«Рви ей сарафан, волоки на конюшню!», — истошно ревела барыня. Черные космы разметались, в глазах — ярость. Чудовище, настоящая людоедка! Отправляя несчастную сенную на конюшню на забаву конюхам да гайдукам, помещица Дарья Салтыкова и представить не могла, что однажды и с нею также позабавятся.
Замуж 19-летняя Дарья, дочка столбовых дворян Ивановых, выходила по большой любви. Женихом был 35-летний ротмистр лейб-гвардии Конного полка Глеб Салтыков, дальний родственник Дарьи.
Свадьба состоялась в 1749 году, а уже в 50-ом Дарья родила сына Федора. Второй ребенок, сын Николай, появился на свет в 1751 году. По традиции того времени, оба мальчика были в младенческом возрасте записаны на службу в гвардейские полки.
Брак Дарьи и Глеба был более чем успешным: супруги обожали друг друга. Помещица Салтыкова вызывала восхищение у соседей: до чего цветущая, набожная молодая барыня! Характер Дарьи мягким назвать было трудно, но сенных девок она била редко и несильно.
В 1755 году супруг Дарьи, Глеб Алексеевич, занемог и скоропостижно скончался.
Став вдовой в возрасте 25 лет, Салтыкова унаследовала огромное состояние мужа, став одной из богатейших женщин империи. Дарье принадлежали 600 «душ мужского пола», 600 «женского», множество детей и новорожденных.
Люди Салтыковой были «разбросаны» по имениям в Московской, Костромской и Вологодской губерниях. Кроме того, Дарье досталось великолепное имение в Москве, а также крупный денежный капитал.
Но ничто это не радовало молодую помещицу! Тоска по мужу была так сильна, что Салтыкова выла ночами, звала ненаглядного своего Глебушку. И неистовая молитва не помогала набожной барыне.
Через полгода после смерти мужа Дарья Салтыкова нашла, чем ей заглушить извечную тоску по Глебушке.
Молодая женщина в остервенении стала избивать сенных девок и другую прислугу — била чаще всего поленом. Барыня могла наброситься на несчастную крестьянку по любому поводу — улыбка не понравилась, пол плохо вымыт, пятки плохо чешет.
Впав в раж, Салтыкова хватала то, что попадалось ей под руку и набрасывалась на сенную. Избив несчастную, барыня звала конюхов и гайдуков (так называли выездных лакеев в помещичьих домах). Девушку тащили на конюшню, где пороли кнутом — экзекуция иногда заканчивалась смертью наказанной.
После приступа злобы Дарья Николаевна приходила в себя, успокаивалась, ласкала детей Федю и Николашу.
Дарья Салтыкова, молодая и красивая помещица, умерла, вместо нее родилось истинное чудовище — «Салтычиха». Были у злобной помещицы и другие прозвища — «Кровавая барыня» и «Людоедка».
Свои черные дела Салтычиха творила в основном в двух местах — в своем господском доме на углу улиц Большая Лубянка и Кузнецкий Мост в Москве, а также в имении, расположенном на территории современного поселка Мосрентген.
С каждым месяцем остервенение Салтычихи росло: барыня упивалась полной безнаказанностью. Крестьяне были ее вещами, и она могла делать с ними что хотела.
Дарья стала обливать девушек кипятком, хватать их горящими щипцами для завивки волос. Почти у всех сенных Салтычихи были выдраны волосы.
Далеко не всегда земной путь жертвы заканчивался на конюшне: Салтычиха, обладавшая немалой физической силой, не один раз забивала девушек до смерти собственными руками.
По приказу барыни провинившуюся крестьянку или крестьянина привязывали на морозе в чем мать родила: барыня, обедая, смотрела из окошка, не дошел ли человек «до кондиции».
С особым остервенением Салтычиха «наказывала» невест, причем, накануне свадьбы. Возможность семейного счастья у крестьянской девки доводила «Кровавую барыню» до белого каления — этого она стерпеть не могла.
Соседи Салтыковой знали о том, что творится в ее усадьбе. Да и как не знать, если все крестьяне помещицы были покалечены, а женщин, лишившихся кос, было страшно взглянуть.
В лютую жару, когда крестьяне других помещиков сидели по домам, холопы Салтычихи в окровавленных рубашках трудились в поле, изнывая от жажды. Зимой крепостные «Кровавой барыни» ходили в летних рубахах.
Скорее всего, Салтычиха свирепствовала бы в своей усадьбе до самой смерти, если бы однажды под ее горячую руку не угодил дворянин.
Николай Андреевич Тютчев, будущий дедушка великого поэта, служил в тех краях землемером, и, однажды, остановившись в доме Дарьи Николаевны, вступил с барыней в любовные отношения.
Роман продолжался до 1762 года, когда Тютчев женился на барышне Панютиной. Салтычиха, узнав об этом, пришла в неистовство. Помещица послала своих людей поджечь дом Николая, но крестьяне испугались, за что были сурово наказаны.
Салтычихе стало известно, что Тютчев с молодой женой собираются в Брянский уезд. Вместе со своими крепостными «Кровавая барыня» устроила засаду на дороге: лиходейка планировала убить молодоженов.
Тютчеву в последний момент сообщили о готовящемся нападении, и он отправил жалобу в Петербург.
Вообще, жалоб на Салтычиху в Петербурге скопилось немало. Крестьяне часто сбегали от «Кровавой барыни», иным удавалось дойти до столицы, подать челобитную. Скорее всего, и Елизавете Петровне, и Петру III было известно о том, что творит в своей усадьбе Салтыкова.
Однако дела всегда решались в пользу столбовой дворянки. Тронуть богатейшую помещицу империи никто не решался, а та, в свою очередь, щедро раздавала чиновникам взятки.
В результате крестьян, сумевших донести жалобу до властей, … пороли кнутом и ссылали в Сибирь.
В 1762 году императрица Екатерина II, только что вступившая на престол, получила сразу две жалобы. Первая была от дворянина Тютчева. Вторая — от крестьян Савелия Мартынова и Ермолая Ильина, жен которых Салтычиха «свела со свету».
Молодая государыня была крайне возмущена прочитанным и, несмотря на знатность и богатство Салтычихи, велела начать против душегубицы показательный процесс, который призван был показать наступление новой эпохи законности.
Следствие по делу Салтычихи продолжалось шесть лет. В итоге Московская юстиц-коллегия решила, что подследственная «несомненна повинна» в смерти 38 крестьян. Также помещицу «оставили в подозрении» относительно виновности в гибели еще 26 человек.
Кроме того, «Кровавая барыня» была признана виновной в истязании множества своих крестьян.
Сенаторы не отважились вынести приговор дворянке и отправили всю документацию императрице.
Екатерина пыталась решить, как ей наказать помещицу на протяжении всего сентября 1768 года: приговор был собственноручно переписан государыней несколько раз.
2 октября 1768 года приговор поступил в Сенат. Дарью Салтыкову государыня называла в своем постановлении «он» — Екатерина считала, что душегубица недостойна называться женщиной.
Царица лишила Салтычиху дворянского звания, ей было запрещено использовать фамилии отца и мужа, упоминать о своем благородном происхождении.
В качестве наказания душегубицы императрица определила «поносительное зрелище» и последующее пожизненное заключение в подземной тюрьме без общения с людьми.
17 октября 1768 года закованную в цепи «Дарью, Николаеву дочерь», вывели на Красную площадь. На шее у бывшей помещицы висела табличка со словами — «Мучительница и душегубица». Салтыкову приковали к столбу, у которого она простояла час.
Затем осужденную повезли в Иоанно-Предтеченский женский монастырь, где уже была готова особая, «покаянная» камера. По сути дела, это вырытая в открытом грунте яма, куда не проникал дневной свет.
Содержали Салтычиху в полной темноте, лишь для приема пищи ей выдавался свечной огарок. Прогулки не были предусмотрены, писать письма бывшая помещица не могла.
Салтычиха в начале заключения была еще молода и красива, и вскоре она забеременела. Выяснилось, что виновником этой ситуации был караульный солдат, который, по слухам, «изневолил осужденную».
Ребенка, родившегося у душегубицы, сразу же забрали: ни его пол, ни судьба историкам неизвестны.
Через одиннадцать лет режим содержания был смягчен. Из ямы Салтычиху перевели в каменную пристройку к храму. Здесь уже было окно, через которое «Дарья, Николаева дочерь» выглядывала на улицу и даже общалась с прохожими. Выглядело это следующим образом:
«Салтыкова, когда бывало сберутся любопытные у окошечка за железною решёткою её застенка, ругалась, плевала и совала палку сквозь открытое в летнюю пору окошечко».
Годы и лишения не изменили Салтычиху: она стала лишь злее.
Здоровье у заключенной, однако, было весьма крепким: Салтычиха практически никогда не болела.
В заключении душегубица провела тридцать три года: 71-летняя старуха, к тому времени совершенно безумная, умерла 27 ноября 1801 года.
