Туфелек у нее не было, ходила босая. Перед отправкой в царский дворец тетка, вздыхая, достала ей из сундука свои сапожки. Не в лаптях же отправлять Дуню! Впрочем, на нее и не смотрел никто. Во дворец везли нарядную княжну Волконскую, а ее маленькая кузина должна была безропотно исполнять роль обычной горничной.
*
Осиротела Дуня еще в пеленках. Матушка, Анна Константиновна, закрыла глаза навеки в 1609-м, когда девочке исполнился один год. Время было неспокойное, тяжелое для Руси: поляки хозяйничали, государи на троне менялись… Так что Лукьян Степанович Стрешнев откликнулся на царский призыв и отправился вoевать. Не зная, вернется ли он.
— Деток моих возьми к себе, — просил он у княгини Волконской. – Пригляди, пока некому.
Так и попали Дуня и ее брат Степан из родного Мещовска в Москву. Волконские были им родней по матери, а княгиня – женой дяди. Смурная была женщина, всем недовольная. Забот у нее хватало своих и без бедных родственников. Но не выгонять же сирот… Не по-христиански. Так и поселились Стрешневы под ее крышей.
Лукьян Степанович был человеком храбрым, родину свою любил. Попал в распоряжение князя Пожарского и гнал поляков с русской земли… Нескоро повстречался с детьми, а они его даже не узнали. Впрочем, даже после этого Стрешневы не зажили вместе.
У Волконской было сытнее, и прислуги хватало… Жизнь же Лукьяна Степановича мало чем отличалась от жизни зажиточного крестьянина. И землю пахал, и дом свой сам подновлял…
Говорили, что Дуня – девочка спокойная и складная. Задумчивая, не такая бойкая, как кузина-княжна. Слова поперек не говорила, знала, что такова ее сиротская доля. Если тетка злилась, старалась молчать и лишний раз на глаза не попадаться. Бесприданницей ее называли, нищей, что было совершенной правдой. Не смог бы Лукьян Степанович обеспечить Дуне наследство. Вся надежда была, что кто-то замуж возьмет.
— Разбираться особенно не будем, — решила княгиня Волконская, — кто посватается, за того и отдадим.
В 1626 году для царя Михаила Федоровича Романова решили устроить смотр невест. Был такой обычай на Руси уже сотню с лишним лет – приглашали девушек из знатных семейств, чтобы показались царю на глаза. Обычай пришел из Византии.
Как раз там, в Константинополе, еще в девятом веке проводили смотрины. Однажды попробовал сделать нечто подобное и один французский король, но на его земле традиция не прижилась.
Боязно было Романовым соглашаться на смотр невест. Выбирали-то из своих! А вдруг какой боярский или княжеский род слишком высоко поднимет голову? Ведь было уже такое… Породнились Годуновы с царем Иваном Грозным, а потом и сами на престол сели. И уж слишком странно выглядела кончина маленького царевича Дмитрия, жившего в Угличе.
Иными словами, соперников себе Романовы не хотели. Но и далеко искать невесту тоже было не с руки. Иноземные принцессы принадлежали к другой вере, католической или лютеранской. Как ввести в царский дворец иноверку? Да и согласится ли она?
Михаил Феодорович был всего лишь первым государем из династии Романовых. Династия – шаткая, новая… Гордые Габсбурги и Бурбоны в сторону таких и не посмотрели бы.
Так что велели русским боярам вести в Москву своих дочерей. Пусть царь лично выберет. Молодой, ему потомство нужно крепкое! Поэтому худеньких девушек отсеивали сразу.
Дуня ехала на смотр даже без маленькой надежды. Одели ее по-простому, даже собственных туфелек у нее не было. А вот княжна Волконская, кузина, предстала во всем блеске. И волосы ей убрали жемчугом, и платье было бархатное… Красивая, статная. С гордым взглядом.
Выстроили их в ряд, велели молчать и улыбаться. Долго государь ходил среди девушек, пока не остановился… напротив Дуни. Она ведь и стояла с самого краю, не смея поднять глаза на Михаила Фёдоровича. А он указал на нее.
Велели ей назвать имя, какого рода, откуда прибыла. Говорила она мягко, и голос такой нежный, такой приятный для слуха… Дуне велели идти с царской прислугой, сказали, что ей укажут, где она теперь поселится. И оторопевшие девушки, оставшиеся в горнице, не знали, что и сказать. Нищая? Царица? Как же так?
Мать долго отговаривала сына-царя от сделанного выбора. Указывала, что и род Стрешневых – бедный, не взглянешь… А он уперся и отказывался менять свое решение. Кто-то рассказал Михаилу Федоровичу, что жила Дуня сироткой у княгини Волконской, что всячески притесняли ее, а она и слова злого не разу не произнесла.
— Добрая, обходительная, мудрая! – сделал вывод государь.
Матерь Царя была недовольна сим выбором, и с некоторым негодованием сказала сыну своему: «Государь! Таковым избранием ты оскорбляешь Бояр и Князей, знаменитых своими и предков своих заслугами; дочери их, ежели тебе и не по нраву, то, по крайней мере, не менее Стрешневой добродетельны … А Стрешнев кто?… Человек неизвестный» Архимандрит Леонид. «Старинное историческое предание о Лукьяне Степановиче Стрешневе».
И все же пришлось подчиниться царской родне. Ни о ком больше Михаил Фёдорович слышать не желал.
Всем было велено молчать. Чтобы вести о выборе государя не покинули пределов дворца. Спешно послали в Мещовский уезд, что в Калужской губернии, за отцом будущей царицы. А тот, лично пахавший свое поле, едва в обморок не упал, узнав вести. Что надо спешно отправляться в царский дворец и благословить дочь…
Держали Дуню отдельно от всех, почти взаперти. Входить к ней запрещалось посторонним – опасались, что невесту могут погубить из зависти… И только за три дня до венчания объявили царскую волю. Так что 5 (15) февраля 1626 года зазвонили свадебные колокола. Бесприданница, Евдокия Лукьяновна Стрешнева, сделалась женю царя.
Хоть и не лежало сердце у инокини Марфы к невестке, но пришлось благословлять сыновнюю избранницу. Подарила ей мать Михаила Федоровича «золотое монисто с панагией – по лазоревому яхонту был вырезан образ Спаса Вседержителя». Отец царя благословил молодых…
Милости посыпались на Стрешневых! Нищая царица не успела и слово замолвить за свою семью, как радостный Михаил Фёдорович принялся одаривать тестя. Уж больно понравилась ему молодая красавица-жена. Ради ее ласковой улыбки был готов на все.
Так что в скором времени Лукьян Степанович уже владел имениями в семи уездах, и стал девятым по богатству во всей огромной Руси. Одарили и брата царицы, и двоюродных братьев и сестер.
«В одной из комнат, — как гласит легенда, — у Лукьяна Степановича была особая занавеска. Каждый день, оставшись наедине с собой, он отдергивал её. За занавеской была аккуратно развешана его прежняя одежда, лежали орудия, с которыми Стрешнев работал в поле.
И тогда бывший бедный дворянин говорил себе: «Лукьян! Помни, что ты был и что ты ныне. Помни, что все сие получил ты от Бога. Не забывай Его милосердия. Помни Его заповеди. Делись всем, что имеешь, с бедными: они твои братья. Не утесняй никого, ты сам был беден. Помни твердо, что все земное величие — суета, и что Бог одним словом может обратить тебя в ничто».
Инокиня Марфа, свекровь царицы, сразу показала, кто главный во дворце. Не Дуня, точно. Все распоряжения делались только с полного согласия Марфы, а молодой государыне велели заниматься главный делом – рожать детей.
В этом Евдокия Лукьяновна преуспела – дала жизнь 7 дочерям и трем сыновьям. То, что в семье было так много девочек, серьезно беспокоило государя. Он бы предпочёл больше крепких наследников… Да вот с этим как раз дела обстояли неважно: дети Евдокии Лукьяновны частенько не доживали до взрослого возраста.
Вот и царевич Василий, появившийся на свет в 1639 году, закрыл свои глазки почти сразу, как родился. После этого между царем и его женой наступило заметное охлаждение. И уже до самой кончины государя у Евдокии не было детей. Не посещал Михаил Федорович покоев своей когда-то так горячо любимой супруги.
Она была доброй женщиной. Всегда помнила, что родилась не среди роскоши. И оттого так много помогала бедным и менее удачливым. В ее честь была построена Евдокиинская церковь, много жертвовала царица монастырям…
И кончины мужа пережить не смогла. Через пять недель после того, как оплакали Михаила Федоровича, преставилась и царица Евдокия.
— Иду к мужу и господину моему, — сказала она.
Как не попрекали ее при жизни, что потомство у нее хворое, наследником стал именно ее сын, Алексей Михайлович.
