Январским утром 1870 года в московском суде наблюдалось небывалое оживление. Судили не душегуба, не вора — разбирали дело о тридцати пяти тысячах рублей серебром. Немалые деньги, но не такие уж редкие для судебной практики. Однако публику привлекала не сама сумма, а главная героиня процесса, княгиня Щербатова, чья жизнь уже давно превратилась в городскую легенду.
В зал вплыла грузная старуха, увешанная драгоценностями как рождественская ёлка. Её появление вызвало шепотки:
— Та самая! Это она в семьдесят семь лет купила себе молодого мужа.
— И княгиней стала.
— А правда, что она даже читать не умеет?
Последнее замечание било в точку. Неграмотность княгини и стала причиной судебного разбирательства. Напротив неё сидел бывший управляющий, титулярный советник Пётр Торчаловский, холёный господин с плутоватым взглядом. Он утверждал, что княгиня задолжала ему кругленькую сумму за верную службу.
— Ваша светлость, — елейным голосом начал Торчаловский, — разве не вы собственноручно подписали это обязательство?
Анна Григорьевна гневно стукнула по полу костылём:
— Я много чего подписывала! Только мне никто не говорил, что там написано!
В зале захихикали. История эта требует пояснений, и начать надо издалека, с того времени, когда нынешняя княгиня была просто Анютой, дочерью небогатых родителей…
Природа одарила юную Анюту щедро: пышные формы, черные как смоль локоны и глаза – два спелых терна. От матери-турчанки достались ей южная красота и горячая кровь, а от русского отца – сметливость и хваткость. Правда, образование подкачало: девочку отдали на воспитание небогатым родственникам, которые больше заботились о том, чтобы накормить домочадцев, чем научить их грамоте.
В тринадцать лет Анюта решила, что с нищетой пора заканчивать. Сбежав из Москвы (и как только не побоялась!), она очутилась в имении малороссийского помещика Иваненко. Тот, очарованный юной беглянкой, сначала приютил её, а потом и вовсе повёл под венец.
Впрочем, семейство Иваненко новую родственницу не приняло. Молодожёнам выделили деньги на небольшой дом в Москве, но порог родового имения для Анюты остался закрыт. Это стало первым горьким уроком: деньги открывают двери, а вот происхождение и воспитание их захлопывают.
— Ничего, — говорила себе юная госпожа Иваненко, разглядывая своё отражение в мутноватом зеркале, — ещё поглядим, кто кого!
Судьба словно услышала этот вызов. В 1812 году муж отправился защищать отечество и сложил голову в Бородинском сражении. Москва горела, французы входили в город, а двадцатипятилетняя вдова, вместо того чтобы бежать, осталась караулить свой дом. И уберегла. Когда пожары утихли и жизнь начала налаживаться, она оказалась владелицей одного из немногих уцелевших особняков.
Второй брак принёс ей уже настоящее богатство. Немолодой и бездетный богач так увлёкся пышной красотой вдовушки, что буквально осыпал её золотом.
— Ты моё сокровище, — приговаривал он, надевая на шею супруги очередное бриллиантовое колье.
— А вы мой благодетель, — отвечала она, любуясь драгоценностями.
Впрочем, за внешней простоватостью уже тогда проглядывала железная хватка. Каждую копейку Анна (теперь уже Анна Григорьевна) учитывала, каждый расход проверяла. Прислуга шепталась, что барыня лично проверяет, сколько поленьев сожгли в печи и не слишком ли жирные сливки покупает ключница.
Когда второй муж отошёл в мир иной, оставив ей всё своё состояние, она уже точно знала, чего хочет от жизни. Оставалось сделать последний шаг – получить титул. И тут на сцене появился бравый генерал Барышников.
Генерал Барышников стал для Анны Григорьевны ступенькой к высшему обществу. Теперь в её гостиной собирались не купцы и мелкие чиновники, а настоящие столичные персоны. Правда, приходилось постоянно быть начеку – любой промах, любая ошибка могли выдать простонародное происхождение хозяйки дома.
Именно тогда, в 1849 году, в доме Барышниковых впервые появился Пётр Торчаловский. Молодой чиновник так искусно льстил, так ловко угадывал желания хозяйки, что вскоре стал почти членом семьи. Анна Григорьевна даже взяла его в посажёные сыновья.
— Матушка, — медоточиво журчал Торчаловский, — вы же знаете, как я вам предан.
— Знаю, голубчик, знаю, — кивала она, не замечая хищного блеска в его глазах.
Впрочем, когда выяснилось, что «сынок» приворовывает, Анна Григорьевна выставила его за дверь без малейших колебаний. Скупость уже тогда стала её второй натурой. Она могла часами торговаться из-за копейки, а потом купить колье за тысячи рублей. Прислуга боялась её нрава, барыня лично проверяла каждый счёт и устраивала форменные допросы по поводу каждой траты.
После смерти генерала Барышникова овдовевшая в третий раз Анна Григорьевна решила, что пора сделать последний ход в этой жизненной партии. Ей было семьдесят семь лет, но амбиции всё ещё жгли душу. Княжеский титул, вот чего не хватало для полного счастья.
И тут судьба подкинула ей двадцативосьмилетнего князя Щербатова, погрязшего в долгах. Молодой повеса проигрался вдрызг и искал способ поправить дела. Когда до него дошли слухи о богатой вдове, ищущей титулованного мужа, он только рассмеялся. Но потом прикинул суммы своих долгов и передумал.
— Господь с вами, князь, — увещевал его духовник, — она же вам в бабушки годится.
— Зато какое приданое, батюшка. — отшучивался Щербатов.
Церковь поначалу противилась столь неравному браку. Но Анна Григорьевна нашла выход, на исповеди назвалась сорокапятилетней. А что? Паспортов тогда не было, метрики сгорели при пожаре Москвы… Кто докажет обратное?
Венчание напоминало фарс: жених от стыда ехал отдельно от невесты, гости прятали улыбки в кулак. Зато теперь она стала княгиней! Правда, счастье длилось недолго…
За полгода новоиспеченная княгиня выплатила за мужа целое состояние: сначала пять тысяч, потом десять, тридцать и наконец восемьдесят тысяч рублей. Но долговая яма, в которую угодил князь Щербатов, оказалась бездонной. А когда молодой супруг продал подаренную женой соболью шубу, терпение Анны Григорьевны лопнуло.
— Вон из дома! — прогремела она, потрясая костылём. — Титул я получила, а дармоеда кормить не нанималась!
И тут, словно по заказу, снова объявился Пётр Торчаловский. Постаревший, но всё такой же вкрадчивый, он предложил помочь с делами опального князя. Анна Григорьевна, уже порядком подзабывшая его прежние грешки, согласилась.
Каждый день Торчаловский приносил ей кипы бумаг на подпись. Княгиня, не умевшая читать, привычно выводила свою закорючку. А однажды…
— Ваша светлость, — вдруг заявил он, — не соблаговолите ли выплатить должок? Тридцать пять тысяч рублей серебром, как мы договаривались?
— Какой должок? — опешила княгиня. — Да я тебе и трёх копеек не должна!
— А вот и должны, — усмехнулся Торчаловский, доставая бумагу. — Вот ваша подпись – обязуетесь вознаградить меня за усердную службу.
Тут-то и вспомнила Анна Григорьевна все уроки жизни. Да, она была неграмотной. Да, подписывала бумаги не глядя. Но за долгие годы она научилась разбираться в людях лучше, чем иной грамотей в книгах.
— В суд пойдём, голубчик, — прошипела она. — Там разберёмся.
Суд оказался на редкость занимательным. Свидетели в один голос твердили, что скупая княгиня никогда бы не расщедрилась на такую сумму. Даже родному мужу-князю пяти тысяч пожалела. Торчаловский путался в показаниях. А когда достали бумагу с распиской, и вовсе сел в лужу.
— Это что за огрызок? — возмутился судья, разглядывая засаленный листок. — На такой бумаге княгиня даже счёт от зеленщика не подпишет.
Торчаловского приговорили к ссылке на три года. А Анна Григорьевна…
Анна Григорьевна праздновала победу недолго. Вскоре после суда она слегла, а её молодой супруг, так и не дождавшись наследства, умер в долговой яме. Говорят, в последние дни княгиня стала ещё скупее, она экономила даже на молоке для себя, хотя состояние её исчислялось сотнями тысяч рублей.
Верная служанка Маруся вспоминала потом удивительную сцену. За день до кончины княгиня велела принести все свои драгоценности и разложить их на постели. Дрожащими руками перебирала колье, серьги, броши – свидетелей её восхождения по социальной лестнице.
— Вот это, — прошептала она, держа изумрудное колье, — от второго мужа. А это, — она коснулась жемчужной нити, — сама купила, когда генеральшей стала…
— Благодетельница вы наша, — всхлипнула Маруся, — уж не оставите нищей старую служанку?
— Не оставлю, — пообещала княгиня. И действительно, не оставила. Ни Марусе, ни другим слугам не досталось ни копейки.
Даже баронессе Энгельгардт, ближайшей подруге, завещала всего двадцать пять тысяч – сущие крохи по сравнению с общим состоянием. Остальное унаследовали дальние родственники, которых она и в глаза не видела.
Так закончилась история женщины, которая прошла путь от безграмотной девчонки до княгини. Она получила всё, о чём мечтала – богатство, титул, положение в обществе. Но погоня за внешним блеском словно иссушила её душу, превратив в скупую старуху, не доверяющую никому.
В высшем свете ещё долго судачили об этой истории. Одни восхищались её хваткой и умением устраивать свою судьбу. Другие осуждали за неразборчивость в средствах. Но все сходились в одном – такое могло случиться только в России XIX века, где причудливо переплетались сословные предрассудки и новые веяния времени.
