К своему внешнему виду Руфина Нифонтова относилась с поразительным равнодушием. Украшения считала ненужной помехой. Макияж и укладки делала исключительно для сцены. Дома предпочитала щеголять в стоптанных тапках и поношенном халате…
ПАРТИЙНАЯ ДИСЦИПЛИНА
Несмотря на свой бунтарский нрав, Руфина Нифонтова была образцовой советской гражданкой. Вступила в КПСС, занимала пост секретаря правления Советского фонда мира, избиралась депутатом Моссовета. Ее статьи в газете «Правда» с вызывающими заголовками вроде «Поговорим по-мужски» создавали парадоксальный образ: эдакая партийная активистка с характером лихого кавалериста.
Но даже партбилет не смог укротить острый язык актрисы. Однажды на торжественной репетиции спектакля при полном составе партийного начальства она громогласно заявила:
— Вчера перечитала пьесу и поняла, да это же все есть у Солженицына!
В зале повисла гробовая тишина.
— Руфина Дмитриевна! Ваши слова неуместны,- только и смог выдавить из себя Михаил Царев.
— Ой, ошиблась! — моментально «исправилась» Нифонтова с игривой ухмылкой. — Не у Солженицына, а у Кочетова!
Этот «ляп» был верхом хулиганства. Сравнивать опального диссидента с главным сталинистом от литературы. Но та уже махала ручкой, мол, бывает.
БЫТ И НРАВЫ СОВЕТСКОЙ ЗВЕЗДЫ
Вообще жизнь Нифонтовых внешне мало отличалась от быта других советских семей их круга. Никакой показной роскоши, лишь скромные радости. Летние месяцы в Архипо-Осиповке, дочь в лагере на море, регулярные поездки в Дом творчества в Рузе.
К своему внешнему виду актриса относилась с поразительным равнодушием. Украшения считала ненужной помехой. Макияж и укладки делала исключительно для сцены. Дома предпочитала щеголять в стоптанных тапках и поношенном халате.
Особую слабость актриса питала лишь к одному: окружать себя преданными поклонницами. После смерти матери ее дочь Олю воспитывала ленинградка Ираида Ивановна, с которой она случайно познакомилась на улице. Эта женщина десять лет жила в семье практически на птичьих правах, не получая даже денежной компенсации.
Нифонтова снисходительно называла ее «Мадама», но искренне привязалась. В ее понимании это и было проявлением душевной близости.
Была у Руфины еще одна отличительная черта. Она обожала помогать коллегам. В театре хорошо знали: если актриса «пошла работать», значит, облачилась в лучший костюм и отправилась пробивать очередную просьбу в Моссовет, исполком или «куда надо».
Юрий Соломин не раз с благодарностью вспоминал, как Нифонтова буквально выбила для него квартиру в престижном Спиридоньевском переулке, причем совершенно по своей инициативе.
— Если б не она, половина театра до сих пор ютилась бы в коммуналках…,- рассказывал Соломин. — Она не просто помогала, она воевала за нас. И всегда побеждала.
Нужно отметить, что, обладая таким пробивным характером, актриса не всегда могла воплотить свои собственные творческие амбиции. Еще в начале 70-х она приложила титанические усилия, чтобы в Малый театр пригласили Иннокентия Смоктуновского для постановки «Царя Федора Иоанновича».
Но главный режиссер Борис Равенских отдал роль царицы Ирины своей супруге Галине Кирюшиной. Руфине пришлось ждать несколько лет, прежде чем она смогла выйти в этом спектакле.
Зато роль Комиссара в «Оптимистической трагедии» буквально «выцарапала». Поначалу театральное начальство сомневалось, что в труппе Малого театра вообще есть артистка, способная повторить успех легендарной Алисы Коонен. Но Нифонтова сотворила невозможное.
— Она не играла, она штурмовала эту роль, как красноармеец брал Зимний,- вспоминал позже режиссер Леонид Варпаховский.
В Малом театре упорно считали, что Руфине больше «к лицу» современный репертуар. Но даже в классике она умудрялась привносить эксцентрику — выходила в клоунских штанах в пьесе Корнейчука, требовала, чтобы ее героиню в «Фоме Гордееве» выносили на сцене в ковре. В 41 год блестяще сыграла старуху Руце, заявив после читки:
— Дайте Руфе сыграть Руце!- как будто возрастные роли были для нее не вызовом, а новой игрой.
СТАРОСТЬ
Но когда старость пришла по-настоящему, стремительно и беспощадно, оказалась к ней не готова. Тяжелая болезнь, серия операций, агрессивное лечение изменили ее до неузнаваемости: расплывшаяся фигура, выцветшие глаза, утрата той самой харизмы, что когда-то заставляла зал замирать.
— Теперь хоть в театры смогу ходить инкогнито, — горько шутила она.
Нифонтова стала нервной, резкой. Профессиональные неудачи она прикрывала мрачной бравадой. А мечта всей ее жизни — роль Федры— и вовсе обернулась провалом.
— С такими данными нельзя играть трагедию, — беспощадно заключили в театре.
Затем ее сняли и с «Царя Федора Иоанновича».
Театр, бывший смыслом ее жизни, теперь отвергал. Последние роли давались с мучительным трудом. Она больше не понимала своих героинь, а прежний метод «выцарапывания» ролей перестал работать…
ЗЯТЬ НЕ ПО СТАТУСУ
Семейная жизнь Нифонтовых превратилась в поле боя после того, как дочь Ольга привела в дом мужа Геннадия Дубровина. Родители так и не смогли принять ее выбор, видя в зяте лишь неуверенного в себе человека, не соответствующего их статусу. Его искренние попытки угодить оставались незамеченными или воспринимались как слабость.
Их квартира на Большой Бронной превратилась в арену мелочных войн: ссоры из-за шампуня, раздельные обеды, ледяное молчание за одним столом. Даже рождение внука не смягчило этот конфликт. Хотя ребенка бабушка и дедушка обожали.
— Папа… Он ведь не просто так уперся. Ему казалось, что Гена не мой уровень. Намного старше, да еще и с сыном от первого брака,- вспоминала позже Ольга. — А мама… О, она сначала даже пирог испекла, когда мы познакомили их. Но потом будто заразилась папиным настроем. Стала замечать, что Гена в их присутствии вдруг глупеет: то вилку не ту возьмет, то про театр невпопад пошутит. Хотя со мной он — золото!
Особенно больно ранило то, что за все годы Глеб Иванович так и не обратился к зятю по имени. Даже когда Гена чинил его часы или нес тяжелые сумки, помогая Руфине Дмитриевне, это воспринималось как должное. Их холодность дошла до того, что маленький Мишка однажды спросил, почему дедушка называет папу: «эй, ты».
Ольга не устраивала сцен, не бросала громких слов. Просто их визиты к родителям становились все реже, а потом и вовсе прекратились.
ПОСЛЕДНИЙ АКТ
1991 год стал для них роковым. Глеба Ивановича, лишившегося кресла в Кинокомитете, отправили на пенсию. В начале осени он в очередной раз поссорился с зятем на даче под Истрой. В ярости сел в машину и погнал в Москву.
В кармане пиджака лежали права, которые он так и не смог получить сам после восьми проваленных попыток. Скорее всего, Руфина Дмитриевна просто их купила. На повороте в Вороново его «Москвич» вылетел под МАЗ…
Оставшись одна, Нифонтова совсем расклеилась. В театре ее практически не видели. Сняться в кино ее смог уговорить только Александр Абдулов, предложив роль пациентки психлечебницы в картине «Сумасшедшая любовь».
Единственным лучиком света в темном царстве стал внук. Бабушка приводила мальчика в родной театр, но дальше вестибюля не заходила, будто боялась, что кто-то увидит, как она изменилась.
15 сентября 1994 года Руфина Дмитриевна отметила свой 63-летний день рождения. А в конце ноября ее не стало. Соседка позже вспоминала, как они с зятем актрисы нашли ее лежащей в ванной, залитой кипятком.
Хоронили народную артистку в сценическом костюме из «Обрыва» — ее последней роли. Лицо прикрыли кисеей, словно давая понять: той Нифонтовой, что сводила с ума зрителей, больше нет.
Дочь Ольга, так и не сумевшая наладить отношения с матерью, позже скажет горькую правду:
— Она сама себя не понимала.
Блестящая актриса, обладавшая красотой, талантом, энергией, так и не нашла, куда направить этот дар. Не искала близости с дочерью, чуждалась светской жизни, равнодушна была к интеллектуальным беседам. Ее странное увлечение, коллекция бадминтонных воланов, словно символизировало эту неприкаянность.
Малый театр, ставший ей вторым домом, тоже не дал той роли, которая стала бы блестящим итогом творческой жизни. Она участвовала в радиоспектаклях, но своих проектов не создавала. Возможно, не чувствовала в себе сил. Возможно, ждала того самого режиссера, который разглядел бы в ней то, чего не видела она сама.
В записке худруку театра Юрию Соломину незадолго до смерти Нифонтова подписалась: «одинокая бабка». Как будто вся ее яркая бунтарская жизнь в итоге свелась к этой уничижительной роли…
