Поймав писателя за «мальчика», японка засмеялась. Засмеялся и гость. Ему все здесь было удивительно. И необычайная обстановка, и мягкий свет фонариков, и азиатская, невероятно раскрепощенная, красавица.
На секунду писатель вспомнил свое детство, когда друзья-гимназисты на спор притащили его в «яму». Вспомнил, как он плакал, сидя на постели рядом с дебелой Марьей или Евдокией, не в силах поверить, что он утратил свою чистоту.
Но он давно уже был не мальчик. Да и здесь все было другое, и писатель во что бы то ни стало собирался употребить японку.
6 октября 1843 года император Николай I легализовал в Российской империи проституцию. Представительницы древнейшей профессии стали получать вместо паспорта или вида на жительство специальные удостоверения личности — заменительные билеты, называемые в народе «желтыми билетами».
В докýменте указывались данные девушки, а также содержалась особая вклейка — смотровая книжка. В смотровой были проставлены врачебные отметки — здорова ли, подходит ли для работы.
Николаевская реформа привела к появлению множества новых публичных домов, которые стали работать вполне открыто. «Учреждения» эти сильно различались по классу и цене. В одних обслуживали исключительно аристократов, другие посещали представители рабочего класса.
Владеть домом с красным фонарем могли только женщины — так называемые «бандерши». Девушки, которым не удавалось получить «желтый билет» или же устроиться в «яму», нелегально промышляли на улицах под присмотров «котов» — так называли мужчин-сутенеров.
На Дальнем Востоке ситуация с проституцией была примерно такая же, как в центральных регионах империи, однако, там основными работницами местных заведений были не русские девушки, а китаянки, кореянки и японки.
Несмотря на то, что китаянок и кореянок было во много раз больше, чем японок, европейские клиенты дальневосточных «ям» предпочитали называть всех азиатских «девочек» именно японками или «караюки-сан».
Японские националистические круги, поддерживаемые правительством, всячески поощряли миграцию сельских девушек с севера острова Кюсю на восток Российской империи.
Японки должны были составить «армию амазонок» в России и в Манчжурии, чтобы оказывать влияние на местную жизнь, а также собирать разведывательные данные на пространстве от Владивостока до Иркутска.
Большинство девушек, прибывших в Россию с Кюсю, пополнили японские, китайские и корейские дома бордели.
Легализация привела к изменению мужского сознания, о котором во всеуслышание трубили многие писатели и публицисты. Любой гимназист, сэкономив на завтраках или выпросив у маменьки небольшую сумму, мог отправиться в дом красных фонарей.
Для взрослых мужчин из самых разных слоев общества посещение «ям» стало почти таким же обыденным делом, как поход в баню.
Сокрушаясь тлетворному влиянию николаевского закона, многие отечественные классики не отказывали себе в праве воспользоваться прелестями продажной любви. В «ямах» бывали и Толстой, и Достоевский, и тот же Куприн. Но откровеннее всех рассказал о своем личном опыте Антон Павлович Чехов.
Летом 1890 года писатель совершил путешествие через всю Россию на каторжный остров Сахалин. В Благовещенске Чехов задержался, активно изучая этот необыкновенный, мультикультурный, эклектичный город.
Согласно официальной полицейской статистике 1890 года, в Благовещенске проживало 20 тысяч человек, и на такое количество населения приходилось шесть легальных публичных домов. Третья часть «сотрудниц» этих заведений были японками.
Японский дом красных фонарей был для Антона Павловича настоящей экзотикой, посему писатель решил его непременно посетить.
27 июня 1890 года Чехов написал своему другу, издателю газеты «Новое время» Алексею Суворину:
Очевидно, что Чехов был весьма впечатлен свиданием с японкой. Письмо Антона Павловича долгое время не публиковалось, или публиковалось с купюрами. Считалось, что оно может очернить образ классика. В 1983 году письмо было опубликовано в Полном собрании сочинений Антона Павловича, изданном издательством «Наука».
Очевидно, что даже самые лучшие, самые тонкие представители дворянства оказались не в силах противостоять пагубному влиянию легализации.
Большевики, придя к власти в 1917 году, проституцию немедленно запретили.