Она хотела, чтобы он слышал. Да, нарочито громко хлопнула дверью, а потом закрыла ее на задвижку. Но вместо того, чтобы попытаться войти, Арсеньев просто уехал из дома. Вскочил на лошадь и был таков. Где он был целую ночь? Почему не стал мириться с женой? Лиза этого не знала. Но от выплаканных слез наутро болели глаза.
— Не стоит, Лизонька, — говорил отец, — не надо за него замуж.
Она стояла перед ним и разрывала пальцами кружевной платочек. Как? Почему? Ей ведь так понравился Михаил…
Дом пензенского помещика Столыпина отличался гостеприимством и богатством. У Алексея Емельяновича имелись 1146 крепостных душ, винокуренные заводы, а еще угодья в шести губерниях. Он проделал путь, который для дворянина восемнадцатого века считался рядовым: был приписан к полку в возрасте пяти лет, потом учился в гимназии при Московском университете, затем поступил на военную службу.
Уволенный в отставку в чине поручика, занялся своими угодьями. Женился на добрейшей Марии Афанасьевне и прижил с нею одиннадцать душ детей…
Лизонька была у них старшей. Чудесная девочка! Прилежная, умная, хорошенькая… Для нее, как и для большинства помещичьих дочек, наняли домашних учителей. И, хотя образование временами было сумбурным, среди ровесниц молоденькая Столыпина выделялась ученостью.
Но помимо наук ее любовью был… театр!
В своем имении Алексей Емельянович велел создать сцену для представлений. Из числа крепостных отбирали самых толковых и самых симпатичных. Несколько девушек и юношей определили в столыпинский хор, которым руководил настоящий артист. В скором времени барин мог быть доволен своим созданием: у него получился неплохой собственный театр, куда съезжались на представления соседи, друзья и родственники.
— Я тоже хочу попробовать, — шептала Лиза.
Отец не возражал. Лиза и близкие ей по возрасту младшие сестры – Катя и Саша – тоже разучивали роли. Как им нравилось преображаться в драматических героинь! С каким воодушевлением готовили костюмы и сами расписывали декорации!
Глядя на дочерей, Столыпин смахивал слезинки умиления. Хорошие растут девочки. Вырастут, станут хозяйками в собственных домах, будут блистать в свете. Уж он-то позаботится об этом! Для каждой приготовил приданое, берег своих дочерей, мечтал о выгодных партиях… Он и подумать не мог, что старшая влюбится в капитана лейб-гвардии Преображенского полка, Михаила Арсеньева.
Он был пригож собой, вырос в имении родителей в Елецком уезде (что в Орловской губернии). Неплохо учился в Богородицком пансионе знаменитого агронома и садоустроителя, Андрея Болотова. А еще был связан дальними родственными узами с семьей Столыпиных. Собственно, это и дало ему возможность оказаться, однажды, на представлении в их театре.
Арсеньев был старше Лизы всего на пять лет. Беседовать с ним оказалось настоящим удовольствием – умный, обходительный, много знающий. Лиза и сама не поняла, как влюбилась… Но разговор о возможном браке отцу не понравился.
— Промотает все твои деньги, — печально сказал Столыпин. – Подумай, Лизонька. Без кавалеров ты точно не останешься.
Она вздыхала так тяжело, переживала так сильно, что отцовское сердце дрогнуло. Когда Арсеньев приехал свататься, не нашел слов для отказа. Принял его, как сына. Снял икону с красного угла, да благословил молодых. Подготовку к свадьбе начали неспешно, назначили венчание на конец 1794 года. Попутно утрясали вопросы с приданым. Лиза получала от отца изрядную сумму. Было решено, что молодожены сразу же купят поместье, которое запишут на имя Лизы. Не доверял Столыпин зятю до конца…
Подходящие угодья нашли довольно быстро. У камергера Ивана Нарышкина продавалось поместье Тарxaны, с дубовой рощей, собственной речкой, липовой аллеей… Прекрасно разбиравшийся в устройстве парков и садов, Арсеньев сразу занялся переделкой имевшихся в его распоряжении территорий. Он же следил за переустройством дома, чтобы все подходило под его вкус и требования молодой жены.
Уплаченные за поместье пятьдесят восемь тысяч рублей считали суммой не слишком высокой – соболья шуба в ту пору стоила три тысячи. Но камергер запутался в долгах, а потому избавлялся от земель поспешно. Да еще говорили, что места «не слишком хорошие». Дескать, жили в тех краях изначально воры, да разбойники. А когда первые хозяева – князья Долгоруковы – приобрели угодья, то переселили туда крестьян из других своих владений, часто против их воли. Так что поливалась пензенская земля слезами…
— У меня слез не будет, — улыбалась Лиза.
Она была влюблена в своего мужа. И совершенно не понимала, что это чувство…безответно. Капитан Михаил Арсеньев устроил с ее помощью свои финансовые дела. Так что, едва на свет появилась их дочь, Мария, к жене совершенно охладел. Попытки Лизы снова сблизиться, отвергал.
Растерянная и обиженная, она поначалу просто плакала. Потом взяла себя в руки и занялась хозяйством. Памятуя о счастливых деньках в доме отца, завела и в своих владениях театр. Сама отбирала девушек для представления, сама учила их выступать на сцене…
Она не знала, что происходит с мужем. Боялась задать прямой вопрос. А он, видя ее молчание, сам ничего не объяснял. Они жили бок о бок, но словно чужие, как соседи. Печаль же Лизы постепенно перерастала в раздражение, в злость.
«Арсеньева была женщиной деспотичного, непреклонного характера, — писал о ней Моисей Меликов, — привыкшая повелевать. Она отличалась замечательной красотой… и представляла собой типичную личность помещицы старого закала, любившей при том высказать всякому в лицо правду, хотя бы самую горькую».
Отстричь у крепостной косу за неповиновение – было одним из ее обычных наказаний. Хмурилась Лиза, негодовала. А однажды сгоряча сказала мужу:
— В спальню больше не пущу!
Арсеньев на это никак не отреагировал. А в ночи уехал куда-то.
Он теперь, практически, не скрывался. Не любил жену, только терпел. Соседка, Надежда Мансырева, чей муж находился в действующей армии, привлекла его внимание. Узнав об этом, Лиза только плотнее сжала губы. Все ее внимание было сосредоточено теперь на дочери и делах поместья.
Маша была слабой здоровьем, хворой. В ту пору, когда из рожденных детей нередко выживала только половина, оставлять единственную наследницу было бы верхом легкомыслия. Но иных детей у Арсеньевых родиться просто не могло – супруги виделись только мельком!
— Об одном прошу, — как-то сказала Лиза своему мужу, — не надо всей округе демонстрировать свою непозволительную страсть. Есть же приличия…
Ей было дико от всего этого. У нее перед глазами был прекрасный образ любящих родителей. В горькую минуту она подумывала было, чтобы написать им и рассказать всю правду, но потом откладывала это решение. Сама выбрала. Видели глазки, что покупали…
Вся семейная жизнь превратилась в череду размолвок и ссор. Маша, на глазах которой это происходило, стала бояться гнева матери.
— Невыносимо. – однажды простонала Лиза.
Арсеньев был согласен с ней, но свою жизнь менять никак не хотел. Однако дама его сердца тоже начала охладевать к нему, и тогда возник вопрос: что же дальше?
В январе 1810 года Арсеньевы устраивали новогодние торжества. Были званы многие родственники и друзья, приглашение получила и Мансырева. Лиза отсылала его с легким сердцем – была уверена, что соседка не решится открыто появиться в доме, где случился разлад по ее вине. Так и вышло. Напрасно Михаил ждал, напрасно отсылал дворовых людей в соседние угодья.
— Ну? – нетерпеливо спрашивал он крепостных.
— Так, барин, — переминаясь с ноги на ногу сказал дворовый, — в Онучино господин Мансырев приехал. Огни погашены, все спать легли. Кого ж звать-то?
Крик ярости рвался из его горла, но он смолчал. Проводил всех гостей, раскланялся с женой и отправился почивать в кабинет.
2 января Михаила Арсеньева нашли бездыханным. Много говорили об этой странной и быстрой кончине, но помещика отпевали в церкви и предали земле по всем канонам. «Оченно барыня сокрушались», — позже рассказывала одна из дворовых Лизы.
Хрупкая нервная Маша снова захворала, и мать увезла ее на юг. Оттуда они вернулись совершенно другими – Маша выглядела посвежевшей и явно более здоровой, а Елизавета Арсеньева переоделась в черное, надела чепец, какой носили пожилые дамы, и часто называла себя «старушкой».
Она больше не думала о том, чтобы выходить замуж. Ее центром Вселенной была дочь, ради которой Арсеньева была готова на все. Она еще на знала, сколько невзгод готова ей преподнести жизнь…
