В саван укутали её кофточки и юбки. Женщины лили слёзы и заламывали руки. Хазан затянул традиционное: «Бог, полный милосердия», а потом белую фигурку засыпали землёй. В сентябре 1910 года в Мардаровке оплакивали односельчанку Голду, двадцати трёх лет от роду. Необычность ситуации была в том, что семья хоронила её живой.
Она мечтала вырваться из этой нищеты с отчаянием утопающего: её отец, Давид Горбман, сам не мог прокормить шестерых детей. Учились кое-как, надо было рано приниматься за работу.
Так что в 1897-м году десятилетнюю Голду отдали на обучение в одесское училище для белошвеек. Заведение гарантировало, что за пять лет девочка выучится на портниху и сможет сама зарабатывать себе на жизнь.
Её окружали девушки из разных социальных слоев, общим было только одно – бедность. Но среди них были и те, кто читал книги, и с увлечением рассказывал о прочитанном. О, какой мир грёз открывался перед юными белошвейками! Маленькая Голда остро чувствовала, как сильно она отстаёт.
Поэтому, едва с училищем было покончено, пошла добывать знания в школу. Было трудно: с утра и до вечера она шила в мастерской, а потом садилась за книги. Зато постепенно, шаг за шагом, в ней крепла уверенность в себе.
Она была похожа на чистый лист, где каждый мог нарисовать то, что ему интересно. Таких-то и брали «на карандаш» революционные деятели. Серафима, с которой познакомилась Голда, с увлечением рассказывала о мире равных возможностей.
Конечно, эти слова легли на благодатную почву: девушка из нищей семьи мечтала, чтобы все могли учиться и занять достойное место в обществе! В семнадцать лет Голда из Мардаровки стала активисткой революционного движения, за что и была очень скоро сослана в Архангельскую губернию…
В этом холодном краю у маленькой черноглазой Голды быстро появился поклонник – Авель Енукидзе. Весёлый, темпераментный, он произвёл на девушку грандиозное впечатление. Встречи стали частыми, а потом… Голда поняла, что ждёт ребёнка.
Енукидзе отреагировал на это известие равнодушно: ему не нужны сейчас ни жена, ни дети. Да и к девушке он не испытывал никаких особенных чувств. Так, крошечный эпизод. А его возлюбленная, сжав пальцы добела, пошла к местной знахарке. Это решение стало для неё роковым – никогда после у Голды не было детей.
Отношения с тех пор сошли на нет, и девушка тяжело переживала разрыв. Ей нужно было отогреться, оттаять после чар Енукидзе… По счастью, среди ссыльных появился новый человек – Климент Ворошилов. Он был совсем другим, нежели Авель.
Простой рабочий, говоривший на понятном ей языке. Между ними не было пропасти, которую она остро чувствовала рядом с Енукидзе. Ровня! Ухаживания Клима девушка приняла благосклонно. Но тут закончился срок ссылки, и Голде надо было ехать на родину.
Она выдержала без него всего полтора месяца. Всё время смотрела в окно, невпопад отвечала на вопросы родни. Именно тогда Голда и поняла, что жить без Клима не может. Отец был тяжело болен, умолял остаться, да только Голда всё равно умчалась к любимому в Архангельск.
А местный жандарм встал стеной: не положено! Только ссыльные могут там находиться! Всех прочих – на выход!
— Единственно мужу и жене разрешено быть вместе. – Мрачно говорил жандарм.
Клим и Голда переглянулись. А почему бы и нет? Самое правильное решение из всех!
Есть легенда, что, когда Голду попробовали выгнать из комнаты Ворошилова, жандарм слишком грязно ругался. Тогда Клим указал на висевший на стене портрет императора и задал вопрос: «Разве возможно такое поведение в присутствие высочайшей особы?». И после этого их оставили в покое. Портрет появился не просто так – это хитрые влюбленные повесили его, на всякий случай.
Но пропасть между ними всё-таки была: разная вера. Венчаться по православному обряду еврейка Голда могла только в одном случае, если бы приняла христианскую веру. И хотя это было строжайше запрещено обычаями её рода, Голда пошла на это.
Так в сентябре 1910 года появилась Екатерина Давыдовна Ворошилова – жена Клима, православная, двадцати трёх лет. О своём венчании Катя написала семье, прекрасно зная, как те воспримут это известие. Она нисколько в них не ошиблась.
С той поры Горбманы запретили упоминать ее имя. Для них она исчезла, умерла. Разрыв с семьей был полным и бескомпромиссным, и в Мардаровке даже провели церемонию прощания с девушкой. Семья хоронила Голду живой, уложив в саван её кофточки, туфли и юбки. В синагоге её имя прокляли.
Подошла к концу и ссылка Клима, после чего молодая семья подалась на его родину, в Бахмутский уезд. Ворошилов пытался устроиться на работу, но везде получал отказ – его ссыльное прошлое действовало словно «волчий билет».
По счастью, у Кати была профессия, которая могла их прокормить (как и обещали в заведении мадам Сегал в городе Одессе). Белошвейка требовалась везде, и это позволило Ворошиловым выжить…
… «Она пролетает по городу в военном автомобиле и каракулевом манто. И многие чекисты косятся на занимающуюся туалетами в этом городе жену командарма», — так напишет о ней Роман Гуль в книге «Красные маршалы». Но всё это будет позже.
