Везде, где появлялась эта картина, тут же разгорались жаркие споры. Илья Репин называл «Иду Рубинштейн» Валентина Серова «гальванизированным трупом», считая эту работу самым неудачным портретом.
Многие современники обвиняли художника в попрании традиционных ценностей и даже надругательстве над красотой. Обнаженная натура сама по себе не была вызовом обществу в начале ХХ века, что же так возмутило зрителей и критиков?
Танцовщицу Иду Рубинштейн называли ожившей героиней модерна. У нее была нестандартная внешность, которая по тем временам считалась весьма далекой от канонов красоты: очень высокая («длинная, как день без хлеба», – писали в миланских газетах), субтильная и угловатая («Худощавая, как Дон Кихот», – говорил Луначарский).
Тем не менее именно такой типаж как раз входил в моду в начале ХХ столетия за рубежом, и парижан декадентский образ роковой женщины сводил с ума.
У нее не было ни балетного, ни театрального образования. Ее танцы многие называли бездарными, вызывающими и эксгибиционистскими.
А. Бенуа о ее исполнении роли Клеопатры писал: «Царица Египта… постепенно лишалась всех своих покровов и затем предавалась любовному экстазу у всех на глазах, причем лишь в самый критический момент являлись услужливые придворные дамы, окружавшие занавесками ложе любовников».
Ида Рубинштейн нередко танцевала полуобнаженной, но то, что зрители видели на сцене, не шокировало их так, как на портрете танцовщицы кисти Серова.
Художник изобразил танцовщицу полностью обнаженной, что само по себе было вызовом, так как на картине был не мифологический персонаж, а современница, знакомая многим. Но возмущенную реакцию публики вызвал даже не сам факт наготы, а «надругательство над красотой». Очертания тела модели не только не соответствовали классическим стандартам прекрасного в живописи, но были их полной противоположностью.
Серов сознательно прибегает к стилизации: чрезмерно удлиняет ноги танцовщицы, деформирует все ее тело, заостряет контур, превращая обнаженную женщину в бесплотное существо, лишенное женственности и чувственности. В этой отталкивающей красоте «на нерве», «на изломе» художник увидел отражение эпохи начала ХХ в. с его новыми эстетическими идеалами.
Портрет был впервые представлен в 1911 г. на выставке «Мира искусства», в том же году ее приобрел музей Александра III (Русский музей), после чего разразился скандал с требованиями возмущенных зрителей удалить картину из музея. Суриков называл «Иду» «безобразием», Репин – «гальванизированным трупом», многие критики – «декадентщиной» и «уродстовм».
В прессе модель именовали зеленой лягушкой и грязным скелетом. В. Пикуль вспоминал о ней такие отзывы: «Худощавое стальное тело, странно напоминающее кузнечика. Очарование ядовитое, красота на грани уродства, странное обаяние!».
Реакция была тем более бурной, что Серов считался одним из самых популярных портретистов рубежа веков, работы которому заказывали многие аристократы. И вдруг – портрет обнаженной танцовщицы, да еще такой!
Эта картина была создана за год до смерти художника, она явно выбивалась из стилистики ранее созданных им портретов и стала своеобразным манифестом нового искусства.
Провокация была сознательной, поэтому реакция публики не смущала художника: «Вот какие бывают скандалы, – писал Серов в одном из писем за три недели до смерти. – И я рад, ибо в душе – скандалист, – да и на деле, впрочем».
Сам художник искренне восхищался Идой Рубинштейн и называл ее Венерой ХХ века. «Монументальность есть в каждом ее движении – это просто оживший архаический барельеф!» – восклицал Серов.
