Она хвастливо признавалась, что мужа «тайно похитила из отцовского дома к венцу», и гордилась, что сумела сама устроить своё счастье. Хотя многие сочувствовали Павлу, попавшему под каблук жены, сам он не жаловался на жизнь.
Анастасия Дмитриевна Лобкова вовсе не была намерена быть девицей на выданье. Ей не хотелось, чтобы женихи рассматривали её, как-будто на базаре. Однажды бойкая девушка решилась на неслыханный для того времени шаг: увезти потенциального жениха, Павла Афанасьевича Офросимова.
Павел ей давно нравился, хотя и не считался красавцем. Недолго думая, решительная девица буквально увезла жениха из родительского дома прямо к венцу. В тот же вечер, к изумлению всех, они обручились. Сдался нерешительный жених под напором бойкой невесты.
Московское общество было удивлено, что благородная Настасья решилась на такой шаг. Может быть, что опекавшие её знатные родственники тянули со свадьбой или не одобряли выбор. Она рано осиротела и выросла самостоятельной и бойкой в доме тёти — княгини Несвицкой.
Возможно, юная наследница славного рода Волконских устала от сплетен и преград на пути к своему счастью. Ей было около 20 лет, кровь играла, нрав был упрямый, так что влюблённая барыня решила взять судьбу в свои руки.
В тот день Настасья Дмитриевна нарушила все правила приличия, превратившись из скромной невесты в напористую даму. В обществе небывалый случай тут же стал сенсацией: новость о дерзкой выходке внучки князя разлетелась по дворцам и особнякам, за чашками шоколада и бокалами шампанского обсуждали лишь её смелый шаг.
Одни осуждали «неистовую девицу», другие восхищались ее решительностью, а третьи посмеивались, называя Настасью Дмитриевну невестой-разбойницей.
Став женой, Настасья Дмитриевна нисколько не рассталась со своим буйным нравом. Её избранник был гвардейским офицером, впоследствии боевым генералом Потёмкинских времён.
Но дома грозный воин превращался в ласкового мужа: он оказался у нее в полном подчинении. Ходили слухи, что генерал побаивается супругу не меньше пушек. Да и как было не бояться? Офросимова командовала домочадцами словно полковник.
Она хвастливо признавалась подругам, что мужа «тайно похитила из отцовского дома к венцу», и гордилась, что сумела сама устроить своё счастье. Хотя многие сочувствовали Павлу, попавшему под каблук жены, сам он не жаловался на жизнь.
Однажды, говорят, во время поездки по Москве Настасья Дмитриевна рассердилась на мужа за неосторожное слово. Не мешкая она стянула с Павла парик и швырнула его на грязную мостовую, приказав кучеру гнать вперёд! Бедному мужу не осталось ничего, кроме как краснеть под улыбки публики и догонять карету «голой» головой. Подобных случаев ходило много, и имя Офросимовой обросло анекдотами.
Сама Настасья Дмитриевна относилась к такому положению как к должному. Воспитанная на примерах сильных женщин своего рода, она считала, что в семье главенство должно принадлежать самой умной и решительной, то есть — ей. Всех семерых детей, пятеро из которых дожили до зрелости, она держала в ежовых рукавицах.
«У меня есть руки, а у них щеки», — с суровым юмором говаривала барыня, намекая, что непослушание карается затрещинами. Тем не менее она желала своим сыновьям и дочери добра: дала им блестящее воспитание, заботилась об их карьере.
После ранней смерти мужа в 1817 году Офросимова переехала в Петербург, чтобы приглядеть за взрослыми сыновьями-офицерами, которым, как она выразилась, «уже за тридцать, а все ещё глупы без материнского ока».
Если в молодости она прослыла отчаянной невестой, то в зрелости стала настоящей грозой высшего общества — и московского, и петербургского. Она могла запросто сказать князю или министру в лицо всё, что о нём думает, невзирая на чины и регалии.
Благово в своих «Рассказах…» пишет: «Все, и знакомые, и незнакомые, ей оказывали особый почет. Бывало, сидит она в собрании, и Боже избави, если какой-нибудь молодой человек или барышня пройдут мимо нее и ей не поклонятся: «Молодой человек, поди-ка сюда, скажи мне, кто ты такой, как твоя фамилия?» — «Такой-то». — «Я твоего отца знала и бабушку знала, а ты идешь мимо меня и головой мне не кивнешь. Видишь, старуха, ну и поклонись, голова не отвалится. Мало тебя драли за уши, а то бы повежливее был»
За эту дерзость многие великосветские особы её боялись одновременно искали её расположения. Сама императрица Екатерина не раз слышала о выходках Офросимовой, а император Александр I даже стал невольным свидетелем одной сцены: на спектакле в Московском театре Настасья Дмитриевна публично пригрозила пальцем и громко окликнула одного сенатора-взяточника прямо из зрительного зала, заставив того в страхе покинуть ложу. Государь удивился и вскоре отправил провинившегося сенатора в отставку.
По словам поэта Петра Вяземского, в старости Настасья Дмитриевна стала чем-то вроде «воеводы в Москве», без официального чина, но с огромной реальной властью в обществе. Матери считали за честь представить ей своих дочерей-дебютанток и заручиться её благословением перед первым балом.
Её называли эксцентричной, своенравной, порой чудаковатой, но все признают: такой силы личности не встречалось более. Высокая, дородная, с возрастом она даже отрастила густые усики — настоящий генерал в юбке!
Современник М. И. Пыляев описывал старуху Офросимову так: «Высокая, мужского склада, с порядочными даже усами; лицо суровое, смуглое, с чёрными глазами — словом, тип, под которым дети обыкновенно воображают колдунью».
За глаза её могли называть сумасбродной старухой, но при встрече неизменно склоняли голову. Ведь Офросимова хоть и была резка, но зачастую справедлива. Она ненавидела ложь и порок, умела заступиться за слабого и дать отпор зарвавшемуся грубияну, за это ее и ценили.
Даже когда в конце 1820 года Настасью разбил паралич, она не утратила своего духа: велела прислуге докладывать ей обо всех визитах и даже, оправившись от удара, явилась на рождественский бал. Настасья Дмитриевна Офросимова умерла в 1826 году.
