Она не могла заснуть самостоятельно, ей постоянно что-то выписывали. А просыпаться было еще тяжелее. Ночью, в рубашке Майка, Элизабет Тейлор чувствовала себя немного лучше – ей казалось, что она вдыхает аромат живого человека. И это помогало ей справиться с болью.
А потом наступал день, и она ехала на съемочную площадку. Отказаться от фильма было невозможно – Майк Тодд, миллионер и голливудский продюсер, оставил ей только… долги.
День смешался с ночью, иногда она вообще не понимала, какой наступил час. С киностудии привезли сценарий, который Лиз взяла без особого интереса. А потом погрузилась в чтение… И спустя час уже звонила боссам кинокомпании: она согласна.
Это фильм, «Кошка на раскаленной крыше», стал одним из самых великолепных в карьере Лиз. Она играла свою роль на обнаженном нерве, и потому все получилось так искренне и остро – Лиз кричала, и это кричала ее израненная душа.
Ей помогали все – родители, брат, лучшие друзья.
«Эдди, побудь с ней, — просила Эдди Фишера его жена, Дебби. – Лиз нужна поддержка».
И Эдди ехал в дом Лиз…
С Дебби Рейнольдс они познакомились еще в пору ученичества и стали подругами. Потом Дебби вышла замуж за певца Эдди Фишера. Затем была свадьба Лиз и Майка Тодда. Они не просто дружили семьями, они настолько ладили, что своего сына чета Фишер-Рейнольдс назвала Тоддом. Разумеется, когда Майк разбился в горах Нью-Мехико, рядом с Лиз они оказались одними из первых.
На нее было страшно смотреть. Она говорила сама с собой, бессмысленно ходила по комнатам. Могла улыбаться, а спустя секунду громко звать Майка… И плакать… Мальчиков, детей Лиз от второго брака, некоторое время взяли к себе Дебби с мужем, а потом родня Тейлор. Лиз оставалась с маленькой дочерью, на которую просто не могла налюбоваться. Ей казалось, что она видит лицо Майка.
А потом навалились дела. 250 тысяч долларов, которые оставил Майк Тодд своей жене, разлетелись моментально – надо было гасить аренду за дома, яхту и самолет, платить налоги, кое-какие долги. От суммы почти ничего не осталось, так что Лиз некогда было горевать. Она должна была немедленно возвращаться на съемочную площадку и зарабатывать. Времена, когда она получала по бриллиантовому кольцу каждую субботу, прошли.
Эдди Фишер помогал ей. Нет, не деньгами, но советом и добротой. А спустя короткое время признался, что он… любит ее. Любит давно. Но при Майке боялся даже думать об этом.
Репортеры и так уже задавали слишком много вопросов: почему в доме Лиз регулярно бывает Эдди, а не Дебби? Логичнее было бы разделить горе с подругой. Однажды Лиз не сдержалась. Когда она выходила из дома и ей крикнули в лицо:
— Что бы сказал Майк Тодд?
Она ответила:
— Майка нет. А я жива!
«О, как же она холодна! – возмущалась пресса. – Неужели она совсем его не любила?».
Лиз многократно жалела, что фраза прозвучала так грубо. Но она, действительно, была жива. И нуждалась в тепле. Эдди дарил ей себя, разрушая свой брак с Дебби. И тогда пресса обрушилась на всех…
Имя Лиз склоняли на все лады. Фишеру досталось еще больше. Их называли предателями, открыто сочувствовали Дебби…
— Счастливые браки не распадаются, — жестко сказала Лиз.
«Я не испытывала ненависти к ней. – позже признавалась Дебби. — Мужчина не бросает женщину ради другой, если он не хочет уйти. Когда Майкл Тодд умер, я отправила Эдди помочь Элизабет. Я не думаю, что она когда-либо по-настоящему его любила. Он был временным увлечением на время траура».
Развод был получен совершенно спокойно – Дебби не стала чинить препятствий мужу и бывшей подруге. Лиз приняла иудейскую веру, чтобы выйти за Эдди. И 12 мая 1959 года состоялась брачная церемония: невеста была в шифоновом зеленом платье, ее новое обручальное кольцо выглядело намного скромнее прежнего… Да и свадьба прошла тихо: четырнадцать гостей.
Волна тепла, которая окутывала Лиз в то время, когда Эдди ухаживал за ней, вдруг схлынула. Фишер с удивлением увидел, что он любил… образ. Красивый, яркий, манкий. Но реальная Лиз отличалась от экранной или той, которой представала, когда принимала гостей. Она часто болела, ее буквально преследовали проблемы со здоровьем! То одна травма, то другая. Лиз подхватывала лихорадку и не двигалась несколько дней. А иногда ее мучили боли…
Майк в таких ситуациях был особо нежен и заботлив. Но нежность Эдди была исчерпаемой. Ему стало надоедать, что Лиз так часто неважно себя чувствует. Глянцевая картинка хороша, пока ее не снимают со стены и не обнаруживают, что у постера есть изнанка.
А продюсер Уолтер Вагнер, тем временем, приготовил для Лиз любопытное предложение – фильм «Клеопатра». Костюмная и очень длинная драма, где ей отведена главная роль. Эдди убеждал Лиз, что это отличное предложение, но она сомневалась. Любовь на фоне Древнего Рима и Египта? Кто это будет смотреть в двадцатом веке?
— Просто попроси миллион долларов, — пожал плечами Эдди, — и они отстанут.
Она расхохоталась. И когда Вагнер позвонил в следующий раз, так и сказала ему: хочет гонорар в 1 миллион долларов. До сих пор ни одна актриса не получала ничего подобного.
Звонок от продюсера – состоявшийся несколько месяцев спустя – заставил Лиз недоуменно приподнять брови. Студия «Фокс» согласна. Она получит свой миллион!
Но было серьезное препятствие для этих съемок. Лиз «принадлежала» компании MGM. По условиям контракта, ей следовало сняться в еще одной картине. «Баттерфилд 8». Это была изящная месть уходящей от боссов звезде – ей предстояло сыграть дурную женщину. Лиз прекрасно поняла, на что ее толкают, но ничего поменять не смогла. Зато она блестяще сыграла в этом фильме и получила за него «Оскар»!
В «Фокс» так хотели заполучить ее, что дождались, когда Лиз отыграет в «Баттерфилде» и даже добавили к контракту еще несколько «мелочей»: 3 тысячи долларов в неделю на расходы, 10 процентов от кассовых сборов, билеты на самолет для нее и детей. Муж тоже не остался в стороне – ему дали должность ассистента, за которую он получил 150 тысяч. На самом деле, Эдди ничего не делал.
Бюджет картины рос. Итальянцы заломили немыслимую сумму за свои декорации, поэтому съемку решили провести в Англии. Разве может ярко-голубое небо Египта сравниться с английским? Приходилось выкручиваться, ждать погоду для натурных съемок. А потом зарядили дожди…
8 сентября 1960 года Лиз приехала на съемки с мужем, тремя детьми и няней. Она приступила к работе немедленно, но погода подвела ее – Лиз слегла. Температура поднялась так высоко, что за жизнь актрисы начали опасаться. Эдди в эту тяжелую минуту улетел в Лос-Анджелес.
По телефону ему рассказали, что к бедам Лиз добавился еще и больной зуб, из-за которого у нее раздуло щеку. Зуб пришлось срочно удалять, и состояние Лиз ухудшилось. Она была так плоха, что не могла встать.
Ситуация становилась критической. Съемки решили отложить до конца года. А потом на апрель. Все это время Лиз медленно приходила в себя, отчего особенно ярился Эдди.
— Я ухожу от тебя! – крикнул он как-то.
— Я тоже. – отозвалась Лиз и достала флакончик. Эдди не успел ей помешать – она взяла целую горсть…
Состояние Лиз снова было тяжелым. Наутро ей полегчало, но прицепилась новая хворь – пневмония. Газетчики, уже уставшие от сообщений о вечно больной Лиз, написали, что актриса при смерти. Кто-то пошел еще дальше.
Некролог о самой себе Лиз читала, лежа в гостиничном номере.
— Но я все еще жива, — мрачно произнесла она.
