По всей деревне слышались страшные крики, звуки ударов и громкий плач. Любопытствующие крестьяне высыпали на улицу, чтобы увидеть, как мать тащила свою упирающуюся дочь прямо за длинную косу. Девушка горько рыдала, пытаясь прикрыть руками свой выпирающий живот, но у нее ничего не получалось.
«Так ты отплатила нам с отцом за хлеб и кров! Что ты прячешься, пусть люди видят!» — приговаривала взбешённая мать, — «что б ноги твоей больше не было в нашем доме!» Несчастная девушка в отчаянии оглядела образовавшуюся толпу: все зубоскалили и показывали на нее пальцами. Она закрыла лицо руками, твердо зная, что жизнь ее полностью разрушена…
Если и был в русской деревне класс людей, к которому относились ещё хуже, чем к сиротам — то это незаконнорожденные дети и их матери.
Как только оскорбительно ни называли малышей, появившихся вне брака. Самыми цензурными вариантами, пожалуй, были «сколотка» (от слова «сколотить»), «крапивник», «капустничек», «боровичок» и другие. Про таких детей даже не говорили, что они «родились», используя вместо этого более грубые аналоги, например, «ветром надуло» или «прижили».
Родить «сколотку» могла даже замужняя женщина: если был доказан факт ее измены или же, если она была «солдаткой», то есть женой призванного на службу солдата.
Рекрутов забирали на 25 лет, поэтому многие женщины, не выдержав постоянного одиночества и неопределенности, искали утешения в объятьях других мужчин. Любой ребенок, появившийся на свет во время рекрутства мужа, автоматически записывался в книги как незаконнорожденный.
Для женщины появление «нажитого» ребенка становилось клеймом позора. Немудренно, что заподозрив у себя нежеланную беременность, крестьянка пыталась любым способом ее прервать: бежала в жаркую баню и пила настои трав, но не всегда эти ухищрения срабатывали должным образом.
После рождения малыша некоторые женщины решались на страшное преступление и избавлялись от позорного доказательства их распутства или же пытались подкинуть дитя в чужую семью с недавно скончавшимся младенцем. Но все же получалось это не всегда или же и вовсе не имело смысла: в деревне сложно было что-либо скрыть, и зачастую о «стыдном» положении девушки уже было всем известно.
Традиционно ответственность за появление ребенка ложилась исключительно на плечи его матери. Именно она становилась настоящим изгоем в традиционном крестьянском обществе: от нее с позором отказывались родственники, односельчане переставали с ней здороваться, а деревенские мальчишки кричали вслед унизительные оскорбления.
Отец незаконнорожденного малыша же продолжал спокойно жить дальше: чаще всего, ему не предъявляли никаких обвинений или же лишь формально, и репутация его оставалась незапятнанной, а временами и наоборот: опороченная девушка даже могла стать поводом для хвастовства перед друзьями.
В редких случаях, когда отцом ребёнка был богатый помещик, он мог оказать своему отпрыску помощь или даже забрать его к себе в господский дом. Но если мужчина был происхождения незнатного, как это чаще всего и бывало, то никакой поддержки от него ждать не приходилось.
Неудивительно, что женщина, отвергнутая всеми, обычно не испытывала к ребенку, обрекшему ее на такую участь, никакой симпатии.
«Незаконнорожденных детей их матери стараются как-нибудь сбыть с рук. Если же это не удастся сделать, то оставляют их при себе, и тогда они являются немилыми детьми. Обращение с ними скверное, и редкий из них может вырасти большим. Чаще же они умирают в детстве.» (Из материалов «Этнографического бюро» князя В. Н. Тенишева)
Если опозорившуюся девушку выгоняли из дома, то ситуация ее становилась совсем плачевной: без средств к существованию она вынуждена была побираться подачками насмехающихся односельчан, которые в иной раз могли и вовсе не пустить ее с малышом на порог.
С раннего детства незаконнорожденному ребенку внушалось, в том числе, и его родной матерью, что он — человек третьего сорта и не может рассчитывать ни на ласковое слово, ни на теплую постель, ни даже на кусок хлеба. Таким детям не полагалось отчества или фамилии (только если его дед был согласен дать ребенку свою), а иногда даже и имени.
Если «сколотке» чудом удавалось пережить полуголодное детство при отсутствии минимального ухода, то дальнейшая его судьба была все такой же незавидной. Мальчики обычно становились солдатами, чтобы получать хоть какое-то жалование, а девочки или уходили в монастырь или же выбирали прямо противоположный путь.
Только в 20м веке отношение к «прижитым» детям начало меняться: их начали называть «любоделанными» и давать имена Богдан и Богдана («Богом данный»), а дразнить и попрекать «сколоток» их незаконным происхождением стало зазорным делом.
