Обхватив себя за плечи дрожащими руками, Юлианна покачивалась, невнятно бормоча слова колыбельной. Холодный пол леденил босые ноги, оборванное платье уже не согревало изможденное тело. Лишь теплившаяся в душе надежда еще держала Юлианну на этом свете. «Все ради тебя, мое солнышко», — шептала она искаженными от боли губами…
Единственным сокровищем Юлианны был ее сын, в котором она не чаяла души. Все свои невысказанные и нерастраченные чувства, всю любовь она обрушила на него, едва разглядев в свертке, который подала ей кормилица, хмуро сведенные бровки и синие-синие глаза малыша.
Своего мальчика Юлианна назвала Габором — в честь свирепого князя Трансильвании Габора Бетлена, под знаменами которого некогда сражались ее предки. Сама Юлианна выросла на сказаниях об умном и хитром князе. И верила: её сыну суждено великое будущее!
Ради своего Габора Юлианна готова была на все. Да и о ком ей еще беспокоиться? Замуж она вышла довольно поздно — в 20 лет — за офицера императорской армии Яноша Корпоная, и счастлива с ним не была.
Нет, муж не обижал ее, просто любви между ними — такой, о которой Юлианна слышала в старинных преданиях и легендах, — так и не возникло. Словом, муж — он и есть муж. Не слишком хороший, не слишком плохой человек.
Оттого-то, когда в 1703 году в Венгрии вспыхнула очередная война за независимость, против правления императорской династии Габсбургов, а отец и муж Юлианны оказались по разные стороны баррикад, она быстро сделала свой выбор.
Муж ее защищал замок Чабраг, отец, отстаивавший свободу Венгрии, находился в числе осаждавших, и Юлианна написала письмо Яношу, умоляя сдать крепость.
То ли прислушавшись к словам жены, то ли поняв, что силы его солдат на исходе и в замке им грозит медленная и страшная смерть, Корпонай решился: он открыл ворота Чабрага и поставил свой меч на службу восставших.
Под знаменами Ференца Ракоци, некогда самого богатого землевладельца Венгерского королевства, возглавившего борцов за независимость, собралось, в основном, мелкое дворянство и крестьяне.
Лишь немногие представители высшей знати, — для которых война становилась скорее досадной проблемой, чем славным подвигом, — решились выразить Ракоци свою поддержку. Барон Иштван Андраши из старинного венгерского рода оказался среди таковых.
Хорошенька жена офицера, с которой он познакомился в городке Лоче, ему приглянулась. На двадцать лет старше, опытнее в жизненных делах, он поспешил утешить Юлианну, когда она печально пожаловалась: с тех пор как муж перешел на сторону восставших, ее положение так неустойчиво!
Если победят имперцы, — а к этому все и идет, — она лишится и денег, и владений…Кто же позаботится о маленьком Габоре?
С тех пор как в августе 1708 года войска Ференца Ракоци проиграли в решающей битве, стало понятно, что поражение всех его сторонников не за горами. В 1709 году армия Габсбургов осадила Лоче, который защищал барон Андраши. И тот, понимая, что полный разгром — лишь дело времени, решил начать переговоры о капитуляции.
К австрийскому генералу Георгу Лёффельхольцу, стоявшему под стенами Лоче, в качестве посланницы отправилась Юлианна. В этом деле у нее был свой интерес: если она поможет имперцам, то ей вернут конфискованные имения, а, возможно, даже наградят…Ей бы так хотелось, чтобы маленький сын получил титул. Он бы мог стать бароном! Или даже графом!
Старания Юлианны принесли свои свои плоды: Лоче пал. По одной из версий, граф Андраши был к этому даже непричастен. Соблазненная посулами Лёффельхольца, Юлианна быстро перешла на его сторону. Темной ночью она выкрала ключ от тайного хода, ведущего в город, который Иштван хранил под подушкой и отперла двери врагу.
Ракоци терял одного союзника за другим, и в 1712 году был вынужден бежать из страны. Юлиана, внесшая свой вклад в дело победы Габсбургов, сразу предъявила им счет. «Да, — утверждала она, — муж перешел на сторону Ракоци и остался с ним до конца.
Но она-то сама, Юлиана, немало помогла австрийцам, приложив руку к сдаче Лоче». Это давало ей основания требовать возвращения конфискованного имущества мужа, которое перешло бы сыну, а так же что-нибудь сверх того. Например, личную пенсию за заслуги перед государством или такой желанный титул для Габора.
Однако, когда дело Юлианны уже было рассмотрено и она собиралась в Прессбург (ныне Братислава) на заседание национального собрания, надеясь получить положительный ответ, в двери ее дома постучал таинственный посланник. Он передал ей письма от Ференца Ракоци, о которых Юлианна, опасаясь ловушки, тут же поспешила уведомить австрийцев.
А затем, взяв письма, отправилась в Прессбург. Отдав письма от бежавшего лидера восстания в руки имперцев, она так надеялась повысить свои шансы на титул и земли!
Но пока Юлианна тряслась в карете по разбитым дорогам, ее одолевали мучительные мысли. Правильно ли она поступила, решившись вновь предать восставших? Наконец, она решилась вскрыть послания…и пришла в настоящий ужас! Ференц Ракоци писал, что придет из Польши с большим войском, и на сей раз власть Габсбургов будет свергнута навсегда.
Из письма в письмо повторялось имя Жигмонда Геци — отца Юлианны, который остался верным сторонником своего господина. В доме Геци не только проводились тайные собрания тех, кто ждал возвращения Ракоци…Жигмонд готов был вновь стать под знамена своего господина.
Испугавшись того, что письма изрядно повредят ей в глазах австрийцев и окончательно лишат ее и сына всего, Юлианна сожгла их.
Но, когда она объявилась в Прессбурге, её уже ждали расспросы. Ходили мрачные слухи, что Ракоци вторгся в имперские земли, и власти надеялись увидеть его послания, которые обещала привезти Юлианна. Оттого-то новость о том, что их нет, была воспринята как дурная шутка.
Ожидая худшего, Юлианна пыталась бежать, но была задержана. Теперь к ней, как к возможной участнице заговора, готовы были применить самые жесткие меры.
Долгие мучительные месяцы она провела на допросах. Под пытками ныло тело, трещали кости. Юлианна почти обезумела от страха, и единственное, что еще держало ее, — желание вновь увидеть бесконечно любимого сына.
Все надежды рухнули, когда изредка навещавший Юлианну священник предложил ей помолиться о детской душе. Узница все поняла: ее обожаемого Габора, ради которого она готова была предать весь мир, больше нет на этом свете. Смысл ее жизни был потерян.
Юлианна подписала признательные показания, и это привело ее на плаху. 25 сентября 1714 она поднялась на эшафот. Перед казнью Юлианне предложили попросить прощения у Бога, но она просто сказала: «Поторопитесь, мой сын ждет!». Ее последними словами, перед тем как обрушился топор палача, были: «Мой дорогой мальчик! Я иду!».
Никто не сожалел о Юлианне, чья жизнь прервалась в 34 года. Для обеих сторон — и восставших, и имперцев — она была предательницей. Ни победившие в борьбе Габсбурги, ни собственная семья не вспоминала ее с теплотой. Свою игру, где на кон было поставлено все, Юлианна проиграла, обретя лишь дурную славу в памяти народа.
