты — пуля для всех скорпионов и змей,
Ты — око страны, что алмаза ясней.
Полная версия стихотворения была опубликована в Комсомольской правде от ноября 1937 года.
Самое интересное то, что до расстрела этого любимца партии и народа, а потом подлого шпиона и предателя оставалось ровно полтора года.
Но зато какие это были полтора года. До сих пор след, который оставили эти годы, тянется через судьбы едва ли не всех жителей нашей страны. Практически в каждой семье могут рассказать о репрессированных родственниках. И руководил этими репрессиями именно Николай Иванович Ежов.
Только за 15 месяцев с июля 1937 года по ноябрь 1938 года было арестовано около полутора миллионов человек, из которых 700 тысяч были расстреляны. То, что Ежов был маньяком, садистом указывает альбом с фотографиями, который Наташа нашла в кабинете отца.
“Никогда не забуду этот альбом. Я так испугалась, я так заорала. Оттуда вылетела как не знаю кто. После этого меня два дня не могли привести в нормальное состояние”.
Наталья Хаютина.
О его наклонностях говорят и те факты, что он хранил в качестве сувенира пули, которыми были убиты Зиновьев и Каменев. На их расстреле он присутствовал лично.
Тучи сгущаются
Он не был наивной барышней и прекрасно понимал, что уничтожив старую плеяду большевиков, уничтожат и его самого.
Тучи над ним начали сгущаться в начале июня 1938 года. Биограф Ежова пишет: “В одной из бесед с Ежовым Сталин вдруг упомянул о подозрительных связях жены Ежова с расстрелянным в 1938 году бывшим троцкистом Аркусом.
Под конец беседа с вождем приобрела для Ежова совсем скверный оборот. Сталин порекомендовал Ежову как следует подумать и решить для себя вопрос о целесообразности развода.
Придя домой, Ежов предложил жене развестись. Это предложение привело ее в состояние глубочайшей депрессии. “Не имеет смысла жить”,- сказала она подруге Зинаиде Орджоникидзе, если мне политически не доверяют”. Ежов отправил жену в санаторий для психоневрологических больных. Сначала в Крым, потом поближе к дому».
“Колюшенька, в Москве я бывала в таком безумном состоянии, что не могла даже поговорить с тобой. А поговорить очень хочется. Очень тебя прошу проверить всю мою жизнь. Я не могу примириться с мыслью о том, что меня подозревают в двурушничестве, в каких-то не содеянных преступлениях…”
Из письма Евгении Соломоновны.
Николай Ежов не ответил ни на одно письмо жены, хотя ни одно не выбросил. Известно одно, что однажды ей принесли раствор со снотворным, после которого она не проснулась.
Арест
Сталин избавился от Николая Ежова традиционным для себя способом. Сначала перевел его на другую работу, назначив наркомом водного транспорта, потом с помощью Берии избавился от тех людей, которые были преданы Ежову. А потом отдал приказ на арест самого Николая Ежова.
Когда его арестовали по существующей тогда практике и вменили ему преступление в участии и подготовке заговора с целью свержения строя, подготовке террористических актов и даже гомоскесуализм, то он сразу на следствии все признал. Так как знал, как выбиваются признания.
А вот на суде от всего отказался, кроме гомосексуализма.
Наташин «арест»
Четырехлетнюю Наташу Ежову, по сути, тоже арестовали. Женщина, которая назвалась тетей Ниной забрала ее из родного дома, оторвав от плачущей няни. Растерянную, но упирающуюся Наташу затолкали в машину и увезли в Кремль.
“Я помню, была такая сильная гроза. Прямо страшная гроза была. Я сидела и так боялась. Потом пришла какая-то женщина, взяла меня за руку. Меня посадили в машину, привезли в какой-то детский сад. Дети играли в мяч и мне бросали. Потом детей стало все меньше и меньше. А я осталась одна с мячом”.
Наталья Хаютина.
Вскоре в детском саду появилась все та же тетя Нина и велела воспитателям уложить Наташу спать. Дежурная нянечка села возле кровати девочки и начала читать сказки.
“И сидит, и плачет. Я думаю, зачем она плачет, ведь сказки все хорошо кончаются”.
Среди ночи Наташу разбудили, одели, вновь посадили в машину, на этот раз отвезли на железнодорожный вокзал и посадили в поезд. В вагоне кроме нее, тети Нины и охранника с ружьем больше никого не было. Ехали два дня. Тетя Нина и охранник посменно ходили в вагон-ресторан поесть. Ребенка никто кормить и не думал.
“Два дня не евшая, я сказала, что есть хочу. А она мне говорит: -Вот выучишь фамилию Хаютина,- которая сейчас у меня, -скажешь, что ты Хаютина, а не Ежова, то тогда яблоко твое.
А я никак не могла запомнить Хаютину. Почему-то никак не могла и все. И я сказала: «Ежова». Она мне тыльной стороной ладони как дала по губам. даже кровь пошла”.
Наталья Хаютина.
Наташу привезли в Пензенский детский дом. Первое время она почти постоянно сидела на подоконнике у окна, которая выходила на дорогу и ждала, когда же за ней приедет папа. Она и предположить не могла, что его уже и на свете нет.
“Меня просили отказаться от него. “Если отречешься от него, у тебя в жизни будет все нормально”, — говорили мне.
Я сказала «нет», я не смогла просто так взять и отказаться от него. Ведь мне он ничего плохого не сделал. И я не отреклась”.
Тем более после того, как Наталья узнала, что отец до самого последнего своего вздоха думал о ней.
“Под дулом пистолета он сказал: “Прошу воспитать мою дочь”.
Вспомнил обо мне, надо же. Я этого не ожидала”.
Николай Ежов прошел тот же путь, который прошли до него сотни тысяч арестантов: Сухановская тюрьма, суд по упрощенной процедуре без опроса свидетелей, адвоката и обвинителя, расстрел в подвалах Лубянки, крематорий Донского кладбища и захоронение в могиле невостребованных прахов. Кстати, его жена Евгения Соломоновна тоже похоронена недалеко от этого места.
Детдом
Свой первый дошкольный детский дом Наташа вспоминает без боли. Здесь к ней относились по-доброму. Да и от детей, кроме прозвища “баран” за кудрявые волосы, она ничего плохого не слышала.
А следующий детский дом — школьный, стал для Наташи настоящим проклятьем. Отношение воспитателей к ней было просто чудовищное.
“Были там две воспитательницы очень хорошие. Они меня никогда не обижали и относились сочувственно. А были… ооой, ой ужас.
Никогда не забуду. Лупили ни за что. Вот стою, например, а она подойдет, возьмет меня за ноги и держит вниз головой”.
К счастью для девочки эту воспитательницу уволили. Как ни странно, именно за жестокое обращение с детьми. Но были и другие, которые действовали не так открыто, и об их наклонностях никто не знал.
“Один раз меня взяли с тихого часа. Я лежала, а воспитательница заглядывает и меня манит пальцем. Я вышла. Она зажала мою голову между ног и говорит: -Попробуй пикни. И, взяв прутья, как отходила меня. После того, как она меня отпустила, я повернулась и пошла обратно, как будто за этим и ходила.
И, кстати, я никогда не плакала. У меня не было злости никогда, а была только обида: Ну почему ко мне так относятся. Тогда я даже ничего не знала толком”.
Наталья Хаютина.
Да, Сталин, Ежов, Берия погубили многих людей. Но ведь по земле ходят и другие твари, которые мучают детей, пользуясь их беззащитностью и своим служебным положением. И ведь не было приказа тиранить детей врагов народа. Каждый раз все зависело от самого человека.
После детдома
После окончания школы Наташа долго не могла найти себе применение. Куда бы она не пыталась поступить: на работу или на учебу, от нее шарахались, как от чумной. Она мечтала продолжить музыкальное образование, но поступить удалось только в ремесленный техникум.
На заводе, на который она получила распределение после его окончания, Наташа встретила свою первую и, как оказалось, свою единственную любовь. Впрочем, ничего толкового из этого не получилось. Парень Наташу бросил, а она замуж так и не вышла.
“А зачем? Мне и так нормально. Да меня никто бы и не взял. Из-за отца. Парень у меня был очень хороший. Я его любила, и сейчас люблю до сих пор. Это первая любовь у меня была. Потом ему кто-то сказал, и он от меня отказался. Кто бы меня взял замуж. Зная, что отец такой”.
Отработав четыре года на часовом заводе, Наташа все таки осуществила свою мечту и поступила в музыкальное училище. В качестве инструмента выбрала баян и освоила его очень хорошо.
В Магадан
Когда обучение подошло к концу и перед ней встал вопрос, где теперь работать, она сама выбрала город Магадан. Вскоре ее вызвали в органы. Человек, которого она видела в первый и последний раз, но который разговаривал с ней как со своей, спросил: “Зачем так далеко, Наталья Николаевна? И вообще, почему именно Магадан? Там одни зеки, вам там будет опасно”.
Наталья отговорилась какой-то ерундой. Не могла же она рассказать чекисту о мысли, которая гложет ее изо дня в день. А мысль была такой: она всей своей жизнью, всей судьбой должна хоть как-то искупить грехи отца.
“Я просто сама себя сослала и все. Наверно, оно так надо было. По судьбе. Я думаю так. А мне здесь нравится”.
На сопке возле поселка Ола, в котором жила Наталья Хаютина стоит памятник жертвам сталинских репрессий. Но Наталья Николаевна никогда не ходила туда.
“Я себе запретила туда ходить и там быть. Потому что я не имею права. Из-за отца, конечно”.
Поначалу Наталья очень боялась того, что жители, большинство которых были сами репрессированные или их родственники, узнают о том, кем был ее отец и отомстят за его дела ей самой. Из Магадана ее отправили преподавать в поселок Ягодное, в село, расположенное за полярным кругом. На следующий же день Наталья получила повестку. Ей приказывали явиться в местное отделение КГБ.
“Я приехала в пять вечера, а в десять утра у меня была уже повестка. Я еще шла по улице и спрашивала: “А где у вас здесь КГБ”? Я пришла, меня встретил то ли полковник, то ли подполковник, не знаю.
Он меня обнял, прижал к себе. И сказал: “-Вы так похожи на своего отца”. Я с ним 25 лет назад рядом стоял, как с вами сейчас.
Я спрашиваю: “-Откуда вы знаете, кто я и кто мой отец?”.
“-Вы еще из Пензы не выехали, а нам уже сообщили, что вы сюда едете”.
Этот человек тоже начал говорить Наталье, чтобы она вела себя осторожнее. Всякое может быть. Наталья испугалась окончательно. Ведь одно дело бояться только за себя, и совсем другое — бояться и за ребенка.
Ведь именно здесь она решила родить себе дочь. Ее избранник работал киномехаником в клубе, в котором Наталья руководила самодеятельностью. Он был женат, но красивая, кудрявая хохотушка, ловко играющая на баяне, ему очень понравилась.
Наталье не был нужен муж. Ей был нужен ребенок. Когда она родила свою дочь Евгению, то уехала из этого поселка и больше никогда туда не возвращалась.
В своей жизни Наталье пришлось много раз переезжать. Она все время покидала одно место за другим, боясь, что люди узнают, кто ее отец. В органах к Наталье относились как к своей и оберегали.
Но Наталье этот оберег и не требовался. Люди любили ее за веселый нрав и оптимизм. А еще она писала стихи. Свет увидели два сборника с ее стихами.
Дочь Женя, которую Наталья Николаевна назвала в честь матери Евгении Соломоновны — мать большого и шумного семейства. У нее шестеро детей. А это на Крайнем Севере не шутка. Тем более живет она не в крупном городе, а в Тахтоямске, где очень плохое снабжение. Наталья Николаевна успела стать прабабушкой.
“Шесть внуков и два правнука. Это мое богатство”.
Живя в краю, где половина населения — жертвы репрессий, Наталья Ежова не раз задумывалась, а она сама, в четыре года отправленная в детдом, перенесшая множество страданий и унижений — жертва репрессий или нет?
Зато Наталья Николаевна могла с уверенностью сказать, что те чекисты, которые предупреждали ее, что местные жители могут ей отомстить — ошибались.
В Колымском братстве всегда было так. Здесь никто ничего не боялся, потому что дальше уже не сошлют. И никто не задавал лишних вопросов, потому что всем было о чем промолчать.
А еще здесь предпочитают ни на кого не держать зла. Жизнь и так штука тяжелая. А если идти по ней, неся камень на сердце, и вовсе может стать невыносимой.
В итоге, за несколько десятков лет, которые Наталья Николаевна провела на Крайнем Севере: в Магадане, на Колыме ни разу не пришлось ей столкнуться с ненавистью со стороны тех, кого загнал в эти места ее отец.
