— Сегодня… на сцене…, — Витаутас медленно провел пальцем по ее обнаженному плечу, где еще остались следы от блесток с вечернего платья, — ты была совершенством.
— Это твоя заслуга, — опустив глаза, еле слышно прошептала Ирина.
ВСТРЕЧА С ТАРКОВСКИМ
Перед самой защитой диплома в Школе-студии МХАТа Ирина Мирошниченко приняла предложение с киностудии им. Довженко. Режиссер Антон Тимошин уже отчаялся найти исполнительницу главной роли для военной драмы «Их знали только в лицо», когда актриса Нина Веселова порекомендовала ему свою знакомую — талантливую студентку пятого курса.
Казалось бы, начинающая актриса с минимальным опытом, но именно она создала на экране тот самый пронзительный образ, который зрители запомнили навсегда. А еще спустя несколько месяцев Ирина оказалась на пробах у самого Андрея Тарковского.
Их первая встреча могла бы стать сценой из его же фильма: режиссер, заприметивший красивую девушку в кафе, пристально разглядывал ее, не скрывая интереса. Она, смущенная таким навязчивым вниманием, демонстративно вертела на безымянном пальце обручальное кольцо. А затем, фыркнув от раздражения, ушла, оставив недопитый кофе.
*
Лишь на следующий день, когда ассистенты пригласили Ирину на пробы для «Андрея Рублева» она с изумлением узнала, что тот самый «бестактный незнакомец» — гений мирового кино.
— Вы меня узнали? — спросил Тарковский, глядя на смущенную Иру.
— Конечно, вы вчера так пристально на меня смотрели…
— У вас удивительно иконописное лицо. Давайте попробуем?- не отрывая взгляда, произнес режиссер.
На роль Марии Магдалины он утвердил ее мгновенно, едва увидел в гриме и парике. Но романтичная случайность в кафе обернулась суровой правдой кинематографа. На площадке Тарковский стал другим: нервным, изможденным, безжалостным к себе и другим. Съемки превратились в испытание, где каждый кадр давался мучительно.
У Ирины в «Андрее Рублеве» был всего один эпизод, но какой ценой он дался! Босиком по колючему снегу, в тонкой холщовой рубахе на голое тело, снова и снова падая в ледяную крупу… Зима 1965 года была особенно лютой. Но актриса стойко переносила все дубли, доказывая Тарковскому свою преданность искусству. Расплата не заставила себя ждать. После съемок она слегла с воспалением легких.
Но именно эта железная воля открыла ей двери МХАТа сразу после окончания школы-студии. Практически начинающей актрисе доверили главные роли. Сначала Ольгу в «Трех сестрах», затем Машу в «Чайке».
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ТРИУМФ
От кинорежиссеров тоже не было отбоя. После работы у Тарковского Ирина снялась в «Николае Баумане» и «Ошибке резидента». Еще одним подарком судьбы стало предложение от Андрея Кончаловского.
— А я вас знаю, — подмигнул режиссер при встрече, — вы моего брата в фильме «А я шагаю по Москве» назвали «идиотом». Правильно сделали. Не хотите у меня сняться?
Так Ирина попала в «Дядю Ваню», создав один из самых пронзительных образов Елены Андреевны в истории кинематографа. К сожалению, картина, которую сама актриса считала вершиной не только своего творчества, но и режиссерского мастерства Кончаловского, провалилась в прокате. Но истинное искусство, как известно, не измеряется кассовыми сборами. Эта работа навсегда осталась в золотом фонде русского кино.
ПЛОДОТВОРНЫЙ СОЮЗ
В 1972 году зрители увидели драму Витаутаса Жалакявичуса «Это сладкое слово — свобода!». Пробы актриса прошла вопреки всем ожиданиям, ведь режиссер искал страстную латиноамериканку, а перед ним стояла голубоглазая славянка. Но стоило Ирине облачиться в черный парик и сыграть пробную сцену со страстью, как Жалакявичюс моментально изменил свое решение.
Уже с первых рабочих дней между Ириной и Витаутасом завязался удивительный творческий альянс. Чилийские пейзажи с их вулканическими горами и тихоокеанским побережьем создавали особую атмосферу на площадке, где каждый кадр наполнялся почти электрической энергией.
Режиссер увидел в Мирошниченко соавтора — актрису, способную тонко чувствовать его художественный замысел. А сама она смело воплощала на экране самые дерзкие его идеи. Даже на откровенные для советского кино сцены согласилась без всякого колебания.
Когда пришло время представлять этот фильм на международном фестивале в Париже, артистка столкнулась с неожиданным вызовом. У нее попросту не оказалось подходящего наряда. В эпоху тотального дефицита многие знаменитости одевались у Вячеслава Зайцева. Но даже из его коллекции она не выбрала для себя ничего подходящего.
И тогда Ирина самостоятельно создала свой фестивальный образ. В одном из западных модных журналов подсмотрела элегантный фасон, а в своих «закромах» нашла роскошный вишневый бархат, привезенный когда-то из-за границы. Дополнив ткань золотой тесьмой, собственными руками создала потрясающее вечернее платье с открытой спиной — смелый выбор для советской кинозвезды.
Получать главную награду Мирошниченко вышла в этом самодельном шедевре. Зал ахнул. В сиянии софитов ее стройный силуэт в бархате казался сотканным из самого света, золотая тесьма вспыхивала, словно огненные блики на закате.
Зарубежные гости с удивлением разглядывали незнакомую русскую артистку, сумевшую затмить парижанок. А коллеги-мужчины из советской делегации не скупились на комплименты.
ИЗМЕНА
Торжественный ужин закончился, фестивальная суета осталась за порогом отеля. Поздним вечером в номер Ирины постучали. На пороге стоял Жалакявичюс. В его руках поблескивал недопитый бокал шампанского.
— Ты не спишь? — голос режиссера звучал хрипловато от выпитого алкоголя и сдерживаемых эмоций.
— Видишь же, — улыбнулась Ирина, отступая вглубь номера.
Он переступил порог, дверь закрылась с тихим щелчком.
— Сегодня… на сцене…, — Витаутас медленно провел пальцем по ее обнаженному плечу, где еще остались следы от блесток с вечернего платья, — ты была совершенством.
— Это твоя заслуга, — опустив глаза, еле слышно прошептала Ирина.
В тот вечер они стали близки. Двое талантливых людей, связанных общим делом, но несвободных в личной жизни, на мгновение забыли обо всем.
Уже в Москве Ирина призналась мужу в своих чувствах к другому. Шатров воспринял это как предательство. Мало того, это стало для него тяжелейшим ударом, от которого он не оправился долгие годы.
По другую сторону любовной истории стояла Гражина Рукшенайте-Казилионене. До супруги Витаутаса давно доходили разговоры о его похождениях, но она не ожидала, что финал наступит так скоро. Ее отчаянная попытка сохранить семью вплоть до визита к оставленному Шатрову лишь подчеркнула бесповоротность случившегося.
НЕПРОСТЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Свадьба с Жалакявичюсом открыла для Мирошниченко новую главу и в жизни, и в творчестве. Вместе они разрабатывали сценарий «Мадам Бовари» для итальянских продюсеров. В своей следующей картине «Авария» режиссер вновь доверил жене ключевую роль.
Но оказалось, что творческая гармония — еще не залог семейного счастья. Супруг настаивал на переезде в Вильнюс. Но, находясь в чужом городе, актриса буквально задыхалась — Москва манила ее, как глоток свободы. Каждый ее отъезд становился поводом для новых ссор. Их брак превратился в бесконечный цикл: бурные выяснения отношений сменялись такими же эмоциональными примирениями.
Все закончилось в один миг, когда в пылу ссоры Витаутас позволил себе поднять руку на жену. Для гордой Ирины это стало точкой невозврата. Не раздумывая, она собрала вещи и навсегда уехала в Москву.
Впоследствии Мирошниченко намеренно избегала вопросов о втором муже. И зареклась больше никогда не выходить замуж. Как и героиня Флобера, чью историю они хотели экранизировать, она слишком поздно поняла: страсть, переплавляющаяся в искусство, редко выдерживает испытание бытом.
ЕЩЕ ОДНО УВЛЕЧЕНИЕ
Вскоре Ирина вновь увлеклась. На этот раз за кулисами спектакля «Соло для часов с боем», где ее партнером стал Всеволод Абдулов. Молодой актер горел чувствами к партнерше с первых репетиций. Даже прибег к помощи своего близкого друга Владимира Высоцкого, попросив того написать для любимой «что-нибудь мелодичное».
Так родилась пронзительная баллада «Дом хрустальный». Строки, наполненные щемящей нежностью, перевернули сердце гордой актрисы. Как можно было сопротивляться, когда сама судьба говорила с ней голосом знаменитого барда?
Однако и эта сказка быстро закончилась. Всеволод, настоящий заводила и душа компании, находил радость в шумных вечеринках, где неизменно царил Высоцкий с гитарой, где вино лилось рекой, а анекдоты и споры о творчестве не смолкали до утра.
Ире же отводилось на них роль красивой картинки. Она ловила на себе восхищенные взгляды гостей — да, прекрасна, талантлива, но здесь, в этом кругу, все равно оставалась лишь «спутницей Абдулова».
— Ты выбираешь: они или я, — сказала она однажды, глядя ему прямо в глаза.
Он не ответил сразу. А через неделю она собрала вещи…
