Ее имя в 20-х годах прошлого века гремело наравне с именами Греты Гарбо и Марлен Дитрих. Ею восхищались, ее боготворили, ее талант считали почти сверхъестественным. Ольга Спесивцева — прима Мариинского театра, утонченная балерина, чья «Жизель» заставлял плакать всю Европу.
Но самая ее главная партия оказалась за кулисами сумасшедшего дома, где на протяжении 20 лет она была просто пациенткой под номером 360446…
*
Ольга Спесивцева родилась в Ростове-на-Дону в многодетной семье провинциального актера. Казалось, сцена ждала ее по праву рождения. Но конец XIX века не баловал провинциальных лицедеев. Отец рано умер, оставив семью в бедности.
Матери, отчаянно пытающейся прокормить детей, удалось совершить почти невозможное. Она перебралась в столицу и смогла устроить Олю и ее старших братьев в уникальный приют русской актрисы Марии Савиной.
Но именно здесь девчушку ждало ее первое и самое горькое предательство. Супруги Савины, заметив ее невероятную одаренность, как истинные меценаты, стали уделять ей особое внимание: одаривали подарками, брали в свой роскошный дом на выходные.
Для ребенка из приюта все это казалось настоящей сказкой. Но люди, как известно, завистливы. Кто-то пустил ядовитый слух о том, что Оля — незаконнорожденная дочь самого Савина. Испугавшись сплетен и кривотолков, известная своей безупречной репутацией, Мария сделала выбор. Но только не в пользу талантливой девочки, а в пользу общественного мнения. И тут же безжалостно отдалила ее от себя.
Ольга очень сильно переживала ситуацию, но не сломалась. Вся ее последующая жизнь стала попыткой доказать свою ценность миру, который так легко от нее отворачивался. Она с головой ушла в балет, превратив свои страдания в искусство.
И упорство было вознаграждено. На выпускном спектакле Спесивцева настолько затмила других танцовщиц, что о ней написали в газетах, распахнув перед балериной двери Мариинского театра. Здесь она сразу же получила первую партию в «Раймонде» и удостоилась чести учиться у самых ярких звезд русского балета — Екатерины Вазем и Агриппины Вагановой.
В это же время судьбой Спесивцевой озадачился и другой влиятельный человек — театральный критик Аким Волынский. Ему было под пятьдесят, он обладал непререкаемым авторитетом в мире искусства и видел в хрупкой балерине идеальный материал для воплощения своих идей. Для юной, неопытной и одинокой девушки, вырвавшейся из нищеты, Волынский стал гидом, пророком, любовником и… тираном.
Волынский с фанатизмом принялся лепить из Ольги идеальную балерину по своему разумению, предложив той шокирующий метод подготовки к роли Жизель в одноименном балете. Спесивцевой необходимо было регулярно посещать психиатрическую лечебницу, чтобы досконально изучить поведение пациентов для сцены безумия своей героини.
Этот актерский эксперимент оказался роковым. Позже в дневнике она сделает пророческую запись:
— Я не должна, не должна ее танцевать — слишком вживаюсь в роль…
И это действительно было правдой! Граница между искусством и реальностью начала стираться уже тогда…
Еще до Жизели, в 1916 году, Спесивцева успела подписать контракт с труппой Дягилева и отправилась на гастроли в Нью-Йорк. На сцену она выходила в паре с самим Вацлавом Нижинским. Их дуэт приводил американскую публику и критиков в неописуемый восторг. Это был звездный час русской балерины: аплодисменты, слава, признание ее невероятного таланта далеко за пределами России.
Но когда срок договора истек, Ольга приняла решение вернуться на родину. Только это уже была совершенно другая страна. Охваченная революцией и гражданской войной, Россия могла предложить ей только разруху, голод и нищенское существование.
В то время как многие коллеги спешно эмигрировали, Спесивцева принялась работать с удвоенной силой:
— Сезон начался, но поскольку многие тогда уехали в Европу, а я осталась верной своему дому, я по собственному желанию и с согласия труппы взяла на себя репертуар всех больших артистов.
Условия, в которых ей приходилось танцевать, были поистине нечеловеческими. Театр, как и весь голодный Петроград, перестали отапливать. Но балерина продолжала осваивать новые партии и выходить на сцену.
В биографии Ольги есть трогательный и в то же время жутковатый факт, идеально иллюстрирующий ту цену, которую приходилось платить за искусство. После изнурительных репетиций в леденящих залах ноги балерины так коченели, что она не чувствовала пола. Вагановой приходилось собственноручно натирать ноги ученицы барсучьим жиром. Это было единственным спасением от холода и надвигающегося артрита.
Премьера балета «Жизель» состоялась в марте 1919 года. Хрупкая, почти прозрачная фигура Спесивцевой гипнотизировала публику. Зрители, забыв о голоде и холоде, рыдали. Но эта роль стала и началом ее конца.
Ольга не играла Жизель, она буквально проживала ее судьбу на сцене. После премьеры балерина почти лишилась чувств и с большим опозданием вышла на поклоны. Метод «полного погружения» в образ стал роковой ошибкой для ранимой натуры.
В личной жизни поводов для радости было еще меньше. Роман с Волынским, когда-то открывшим ей мир искусства, сошел на нет. Покровитель оказался одержим жуткой разрушительной ревностью.
Он мог устроить сцену ревности прямо в театре, мог появиться за кулисами во время спектакля, требовал отчет о каждом шаге. А как тут не ревновать, когда армия настойчивых воздыхателей атакует Ольгу со всех сторон. Среди них сплошь знаменитости и те, кто скоро ими станет: Шостакович, Мандельштам, Гумилев, Чуковский…
Ей посвящали стихи и музыку: композитор Богданов-Березовский называл Спесивцеву Stella montis — Высокая звезда, художник Владимир Дмитриев хотел из-за нее стреляться.
Для Спесивцевой, и без того находившейся на грани нервного истощения от работы в нечеловеческих условиях, токсичная связь с ревнивцем стала дополнительным грузом.
Именно в этот момент, когда казалось, что спастись уже невозможно, на горизонте балерины появился человек, предложивший казалось реальный выход из этого ада. Крупный чиновник Борис Каплун однажды явился к ней за кулисы, властно положил руку на плечо и сказал:
— Моя!
Наверняка Ольгу подкупили его сила и властность, ведь вокруг нее в основном вращались мечтательные мужчины из мира искусства. Она влюбилась. Но и этот брак оказался очередной ловушкой, возможно, самой жестокой в ее жизни.
Влиятельный член Петросовета и хозяйственный деятель создал для супруги все условия. Она стала сытно есть, посещать рестораны и танцевать в отапливаемом театре.
Страшная правда открылась позже. Оказывается, Каплун, как представитель новой власти, распоряжался ресурсами, конфискованными во время «красного террора». Тепло в театре и продовольственные пайки для артистов были добыты через репрессии и расстрелы.
Однажды Борис пригласил впечатлительную жену на открытие нового ленинградского крематория, предложив той самой выбрать тело для первого «демонстрационного» сожжения. Это был акт абсолютного садистского обесчеловечивания — свести высшее искусство, которое она собой олицетворяла, к примитивной утилизации плоти.
Всю дорогу домой Ольга не проронила ни слова, не было и слез. Да и последующие ночи провела без сна. Как можно было спать, если, едва закрыв глаза, перед ней вставал вид печей и безликих носилок? С этих пор ее кошмары стали единственной правдивой реальностью.
А что Каплун? Он оказался абсолютно глух к душевному состоянию жены. Чиновник хотел видеть в ней только красивую знаменитую балерину — трофей, которым можно гордиться в свете. И абсолютно не желал замечать хрупкую женщину с надломленной психикой, которая нуждалась не во влиятельном покровителе, а в понимающем партнере.
Решение отправить жену в Париж, должно было выглядеть как спасение. На деле же оказалось последним, окончательным изгнанием. Больше балерине не суждено было увидеть Россию, она покинула ее навсегда…
