Несколько дней уж одолевала Ирину страшная кручина — все из рук валилось, не знала как взяться за ум. Все мысли ее занимал таинственный мужчина, явившийся к ней по осени 1725 года, как раз перед Дмитриевой субботой.
В тот час Иришка никого не ждала: муж должен был вернуться с поля ещё не скоро, а гости к ней особенно не захаживали — знали, что угостить нечем. Одной рукой Ирина качала в люльке малышку, а другой помешивала кашу в котелке, когда в дверь требовательно постучали.
— Откройте во имя Христа! — послышался из-за двери требовательный низкий голос.
Ирина велела незнакомцу войти. Он был очень высок — едва не задевал головой низкие деревянные перекрытия. Облачён таинственный мужчина был в черное монашеское одеяние, а лицо его все время находилось как будто в тени, так, что его невозможно разглядеть.
Гость не представился, только помолился на висящий в углу образок…Да и стал говорить такие странные вещи, что кровь у Иришки застыла в жилах:
— Бедный ты малыш, — обратился он к маленькому Петрушке, с интересом рассматривающему незнакомца. — Сколько горя тебя предстоит вынести!
После этих слов мужчина вынул из кармана крестик и отдал его любопытному ребенку.
— Каждый день молись, не забывай! — строго приказал он малышу, и повернулся к его матери. — Тогда, может, и полегче тебе будет твой крест нести.
— Недолго тебе осталось жить, бедняжка! — тяжело вздохнул он, просмотрев на Ирину, и покачал головой. — И детям твоим тоже: и девочке в люльке, и мальчику во дворе…Но ты не унывай. Житье есть скорбь единая! Молись!
Поклонившись ошеломленной Ирине, незнакомец вышел за дверь. И только он исчез, как на пороге появился Михайло, отец семейства.
— Что же ты не предложил старцу с нами отобедать? — спросила Ирина, с трудом разлепив губы.
— Какому ещё старцу?
— Да только за дверь вышел!
— Что ты, не было тут никакого старца! — нахмурился Михайло. — Уж если бы был, мы бы с ним не разминулись.
Тогда крепко призадумалась Ирина: не померещилось ли ей все это с усталости? Но серебряный крестик, с которым игрался Петрушка, никак не мог взяться в бедном крестьянском доме сам по себе.
Честно выложила Ирина мужу все, что поведал ей монах. Тот почесал макушку, да и рукой махнул: чему быть, того не миновать, не стоит лишний раз и голову себе забивать!
Но Ирина о странном незнакомце ещё долго забыть не могла. Бывало, приглядится она к малышке в люльке или к старшему сыну, на себя в водном отражении посмотрит — правда ли, что скоро их Господь к себе позовет?
Месяцы шли, да ничего не происходило — только больше и больше работать приходилось, чтобы на столе хоть кусок хлеба появлялся. В трудные моменты, когда Ирина, трудясь в поле, и спины разогнуть не могла, вспоминала она старца и его слова: «Житье есть скорбь единая». Так, может, и правда, на том свете полегче будет?
Первой захворала малышка Степанида — хоронили ее на самой Страстной неделе. Потом беда приключилась со старшим сыном семьи Вичиных — Максимкой. По осени, слишком близко играл он у высокого берега речки, сорвался вниз да и утоп. Много слез пролили его родители, а Ирина все прочитала:
— Двоих уж забрали, теперь мой черед!
В деревне говорили, что от горя и тяжёлых дум стала Ирина совсем слабой — могла только плакать и молиться.
Немного времени прошло, как и она занемогла и Богу душу отдала. Остался отец с малолетним сыном вдвоем, но жилось им бедно и плохо. Петрушка только упросил отца устроить его к дьячку, чтобы выучиться грамоте.
— Хочу из священных книг больше узнать про того человека и как матушка с братом и сестрой на небе устроились, — объяснял он тятеньке, а тот и спорить не стал.
Несколько лет прошло, как слег и Михайло.
— Надорвался! — качали головами деревенские кумушки. — Себя не жалел, лишь бы покойную жену и детишек пореже вспоминать!
В десять лет Петрушка остался круглым сиротой, и его взял в господский дом майор Дубровский, хозяин деревни, да и определил на кухню, в помощь к повару. Свои обязанности мальчик выполнял исправно, не шкодничал, не баловался, а все свободное время читал Новый Завет или молился на свой крестик, который никогда не снимал.
Так шли годы: сверстники Петра уже вовсю ухлестывали за крепкими крестьянскими девушками — кровь с молоком, — а тот от своих книг и головы не поднимал.
Во дворе к нему относились как к блаженному — с добротой, но в странные разговоры его особенно не верили. Только один человек прислушивался к Петрушке очень внимательно — то был церковный староста, Сычов. Нередко заводил он с юношей разговоры по душам, а однажды, прознав про необыкновенного старца, предсказавшего ему судьбу, вдруг заявил:
— То твой ангел-хранитель был, Петрунька! Коли хочешь его вновь повидать, нужно тебе в церкви ночь провести в молитве, и тогда явится тебе твой старец. Только не смей никому говорить, что это я тебя научил, а лучше — на своем крестике поклянись!
Петрушка был парнем честным и добрым, потому, не узрев никакого злого умысла, поклялся ни одной живой душе не рассказывать, по чьему совету очутился ночью в церкви.
Решили сделать так: Петрушка после службы спрятался за столбом и виду не показывал, а Сычов, как будто его не заметив, запер за ним ворота. Да только у старосты был свой мотив. Как только все вышли, воротился он в церковь и вынул из казны все деньги.
На утро сторож, открывший церковь, сразу же заметил Петрушку, а за ним — и пропажу. Денег при мальчике найдено не было, но его все равно повезли в Сыскной приказ. Там Петрушку допросили: зачем он ночевал в церкви, куда спрятал украденные деньги?
Но тот отвечал одно и то же: в церковь ходил, чтобы увидеть своего ангела-хранителя, чему его научил покойный отец, а денег никаких не брал. Несколько раз секли Петра розгами, но он крепко стоял на своем и Сычова не выдавал, хоть и догадался, куда пропала казна.
Целый год продержали Петрушку в тюрьме, потом выпустили — доказательств его вины собрать так и не удалось. Кроме того, мальчика признали слабоумным: уж слишком странные вещи он говорил о своем ангеле, а ещё упоминал какой-то серебряный гроб, висящий в воздухе, в котором лежала одна «важная особа».
Хозяин Петрушки не пожелал брать на себя ответственность за умалишенного парнишку-преступника и велел сослать его в Сибирь. Несколько лет крепостной юноша трудился в холоде и лишениях, как вдруг им заинтересовалась Тайная Контора.
В конце года Сыскной приказ должен был передавать туда все уголовные дела, и местных чиновников очень заинтересовала «важная особа» в серебряном гробу.
Петр был вызван в Москву, и допрашивал его лично Семён Андреевич Салтыков, заведовавший Тайной Конторой.
— Признавался честно, кого видел ты в том гробу? Не нашу ли государыню Анну Иоанновну?
Но то что рассказывал Петрушка Семена Андреевича никак не устраивало: того, кто лежит в гробу, Петр якобы не видел, и ангел-хранитель никаких имён ему не называл. Салтыков страшно разозлился на упрямого юношу и велел вести его в застенок.
Но и там ничего добиться не удалось — только то, что ангел-хранитель предупреждал его, что будут пытать без вины. Однако Салтыков умел раскалывать и не таких, и через неделю мучений Петр сознался во всем, чего от него хотели.
К сожалению, на этом начальник Тайной Конторы не остановился и потребовал от юноши ответа: отчего он замыслил такое злодейство, и кем были его сообщники? Петрушка молчал, хоть и раз за разом выносили его из пыточной бездыханного. Наконец, от этого устал даже Салтыков.
По распоряжению сверху, Петр Вичин был казнён. Он принял свою судьбу достойно и попросил лишь, чтобы его похоронили вместе с его крестиком.
Что же касается церковного старосты Сычова, обрекшего Петра на страдания, то и его жизнь была коротка и несчастлива. Не попался один раз — попался другой. Уже за другие преступления его судили и жестоко пытали — он скончался в тюрьме после очередного допроса.
