— Что ты мне сделаешь? Ты принадлежишь мне! — издевательски хохотал хозяин, бросая Харриет на тонкий матрас.
Она знала, что он был прав, но не желала с этим мириться.
— Я буду свободной, — говорила она себе, пока лежала, измученная, после визитов хозяина. — Я буду свободной!
С самых малых лет Харриет Джейкобс не знала, что кому-то принадлежит. Ей вообще не приходило в голову, что вся ее семья — папа, мама, бабушка, братья, — на самом деле были чьей-то собственностью.
Ее бабушка и мать смогли заслужить у своих хозяев — владельцев небольшой таверны в Северной Каролине — такое уважение, что рабами считались только на бумаге. Отец же Харриет — Элайджа Нокс — был плотником столь искусным, что к нему обращались даже из соседних городов.
Родители девочки, конечно, понимали, что как бы ни завидно сейчас было их положение, оно может не продлиться вечно. Всеми силами они пытались скопить денег, чтобы выкупить из рабства детей, но все, что им удавалось собрать, забирали «в долг» их хозяева.
В 1819 году, когда Харриет было всего шесть лет, ее мать скорпостижно скончалась. Тогда малышка впервые услышала это непонятное слово «рабыня» и поняла, что оно имеет отношение именно к ней. Не сразу она поняла, что оно значит, и какие ужасы в себе скрывает.
Харриет сложно было постичь, почему ее свобода была ограничена волей другей людей, тогда как остальные знакомые ей дети с улицы были зависимы только от собственный родителей. Цвет кожи у всей семьи Джейкобс лишь на полтона был темнее цвета кожи их хозяев, но уже этого было достаточно, чтобы считать их людьми только наполовину.
Тогда маленькой Харриет повезло: ее взяла себе хозяйка ее матери, которая очень по-доброму относилась к их семье. Бабушка Харриет была ее кормилицей, а мать — молочной сестрой и преданной подругой, поэтому и любопытную малышку госпожа Хорниблоу воспринимала как свою племянницу.
Она даже научила Харриет грамоте и счету, хотя по действующим в Каролине законам, это было запрещено. Позже Харриет вспоминала о времени, проведенном у своей хозяйки, с благодарностью и теплотой. Ей не поручали сложной работы и давали много времени на игры и отдых.
Харриет почти каждый день виделась со своей семьёй и не знала печали. Только бабушка с каждым днём становилась все тревожнее: их хозяйка хворала, и шансов на выздоровление было немного. Что же с ними будет?
Смерть любимой «тети» 12-летняя Харриет оплакивала ещё сильнее, чем смерть матери, которую едва ли помнила. Ещё страшнее было от неизвестности: даже ее любимая бабушка, всегда сохранявшая оптимизм, не могла скрыть своего страха.
Оставалась крошечная надежда на то, что хозяйка в признательность за хорошую службу, даст их семье свободу, но этому не суждено было случиться. Память о верном рабе значила слишком мало.
По завещанию Харриет перешла к пятилетней племяннице ее бывшей хозяйки, но на самом деле стала собственностью отца маленькой девочки — Джеймса Норкома. Ее младший брат Уильям был принят в том же доме разнорабочим, так что Харриет хотя бы могла за ним приглядывать. Новые хозяева приняли брата и сестру холодно, сразу указав им на их место.
Харриет с нетерпением ждала окончания дня, когда она могла хотя бы на несколько часов уединиться в крошечной каморке на худом матрасе. Она утешала себя лишь тем, что платит тяжелой работой за стабильность — за то, что имеет крышу над головой и знает, что ждёт ее на завтрашний день.
Однако и это постоянство оказалось зыбким: после смерти матери ее покойной хозяйки брат Харриет, ее бабушка и дядя оказались на аукционном помосте. Самая страшное и унизительное событие в жизни любого раба!
Отец Харриет к тому времени уже скончался и не мог помочь своему сыну, а у бабушки Харриет с трудом хватило денег только на то, чтобы выкупить себя и сына. Харриет с ужасом наблюдала, как ее 12-летнего брата ощупывают и разглядывают как молодого жеребца. Когда на аукционе появился ее хозяин, девушка вздохнула с облегчением.
С каким бы пренебрежением мистер Норком не относился к ним, они уже успели к нему привыкнуть, и это было лучше незнакомца с улицы. По крайней мере, так ей казалось.
Вскоре хозяин начал наведываться к Харриет по ночам. «Ты должна быть благодарна, что я спас твоего брата!» — говорил он ей, грубо срывая с нее нижнюю рубашку. Харриет не чувствовала благодарности — только выжигающую ненависть.
Каждый день она клялась самой себе, что однажды станет свободной и не будет больше сносить страшных издевательств. Миссис Норком знала о том, куда отлучается ее муж из супружеской спальни, и вымещала свою злость на ни в чем не повинной рабыне, которая ничего не решала в своей жизни.
Так, ночью Харриет терпела отвратительные визиты хозяина, а днём — побои и упрёки своей хозяйки.
Мистер Норком тщательно следил за своей любимой рабыней. Как только он узнал, что на Харриет хочет жениться свободный темнокожий мужчина, он запретил им видеться, и жениху пришлось уехать ни с чем.
Отчаянно желая защитить себя от домогательств хозяина, Харриет завязала роман с белым адвокатом Сэмюэлем Сойером, будущем членом Палаты представителей США. Сэмюэль был уважаемым человеком, и Норком его побаивался.
На некоторое время Харриет смогла перевести дух. Когда она забеременела, миссис Норком со скандалом прогнала ее из дома, но девушка вновь вздохнула с облегчением — так она могла переехать к своей любимой бабушке.
Харриет родила Сэмюэлю двоих детей, но так и не смогла избавиться от власти Норкома, который продолжал наведываться к ней «в гости». Через несколько лет он понял, что Сойер не готов рисковать своей карьерой ради рабыни, и вернул Харриет с детьми на свою плантацию.
Он угрожал рабыне, что если она не будет во всем ему потакать, то он превратит жизнь ее детей в настоящий ад. Однако Харриет знала, что даже своим послушанием не сможет гарантировать детям счастливой жизни. И тогда она решилась бежать.
Первое время Харриет скрывалась в доме у доброй белой женщины, затем — жила на болотах, и, наконец, когда ее поиски зашли в тупик, спряталась на чердаке в доме своей бабушки. Семь лет она прожила в крошечном пространстве, в котором не могла даже разогнуться в полный рост.
Она проделала в крыше несколько отверстий, через которые могла наблюдать за собственными детьми, вынужденными расти без нее. Норком попытался отомстить Харриет и продать ее детей и брата на аукционе, но всех троих купил друг Сойера, с которым тот был в сговоре, и маленькие Джозеф с Луизой смогли остаться у своей прабабушки.
В 1842 году Харриент получила шанс сбежать на лодке в Филадельфию, откуда перебралась в Нью-Йорк. К сожалению, она не могла забрать детей с собой, но надеялась, что сможет им помочь, когда обретет долгожданную свободу.
На новом месте Харриет устроилась няней у семейства Уиллисов, с которыми вскоре стала очень дружна.
На протяжении следующих десяти лет Харриет приходилось постоянно переезжать, чтобы не попасться в руки ненавистному Норкому. Только в 1852 году ее работодательница выплатила за нее 300 долларов, и Харриет стала свободной. К тому времени она смогла забрать к себе дочь, а сына устроить у своего брата в Бостоне.
Позже, под впечатлением от успеха книги «Хижина дяди Тома» Харриет решила написать собственную книгу, которая была выпущена в 1861 году под названием «Происшествия из жизни рабыни». Книга имела оглушительный успех и сделала бывшую рабыню известной и уважаемой женщиной в кругах аболиционистов.
Во время Гражданской войны в США Харриет вместе с дочерью путешествовала по оккупированным частям Юга Конфедерации, помогая бедным, а затем основала две школы для беглых и освобожденных рабов.
Харриет Джейкобс скончалась в 1897 году в Вашингтоне, где последние годы жила вместе с дочерью и держала пансион. На ее надгробии она завещала оставить надпись из Послания к Римлянам: «Радуйтесь в надежде, будьте терпеливы в страданиях, постоянны в молитве».
