«Ты пролаза, ты и капкан. Ты всосала меня, как моллюск. Ты заставила меня любить в тебе то, что никогда не любят.
Как-то после попойки, когда мы жадно вливали в спалённое нутро боржом, пиво, рассол, мечтали о кислых щах, ты сказала с тем серьезно — лукавым выражением маленького татарчонка, которое возникает у тебя нежданно — негаданно:
— А мой желудочек чего -то хочет!.. — и со вздохом: — Сама не знаю чего, но так хочет, так хочет!..
И мне представился твой желудок, будто драгоценный, одушевленный ларец, ничего общего с нашими грубыми бурдюками для водки, пива, мяса. И я так полюбил эту скрытую жизнь в тебе! Что губы, глаза, ноги, волосы, шея, плечи!
Я полюбил в тебе куда более интимное, нежное, скрытое от других: желудок, почки, печень, гортань, кровеносные сосуды, нервы. О легкие, как шелк, легкие моей любимой, рождающие в ней ее радостное дыхание, чистое после всех папирос, свежее после всех попоек!..»
– вот так описал Нагибин свои чувства к Белле. В этом описании все прекрасно – и сравнение с маленьким татарчонком, и признание в любви внутренностям. Ох уж эти поэты, ох уж эти шестидесятники!…
В этом браке супруги стоили друг друга. И Нагибин, и Белла принадлежали к касте поэтов-шестидесятников, которые были в большой мере деятелями массовой культуры. На их выступления билеты раскупались за полгода вперед, хвалить их стихи было признаком хорошего тона.
Между тем сами шестидесятники были исполнены инфантилизма, потребительского отношения к советской власти, наивного убеждения, что достойны лучшей жизни. И они получали эту свою лучшую жизнь. Пока советские граждане вкалывали на износ, шестидесятники вели роскошный образ жизни (по меркам того времени).
Белла с детства знала себе цену и никогда не была в уязвимой позиции. Это тот человек, которому в жизни не довелось узнать, что такое лишения, уязвимость, бедность, униженность.
Папа Беллы работал замминистра, мама была по званию майор КГБ с засекреченной должностью.
Сама Белла росла красивой и своенравной девушкой. Мне по внешности она напоминает Анастасию Вертинскую – один типаж, восточное обаяние, как мне кажется:
Первым мужем Ахмадулиной стал в 1957 году как раз самый популярный поэт той эпохи Евгений Евтушенко. Ей было 18 лет, ему – 23.
Надо сказать, что почти все шестидесятники – Евтушенко, Окуджава, Вознесенский – прекрасно знали себе цену и на первом месте у каждого была своя выгода.
Исключением, наверное, был только искренний в своем почитании к советской власти Рождественский, но он и умер раньше всех своих коллег – наверное, потому что слишком близко к сердцу все принимал.
Итак, Белла делает аборт по настоянию Евтушенко и уходит от него, не в силах простить ему нежелание ребенка. Забегая в будущее: у Евтушенко будет еще 4 ребенка, Белла Ахатовна тоже станет матерью. Просто их брак был типичным студенческим союзом, вот и разбежались.
В момент рушащегося брака в поле зрения Беллы появился писатель Юрий Нагибин, который недавно как раз в 4-й раз развелся.
И пусть Белла годилась ему в дочери (17 лет разницы) – это никого не смущало. О том, насколько внутренне свободного Юрия Марковича мало заботила реакция окружающих, свидетельствует следующий факт: придя к Евтушенко на день рождения, писатель перебрал с алкоголем и сделал Белле предложение руки и сердца, назвав именинника никудышным мужем.
Евтушенко метнул в Нагибина его же подарком, — огромным тяжелым блюдом. Да уж, поэты – личности темпераментные. )))
Ахмадулина и Нагибин расписались в 1959.
Не открою Америки, если напишу, что люди творческие у нас всегда были мастера выпить. Это сейчас в моде психотерапия и ЗОЖ, а 60-е и 70-е года прошлого века люди не то что не стремились к трезвости, а часто считали выпивку нормой жизни.
Масштабы употребления писателя и поэтессы зашкаливали, причем юная жена легко перепивала своего мужа. Мама Нагибина горько сетовала насчет привычек пары: «Уезжают два красавца, приезжают две свиньи».
Кроме того, Белла была легкомысленна. В 1964 завела роман с Василием Шукшиным, который подарил ей эпизодическую роль в фильме «Живет такой парень».
На премьере фильма разразился скандал, описанный Нагибиным в повести «Тьма в конце туннеля»:
«Вышли мы вместе, я был без машины, и мы пошли на стоянку такси. Геллу пошатывало, Шурпин (Шукшин. – прим. ред.) печатал шаг по-солдатски, но был еще пьянее ее.
На стоянке грудилась толпа, пытающаяся стать очередью, но, поскольку она состояла в основном из киношников, порядок был невозможен. И все-таки джентльменство не вовсе угасло в косматых душах — при виде шатающейся Геллы толпа расступилась.
Такси как раз подъехало, я распахнул дверцу, и Гелла рухнула на заднее сиденье. Я убрал ее ноги, чтобы сесть рядом, оставив переднее место Шределю. Но мы и оглянуться не успели, как рядом с шофером плюхнулся Шурпин.
— Вас отвезти? — спросил я, прикидывая, как бы сдвинуть Геллу, чтобы сзади поместился тучный Шредель.
— Куда еще везти? — слишком саркастично для пьяного спросил Шурпин. — Едем к вам.
— К нам нельзя. Гелле плохо. Праздник кончился.
— Жиду можно, а мне нельзя? — едко сказал дебютант о своем старшем собрате.
— Ну вот, — устало произнес Шредель, — я так и знал, что этим кончится.
И меня охватила тоска: вечно одно и то же. Какая во всем этом безнадега, невыносимая, рвотная духота! Еще не будучи знаком с Шурпиным, я прочел его рассказы — с подачи Геллы, — написал ему восторженное письмо и помог их напечатать.
Мы устроили сегодня ему праздник, наговорили столько добрых слов (я еще не знал в тот момент, что он куда комплекснее обслужен нашей семьей), но вот подвернулась возможность — и полезла смрадная черная пена.
Я взял его за ворот, под коленки и вынул из машины» (с)
Ну можно понять усталость Нагибина. Он был уже зрелым мужчиной, ему эти светские тусовки и романчики молодой жены, наверное, были поперек горла. Но он не разводился аж 8 лет, получая яркие эмоции и удачно перерабатывая их в энергию для творчества.
Но что стало переломным моментом, почему спустя 8 лет Нагибин махнул рукой и подал таки на развод?.. Подробности всплыли сравнительно недавно, когда шестая жена Юрия Марковича дала интервью ряду изданий.
По ее словам, Нагибин застал Ахмадулину в компании двух дам без одежды, одна из которых была жена Евтушенко Галина Сокол.
Развода Ахмадулина не хотела настолько, что решилась на поступок глупый, но поэтический.
Вдова Нагибина рассказывала:
«Тогда Белла и Галя Сокол пошли в детский дом. У них там была знакомая директриса. И она без всяких документов Гальке отдала мальчика, а Белке – девочку. Ахмадулина дала дочке Анне свою фамилию, а отчество – Юрьевна.
Она надеялась, что с ребенком Нагибин ее примет обратно. Но этого не произошло. …Он сказал: «Даже ради него я жить с тобой не буду!» И никогда эту девочку не воспитывал» (с)
На что рассчитывала Ахмадулина? За 8 лет она могла хотя бы понять, с кем живет. Нагибин детей не переваривал, ни одна из шести жен не заставила его завести ребенка. И у Беллы не вышло.
Впрочем, огорчение от развода вскоре прошло. Она с головой погрузилась в роман с сыном балкарского классика; потом был третий брак с Борисом Мессерером.
Нагибин скончался в 1994 году, ему было 74 года. Белла Ахатовна пережила своего второго супруга на 16 лет; ее не стало в 2010 году.
