— Кто горазд, ребята? – Прозвучал зычный голос. – Её величество мёрзнет!
Ранним утром 28 июня 1762 года дул холодный пронизывающий ветер. Погода в окрестностях Петербурга мало напоминала летнюю, и молодая императрица почувствовала, что у неё леденеют руки и плечи. А ей надо было спешить!
Вот поэтому-то и произошла эта занятная история: обычный офицер оказал услугу самой государыне. И она этого не забыла.
Глаза его горели ненавистью. Их разделял стол, иначе Пётр III непременно ударил бы жену. В этом практически никто не сомневался. Из-за преграды он только громко выругался и обозвал Екатерину. А она, не сдержавшись, расплакалась.
Праздничный обед, посвященный заключению мира между Россией и Пруссией, был безнадежно испорчен. И в этот день 30 апреля 1762 года императрица окончательно убедилась, что ей пора действовать.
Промах Екатерины заключался лишь в том, что она отказалась стоя приветствовать мужа. Он провозгласил тост в честь прусского короля, а императрица посчитала это лишним. Когда Екатерина убежала в свои покои, ей вслед несся злой крик Петра: «Посажу под арест! Узнаешь у меня! Я – государь!»
Угомонить нового правителя России удалось с трудом, ведь он на полном серьёзе намеревался немедленно разобраться с женой. Фельдмаршал едва не на коленях просил императора одуматься. Екатерина – не просто венчанная супруга. Она – мать престолонаследника.
— Я разведусь с ней. – Твердо говорил император. – Она уедет, и я никогда больше не буду её видеть.
Эти слова предназначались Елизавете Воронцовой, его постоянной возлюбленной. «Император продемонстрировал прискорбный вкус», — шептались при Дворе. Ведь, на самом деле, Елизавета была ни хороша собой, ни особенно умна.
«Безобразие Воронцовой было невыразимо, — писал о ней французский посланник Жан-Луи Фавье, — и не искупалось ни хорошим сложением, ни белизной кожи».
Девушка вела себя вызывающе – могла рассмеяться за спиной супруги императора, громко расхваливала щедрость Петра. На одни бриллианты он отдал ей пятьдесят тысяч рублей… Однажды, смеясь, вспомнила про старый обычай – отправлять надоевших жён в монастырь.
Так ведь и Пётр Первый поступал! Почему бы не сделать то же самое Петру Третьему? Но её смех разделяли немногие. В глазах большинства Елизавета Воронцова вела себя неуместно.
О том, что с ней собираются разводиться, а в жены взять именно Воронцову, императрица Екатерина Алексеевна узнала быстро. Вопрос был в том, как скоро Пётр III намеревался осуществить свой план.
Зная его взрывной характер и крайне нестабильное поведение, ожидать резких движений следовало в любой день. А значит, императора нужно было опередить… и низложить… Но на это требовались деньги.
Историки уверяют, что сначала Екатерина обратилась к французам и попросила у них 80 тысяч рублей. Однако Париж не спешил на помощь, время шло…
А вот потом императрица сумела добиться ста тысяч рублей от Англии и Пруссии. Своих средств, способных оплатить переворот, у Екатерины не было. Она и прежде тратила больше, чем получала. А потом муж серьезно урезал ее содержание.
— Вашему величеству следует обратить внимание, — шептали императору его доверенные лица, — что составляется заговор.
Но Пётр отмахивался. Он планировал датский поход, который должен был начаться в июне. Но потом решил отложить военные дела ещё немного – он собрался пышно отпраздновать свои именины.
В Петергофе ожидался роскошный бал, где главной распорядительницей, по традиции, выступала супруга государя. Однако, по прибытии Петра стало известно, что Екатерины… как след простыл. И это было очень, очень подозрительно!
— Возможно, её величество нездоровы? — Предположил кто-то.
На самом деле, рано утром 28 июня 1762 года императрица с доверенными лицами выезжала в Петербург. То, что было задумано, следовало довести до конца. В момент сборов подул пронизывающий ветер, и Екатерина зябко повела плечами.
— Мёрзнет наша матушка. – Громко произнес камердинер. – Нет ли у кого лишнего сюртука?
Офицеры конвоя молчали. Екатерина усмехнулась, и уже хотела ехать, как один бравый молодец вышел вперёд, срывая с себя свой сюртук.
— Почту за честь. – С поклоном произнес он.
Звали его Ильей Мухановым, и он был офицером. Ничего больше в тот день Екатерина выяснить не успела.
Это был длинный день для неё. И один из самых важных в жизни. С помощью братьев Орловых, секунд-ротмистра Хитрово и вахмистра Потемкина, с помощью гвардии и полков, в которых пронесся слух об её аресте (что вызвало волну негодования и стремление немедленно действовать), Екатерина сумела быстро и решительно захватить власть. 12 июля 1762 года Петр Третий подписал отречение.
В манифесте, который чуть позже издала Екатерина, она объясняла свои действия… волей самого народа. Ссылалась на желание подданных следовать за нею. В те первые месяцы своего правления Екатерина еще не чувствовала своих сил, и понимала шаткость положения.
Так что на первых порах она совершенно серьёзно собиралась царствовать до совершеннолетия сына. И эту точку зрения, как мы знаем, впоследствии поменяла. Екатерина правила до самой смерти 6 (17) ноября 1796 года.
Она облагодетельствовала всех, кто помог ей вступить на престол. Деньги и земли раздавались широко, щедро. Не забыла она и скромного офицера, посчитавшего за честь помочь императрице, когда той стало холодно. Екатерина II прислала Илье Муханову обратно его сюртук, вместе с грамотой о повышении и туго набитом кошельком.
У Ильи Муханова было семь сыновей, которые, по мере взросления, зачислялись в конную гвардию. Один из них стал близким другом фаворита Екатерины Второй, Платона Зубова. Девушки из семьи Мухановых без всяких сложностей определялись в Смольный институт, а внучка офицера Ильи Муханова стала фрейлиной уже другой императрицы – Елизаветы Алексеевны, супруги Александра I.
А сюртук бережно хранили в семье почти полвека. Однако моль оказалась к нему беспощадной. Так что последней, кто держал его в руках, была Мария Сергеевна Муханова, внучка офицера. Она-то и записала в своих дневниках эту историю – как бравый Муханов отважился покрыть плечи императрицы. И как она была ему благодарна за это.
Что касается графини Воронцовой, то в 1765 году она вышла замуж за полковника Александра Полянского. И, хотя жила в Петербурге, в придворных кругах больше не появлялась.
