Она пряталась по углам, потому что знала: мать оттаскает за косы. Велит сидеть в студеном подвале, не даст ничего, кроме краюхи хлеба. Кондратьевна была лютая женщина! Все в Калинковской слободе побаивались ее, не говоря уже о дочери. Вот Матрёна и пряталась. А в глубине души робко расцветала надежда: а вдруг случится чудо? И сам государь-батюшка спасёт ее от худой доли?
Отец Матрёны умер внезапно: пришел после извоза, упал на лавку, да так больше и не встал. Кондратьевна рыдала над телом на все лады. Даже вытниц – женщин, которые громко оплакивали умерших – приглашать было не нужно. Оплакивала Кондратьевна свою женскую тяжелую долю. Ведь как вдове одной? Да с ребятишками?
— Ты не убивайся так, — подбоченясь, молвил деверь, — не дадим пропасть.
В слободе Архиповых жило три семейства, и все друг другу свойственники. Деверь Кондратьевны слов на ветер не бросал: действительно, помогали вдове, чем могли. И все равно бросала она завистливые взгляды на крепкие дома своей родни.
Ей-то надо было за каждой мелочью на поклон бегать. Как перекрыть крышу самой? Не выйдет. Как подковать лошадей? Никак. Казалось Кондратьевне, что она постоянно должна унижаться. Оттого в сердце ее и тлела жгучая ненависть к людям.
Ребятишек у нее было трое. Старший, Семен, умер от горловой в тот же год, что и отец. А меньшая дочь, Настенька, была похожа на дикого зверька. Не говорила, с трудом понимала, что от нее хотят. Иногда издавала тягучие грубые звуки, похожие на мычание. «Немая», — припечатали в слободе и перестали обращать на нее внимание.
Матрёна жалела Настеньку. Мать часто срывала зло на младшей. Впрочем, и с двумя другими детьми была чрезмерно строга. Могла посадить Матрёну за провинность в подвал на три дня. Или отходить хлыстом ее брата, за то, что от работы отлынивал. В этом доме чаще плакали, чем смеялись.
Но главные слезы были впереди. Минул Матрёне семнадцатый год, как мать задумала выдать ее замуж. По таким вопросам в 1700 году с детьми редко советовались. А тут еще родной брат Кондратьевны расписал жениха: дескать, не богат и не хорош, но зато будет послушным зятем и по хозяйству поможет. Вот это и подкупило Кондратьевну. Если она бы отдала дочь в чужой дом, как она бы сама управилась? А возьмет примака к себе, так и станет жить легче.
От такой перспективы Матрёна пришла в ужас. Залилась слезами, упрашивала мать передумать. Она и так терпела всю жизнь от Кондратьевны. Неужели до конца своих дней оставаться подле нее? Да и за примака замуж — невеликая честь. Так называли парней, которые уходили в дом жены. Обычно ничего не имели за душой, и в деревнях к ним относились с презрением.
— Ко мне еще посватаются, — умоляла Матрёна, — матушка, не надо так торопиться!
Ей отвечали сурово: «Не тебе решать!».
И она отчаялась.
Как известно, человек в тяжелой ситуации может поступить двумя способами: сдаться или пойти напролом. Матрёна в свои семнадцать лет была девушкой отчаянной. Жизнь была с ней сурова, но не успела охладить ее пыл. Оттого она и написала приказчику Калинковской слободы челобитную…
Грамоте ее обучил местный священник, терять Матрёне был нечего. Грамотка предназначалась — через приказчика, разумеется! — самом государю, Петру Алексеевичу…
В челобитной Матрёна прямо писала: не хочет замуж за нищего. Ни кола у него, ни двора. Вот это матери и нравится! Что останется в ее доме! Но ей такое не по сердцу. Она девушка добрая, работящая, она хочет пойти за того, в ком сама не станет сомневаться.
«А буде, — писала Матрёна, — мать моя за него гулящего силой в замужество отдаст, я сама на себя руку подыму. Не буду жить».
Писала тайком, пряталась по углам. А когда отдала приказчику свою грамотку, так на душе стало легче. Авось заступник-государь прочтет, узнает, поможет…
Иногда в жизни случаются чудеса. И челобитная простой девушки разжалобила начальственное сердце. Конечно, никакой государь грамотки не видел, разбирали дело на месте, но решило начальство в слободе, что надобно Матрёне помочь. Разузнали: хорошая девка, характером смирная, собой пригожая, никто о ней слова дурного не сказал. За что же её так?
Когда к Кондратьевне явились от приказчика, она от страха упала в ноги и взмолилась: не губи, дескать! В чем виновата? А узнав про письмо Матрёны, процедила сквозь зубы:
— Вот плутливая!
Так в прежние времена называли хитрецов. Дескать, есть плут, а есть плутовство. Ну а дева, стало быть, плутливая. Велик и могуч русский язык, богат на слова и выражения…
Расспросы убедили прибывших – всю правду рассказала Матрёна. А посему надо было вмешаться. Там же решили, что за нищего отдавать хорошую девушку не стоит.
«Плутливая Матрёна!» — с восхищением говорили потом в слободе.
Она избавилась от ненужного жениха, а двумя годами позже вышла замуж за купеческого сына. И зажила сыто и богато, подальше от матери. Впрочем, Кондратьевну она жалела и часто помогала ей. Настеньку забрала к себе, и долгие годы еще прожила младшая сестра под крылом у старшей.
А эту историю записал русский этнограф Алексей Смирнов в девятнадцатом столетии. И ваша покорная слуга передала вам эти сведения, почерпнутые в его труде.
